Ян Левченко ⟩ Эстония с ее толерантностью – шанс для русских избавиться от фантомных имперских болей

Культура говорит на разных языках. Фото: Tairo Lutter / Postimees

В современной Эстонии государственный язык – это социальный лифт. Таков устоявшийся консенсус. Он больше не вытекает из компенсаторной дискриминации русскоязычного населения в 1990-е годы. Не связан он и с борьбой этого населения за идентичность, которая выразилась в беспорядках одной, пусть и «бронзовой», ночи второй половины 2000-х. Для нынешней русскоязычной молодежи эстонский язык – признанная мера цивилизованности. Не хочешь быть маргиналом, не хочешь вызывать нежелательные ассоциации – говори по-эстонски. Пусть с ошибками, пусть неуклюже. Эстонцы поймут.

Уровень толерантности в современной Эстонии – не сравнить с тем, что был даже десять лет назад. По крайней мере, эстонская молодежь, пристойно говорящая по-английски и вписанная в интернациональные контексты, может преподать урок добрососедства своим родителям. У тех, возможно, и были веские причины с неприязнью относиться к русским сверстникам. Уверен, что этих причин и сейчас – хоть отбавляй, как бы это ни было кому-то обидно. Только сейчас не принято безжалостно гнобить этого кого-то за ошибки в падежах и деревянный акцент. Это неприлично. В тренде вежливость, эмпатия и расположение.

Речь именно о некотором общественном договоре, а не о частных случаях. Договор этот держится на том, что учителя эстонских школ и преподаватели эстонских университетов постоянно учатся и только на этом основании учат других. Даже когда я учился в Тарту в первые постсоветские годы, преподаватели, как правило, не давили авторитетом, не выстраивали иерархических отношений со студентами, на что я позднее вдоволь насмотрелся в России. «Меня так учили, и я теперь всю жизнь буду так учить вас», – это невозможная установка для Эстонии. И потому что она уже 18 лет официально состоит в Европе, и потому что маленькой стране иначе нельзя. Она сама интегрируется в межкультурные, транснациональные общности, чтобы интегрировать в себя тех, кто к этому готов. Не «заставить» говорить по-эстонски, но сделать язык обаятельным. Достичь успеха в таком деле можно только горизонтальными мерами. И здесь даже государство не играет решающей роли. Оно может только помочь.

Чему же? А вот чему. На исходе зимы 2022 года окончательно завершилась постсоветская история. Русские диаспоры за пределами России покинули свой уютный, казавшийся вечным исторический промежуток, когда можно жить в стране, чей язык ты не только не знаешь, но открыто презираешь, опираясь на аргументы, с готовностью производящиеся российскими медиа. Сейчас продолжать в том же духе – значит не только принимать бесчестную войну, но и желать дальнейшей реставрации советской империи в странах Балтии, включая Эстонию.

Эти попытки маловероятны; важен сам культурно-исторический выбор, в ситуации которого сейчас оказались русскоязычные жители Эстонии. И эстонское государство, умеющее учиться на своих ошибках, может помочь им сделать выбор в пользу будущего. Которое сегодня явно не за Россией, превратившей себя в крепость, осажденную собственным воспаленным воображением. Эстония с ее заботливо выращенной толерантностью – хороший шанс для живущих здесь русских людей избавиться от фантомных имперских болей и начать жить. Для этого не нужно забывать себя, только оставить страх и подтянуть эстонский ради удовольствия и самоуважения.

Летом 2014 года, вскоре после аннексии Крыма и незадолго до столетней годовщины Первой мировой войны, моя семья путешествовала вместе с петербургскими друзьями по островам Западно-Эстонского архипелага. Когда я был на Сааремаа, мы заехали в кемпинг неподалеку от выезда на полуостров Сырве. Хозяйка вышла навстречу, и я пошел за ней к домику, поскольку лишь один я из нашей компании немного говорил по-эстонски. По пути мы обсуждали на этом языке стандартные гостиничные темы.

Внезапно женщина посмотрела на меня в упор и спросила: «У вас машины с российскими номерами, вы бронировали жилье из России, почему вы говорите по-эстонски?» Я объяснил, что родился и учился в Таллине и Тарту, но всегда говорил по-русски и в итоге уехал в Россию. Она кивнула, мы пошли дальше, но потом она еще не раз восклицала: «Господи, вы говорите по-эстонски, Вы говорите на моем языке!» Наверное, мне повезло: если бы у машин были эстонские номера, сцена, возможно, не была бы столь трогательной. Но вышло как вышло. И теперь я уже не забуду голос счастливой хозяйки, принимающей людей, готовых немного говорить на ее языке.