Как приживались в Грузии новые русские эмигранты, рассказывает покинувшая Россию социолог Анна Кулешова.
Мы оказались в Тбилиси в первые дни «спецоперации», то есть еще до того, как там начало заканчиваться жилье и когда еще не отключили карты Visa и Master Card для россиян. Нас пятеро – мы с супругом и трое детей. Решение об отъезде приняли быстро. В нашей семье не было разногласий, зато была поддержка компании, в которой работает муж – IT-специалист. Детей перевели в онлайн-школы, собрали по чемодану на человека и уехали.
Часто говорят, что россияне уезжали не из-под обстрелов, что их вынужденная эмиграция совсем не похожа на украинскую, что она носит эмоциональный характер и связана с нежеланием потерять привычные блага. Отчасти это правда. Но стоит помнить, что истории уехавших разнообразны, у каждого человека и каждой семьи были свои обстоятельства и свои (порой ограниченные) ресурсы. Кто-то уже подвергался преследованию по политическим мотивам в России, кто-то сорвался с места «за компанию», кто-то уехал, опасаясь закрытия границ и мобилизации. Всех объединяло принятие решения в ситуации неопределенности и информационного давления.
Мы были наслышаны об антироссийских настроениях. О них рассказывали буквально со всех сторон. И попробуй разберись, где заканчивается пропаганда и начинается правда. Каждый раз, видя новости о ненависти к россиянам, я напоминала себе, что в СМИ показывают чрезвычайные случаи, и поддаваться панике не стоит. И все же, приехав в Тбилиси, завешанный украинскими флагами и антипутинскими надписями, мы узнали, что россиянам не сдают жилье. В итоге в апартаменты мы заселились не впятером, как планировали, а вшестером, вместе с Сергеем, программистом из Воронежа, получившим ранее отказ в аренде отдельного жилья.
Хозяйку апартаментов, найденных через сервис AirBNB, прождали больше часа. Она опаздывала и сбрасывала звонки. За это время я успела усомниться в правильности решения ехать именно в Тбилиси. Но когда мы наконец-то вселились, хозяйка объяснила, что была в полиции. С нами на этаже живут украинцы, которые проявляли агрессию в отношении соседей-россиян. Пришлось обратиться за помощью и напомнить, что разжиганию ненависти на национальной почве в Грузии не место.
Дальше была ночь, горный воздух в открытом окне и необыкновенно глубокий сон после долгой дороги. Распаковав чемоданы, мы обнаружили отсутствие интернета, на который завязаны работа и учеба. Купили сим-карты и с трудом пообщались с провайдером, благо в доме было сразу два квалифицированных IT-специалиста. Наконец, на максимальных для Тбилиси оборотах интернет заработал, но он и близко не был похож на московский.
Вскоре выяснилось, что проблема не только с интернетом, но и с картами местности. Мы так и не привыкли, что на гугл-карте отмечено то или иное заведение, а по факту оно закрыто или никогда не существовало. Ну и отдельная история – добраться до места назначения. В городе мало привычных тротуаров, и редкая машина останавливается на пешеходных переходах.
Травмирующим моментом стала смена социальных ролей. Большая часть переехавших в Тбилиси – москвичи, петербуржцы и жители городов-миллионников, у которых успели сформироваться привычки среднего класса. Мне в Тбилиси впервые за долгое время выпала роль хозяйки. Еду в дом не заказать, посудомоечной машины нет, дочерей невозможно отпустить на улицу одних.
Но наше положение было еще терпимым в сравнении с семьями, которые приехали с маленькими детьми и впервые оказались без нянь, бабушек и детских садиков. Это все немного походило на пандемию: ты снова взаперти с детьми, а помощи ждать неоткуда. Открываешь кулинарные сайты, пытаешься на незнакомой плите приготовить из непривычных продуктов что-нибудь съедобное, усаживаешь детей перед мультиками, чтобы успеть поработать. Привычным образом делегировать обязанности, оставляя за собой функцию контроля, в условиях вынужденной эмиграции оказалось почти невозможно.
Но буквально неделю спустя моя средняя дочь уже ездила без сопровождения на занятия музыкой к репетитору. Добрая женщина не только давала уроки, но и оставляла ее одну в квартире поиграть на фортепиано. Знакомые семьи с маленькими детьми обзавелись нянями или просто помогали друг другу посменно. Сложнее всего привыкали к новым реалиям дети до десяти лет. Они требовали привычный дом, любимые игрушки, общение с родственниками и друзьями, настаивали на возвращении в Россию. Родители пытались справляться с их капризами и бытовыми неурядицами.
Тем не менее жизнь налаживалась. Мы достаточно быстро разузнали про дружественные продуктовые лавки, где с нами здоровались на русском и дарили гостинцы к покупкам. Осталось привыкнуть к тому, что продукты и вино каждый раз будут неодинаковыми по причине отсутствия консервантов.
Вот только чтобы купить продукты, нужны деньги, а счет в банке мы не смогли открыть ни с третьей, ни с пятой, ни с седьмой попытки. Переводы из России замораживались: сотрудники банков показывали нам, что деньги в Грузию поступили, но выдача их невозможна. Повезло, что супругу прислали иностранную корпоративную карту. Многие в схожей ситуации были вынуждены плюнуть на всё и вернуться. Одно дело – приехать в другую страну с удаленной работой и зарплатой, совсем другое – оказаться с заблокированными картами и без возможности получить перевод.
Мы не пытались найти работу в Тбилиси, но читали в чатах, что это нелегко. Многие выбирали отъезд в Армению и Казахстан, где россияне могут зарегистрироваться как предприниматели, что очень облегчает трудоустройство.
К своему изумлению, я часто слышала фразу: «Видно же, что вы нормальная!». Таксисты объясняли, что «любая война – это зло, а главное – не верить пропаганде и помнить, что на ненависти ничего не построишь». Подходили сотрудники музеев со словами: «Позвольте показать Вам мой любимый экспонат». Продавцы в магазинах говорили: «Если нужна помощь – говорите. Не верьте, что грузины ненавидят русских, мы все понимаем».
В больнице, где я была с ребенком, с нас отказались взять деньги, сказали – это подарок. Оказаться «нормальным» россиянином в ненормальной ситуации – интересный опыт. Особенно на фоне отношений с соотечественниками, оставшимися в России. Кто для них уехавшие – счастливчики или предатели? Люди с гражданской позицией или малодушные слабаки?
Россияне и так ощущали себя в принимающих странах больше, чем просто иностранцами. Их приезд был изначально политизирован, но они еще на глазах теряли устойчивую идентичность внутри своей страны, среди своих друзей, родственников и коллег. Тем активнее они настаивали на себе, прибыв на новое место.
Подъезд дома, в котором мы жили, оставлял желать лучшего – обшарпанный, плохо освещенный, с платным (!) лифтом. Потом я поняла, что в Тбилиси неопрятные улицы, ветхость и мусор – некоторый вариант нормы, создающий особую эстетику города. Прибывшие россияне решили не фыркать по этому поводу, а устроить субботники, прибрать парки, территории, где они живут.
Не всегда этот порыв встречал одобрение местных жителей. В нем усматривали высокомерие, что, впрочем, волонтеров не останавливало. Они исходили из того, что главное – сделать полезное дело. То же касалось и отношений с украинскими беженцами, поначалу отказывавшихся принимать помощь российских волонтеров в Тбилиси. Но ребята исходили из необходимости сделать что-то полезное и в итоге сумели заслужить уважение и доверие к себе.
Буквально за пару недель эвакуанты наладили в Тбилиси сеть взаимодействия – организовывали экскурсии по городу, лекции на самые разные темы от полиамории до истории грузинского языка и прочий культурный досуг. В городе оказались писатели, иллюстраторы, сценаристы, социологи, культурологи. Не считая вездесущих программистов.
Поначалу я думала, что буду в другой стране одна-одинешенька, а на самом деле – очутилась в кругу единомышленников и в центре культурной жизни. Каждый день общалась с друзьями и встречалась со знакомыми по Фейсбуку. Однажды пошла на балет в театр им. Шота Руставели и встретила там коллегу, с которой в 2009 году учились на курсах повышения квалификации в Институте социологии РАН.
К слову, о театрах: билеты очень доступные, цены совсем не похожи на московские, за 20 евро можно сесть на лучшие места. Это влияет на состав публики – среди зрителей в партере есть родители с детьми, пожилые люди, инвалиды, священники, подростки.
Дети тоже не только дистанционно учились, но и встречались с одноклассниками, уехавшими из Москвы с родителями, влюбились в Ботанический сад Тбилиси, привыкли к хачапури и хинкали, а еще к тому, что местные часто говорят: «Мы христиане, мы люди». Наверняка сначала из-за пандемии и теперь из-за войны они повзрослели быстрее, чем взрослели их родители…
Для многих, и для нас в том числе, Тбилиси был точкой транзита, где можно находиться без визы и готовить необходимые документы. Но немало людей рассматривали вариант остаться в Грузии навсегда, невзирая на недружелюбие государственных институтов. Справедливости ради отмечу, что и к грузинам, ранее жившим в России, местные власти неблагосклонны.
Опыт жизни в Тбилиси весной 2022 года показал, что приехавшие туда россияне активно пользовались языком агрессии и травмы, были склонны рисовать черно-белые картины и не слишком задумывались о том, как жить в принимающих странах, вздрагивая от слухов и таская за собой предрассудки. К сожалению, в российской школе так и не начали учить межкультурной коммуникации и медийной грамотности, хотя в глобальном мире обходиться без них невозможно.
К маю стало заметно, что моральная паника начала снижаться, люди привыкали к новой жизни. К сожалению, мы по-прежнему узнаем из СМИ о сенсациях и ужасах, а не о практиках обыденности. Информационные пузыри, успешно сформированные алгоритмами соцсетей, все сильнее разделяют людей. Надо учиться выходить наружу – в большой мир. И учиться говорить с ним.
Анна Кулешова – кандидат социологических наук, работала в научных журналах, в том числе – при Всероссийском Центре Изучения Общественного Мнения, соавтор книг «Родительство 2.0», «Открытый (в)опрос: общественное мнение в современной истории России», главный редактор журнала «СоциоДиггер».
/nginx/o/2022/06/14/14624815t1h9394.jpg)