Елена Скульская: мне стыдно за тех, кому стыдно сейчас говорить на русском языке

«Напрасно думать, что люди, которые идут убивают мирных граждан в Украине или вообще участвуют в этой войне, накануне перечитывают Достоевского, Пушкина, Толстого, Бродского. Это невежественные люди, они не имеют никакого отношения к тому, что мы называем русской культурой», — сказала писательница и поэтесса Елена Скульская в эфире авторской передачи Сергея Метлева «Гражданин М». 

- Я хочу прибегнуть к еще неопубликованной статье вашего авторства. В некотором смысле это анонс, материал выйдет на портале Rus.Postimees в субботу. Среди прочего вы написали: «Я глубоко убеждена, что сохранность связи с достойными представителями русской культуры — это то, что помогает нам оставаться людьми». Что такое для вас русская культура? Вы еще уточняете, что русская культура в своих лучших проявлениях всегда стояла на стороне добра. Почему?

- Русская культура очень литературоцентрична, поэтому речь пойдет, прежде всего, о литературе. Цитирую Евангелие от Иоанна: в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Любой настоящий художник — это всегда гонец с вестью о времени. И это всегда дурная весть, потому что иначе хороший художник работать не умеет. Он всегда несет дурную весть о времени. И с древнейших времен этого хорошего художника, несущего дурную весть, убивали. В России это делалось всегда.

Николай I, как вы знаете, травил Пушкина. Когда за завтраком он узнал о смерти Лермонтова, то закричал «собаке собачья смерть!», вызвав негодование своей жены, которая осмелилась сделать ему замечание. Достоевский был на каторге, Толстой — отлучен от церкви, Мандельштам — отправлен в лагерь, Цветаева — доведена до самоубийства, Ахматова — растоптана и не имела возможности писать. Бродский и Довлатов были высланы из страны. Набоков уехал сам. Никогда в жизни русские писатели не продавались правящей верхушке. А продавшись, они теряли свой талант. И они это прекрасно знали: нельзя окунуться в кипяток, а затем вынырнуть и стать более молодым и талантливым.

Поэтому те люди, которые сегодня противостоят своим творчеством войне в Украине, могут делать это открыто, сочиняя стихи. Они могут противостоять тем, что эмигрируют, они могут противостоять тем, что просто создают хорошие художественные произведения, продолжают издавать хорошие книги, толстые журналы. Как, например, Чехов, который не интересовался революционной деятельностью, надвигающейся Первой русской революцией, Русско-японской войной. Тем не менее, Чехов остался, а война —  это всего лишь достояние истории. Вот что я имела в виду.

- Это богатейший пласт русской культурной традиции, который, разумеется, проникает и в быт: мы можем его описать, мы его чувствуем. Все, кто говорит по-русски, соединены с ним. Такие мощные имена, люди гуманистического склада мысли. Но почему при всем этом богатстве не удалось достучаться до большинства жителей метрополии, то есть России? Мы часто видим, что эти люди говорят по-русски, но можно сомневаться, являются ли они носителями русской культуры.

- Мне кажется, что русская культура вообще сейчас находится в тупике, в частности, и по этой самой причине. Напрасно думать, что люди, которые выполняют приказ, идут и убивают мирных граждан в Украине или вообще участвуют в этой войне, накануне перечитывают Достоевского, Пушкина, Толстого, Бродского или Довлатова и вот утром, вдохновившись, скажем, темой рока из «Ромео и Джульетты» Прокофьева, идут в бой. Конечно, нет. Это невежественные люди, они не имеют никакого отношения к тому, что мы называем русской культурой и которая бессмертна, как и любая другая культура.

- Но получается, что есть две разные русские культуры: одна, которую вы боготворите, и вторая, на которую ссылаются люди, совершающие международные преступления?

- Сейчас был очень длинный период без войны. Вообще-то война всегда сопутствовала человечеству, и всегда была ситуация, когда имеется одно и другое племя. И счистить с человека налет цивилизации довольно легко, если это не его сущность. Давайте вспомним хотя бы «Планету обезьян» Пьера Буля.

Вы помните, что первый, кто становится там обезьяной и радостно ест банан, - это профессор, которого они взяли с собой, и вообще на этой планете люди поменялись местами с обезьянами? И цивилизация с них счистилась моментально: они перестали разговаривать, они перестали быть людьми и отдали планету обезьянам. Мы можем вспомнить «451° по Фаренгейту», «Скотский хутор» и «1984» — это то, что подстерегает нас на каждом углу. Россию это подстерегло настолько, что началась агрессия, началась война.

- Если посмотреть на то, как мир видит русскую культуру, то можем сказать, что за четыре месяца изменилось довольно многое. Одно дело, когда люди, говорящие на иностранных языках, демонстрируют свой протест против войны, отрезая, хотя бы временно, разного рода культурные события, выставки, книги. Или отказываются ходить в русские рестораны. Есть такого рода тенденции. Но, нужно признать, что все больше людей — носителей русского языка — тоже начинают избегать русской культуры, соединяя ее с результатом развития, которое мы получили 24 февраля. Что вы скажете русским людям, которые больше не любят русскую культуру из-за войны?

- Есть моменты, когда человек обязан говорить «я». Есть моменты, когда человек обязан говорить «мы». Мне хочется сказать «мы» в одном случае: мы, наше государство, наше общество против войны. Мы осуждаем ее. Но при этом я являюсь русским писателем, я являюсь носителем русского языка. Конечно, я являюсь и частью эстонской культуры, поскольку знаю эстонский язык и литературу, поскольку я от этого зависима в своем творчестве. Я родилась здесь и всю жизнь дружила с эстонскими писателями, переводила их, сейчас бесконечно перевожу эстонскую поэзию.

Воспитывала в себе чувство свободы как чувство ворованного воздуха, которое всегда существовало, и в советское время, у эстонских писателей. Это не всегда было у русских писателей, которые были куда осторожнее. Здесь было гораздо больше свободы, но это не значит, что я перестала быть русским писателем, потому что писатель определяется только по языку. Где бы он ни находился, хоть в Новой Зеландии — там, конечно, будет другая география и его творчество будет отличаться, предположим, от моего, где хотя и русские персонажи, но они будут ходить по европейским улицам.

По поводу людей, которые заявляют «мне стыдно, что я говорю на русском языке», мне хочется сказать, что мне стыдно за этих людей. Мне кажется, что за ними стоит такой массив добра, праведности русской культуры, что они должны были бы гордиться этим, продвигать это, способствовать сохранности этого.

Люди, которые предлагают поставить на паузу русскую культуру и общение с ней, хотят погрузить нас всех, для кого русский язык является родным, в искусственную кому, то есть отключить мозг. Мы начали разговор с Евангелия от Иоанна, и Толстой, разбирая его, говорит, что слово — это прежде всего то, что отличает нас  от зверей. Если мы отказываемся от своего языка, нас, в конце концов, разжалует зверье. Я бы не хотела быть разжалованной.

- Вы знакомы со многими деятелями эстонской культуры, вы дружили с теми, кого уже нет с нами, с великими умами. Вы общались множество раз с Леннартом Мери. Сегодня, когда вы являетесь сторонницей сохранения и использования русского языка и культуры в Эстонии, каким образом выглядит ваше общение с эстонцами, вашими коллегами по цеху?

- Ничего не изменилось, я по-прежнему перевожу эстонскую поэзию и, к сожалению, нет в живых моего самого любимого поэта Юхана Вийдинга, с которым мы дружили и книгу которого я перевела. И 14 марта, в День эстонского языка, я удостоилась чести читать их на эстонском языке у дворца президента. И действительно, это, может быть, единственный поэт, которого я решаюсь читать на эстонском языке вслух, то есть исполнять.

Мои студенты в театральной студии представляли мой сборник переводов ушедших недавно поэтов, поэтов моего поколения. Они читали их произведения и на эстонском, и на русском. Во всех остальных случаях приходят поэты, которых я перевожу, читают свои произведения на эстонском, а потом мои студенты читают эти произведения на русском. Так что сохранились абсолютно прежние отношения, что было подчеркнуто и на фестивале Prima Vista, в котором участвовала и я, и мои студенты. Мне было очень приятно, что мэр города обратился на пяти языках к собравшимся писателям и, повернувшись к столику, где сидели мы с Александром Генисом, он обратился к нам на русском языке.

На фестивале HeadRead тоже был представлен мой спектакль. Да, в этот раз русские писатели не сочли для себя возможным приехать на HeadRead, хотя их звали. Но как-то они не были уверены в возможности отстоять свое право участвовать в Европейском форуме, ощущали чувство коллективной вины, мучились, страдали. В этом мучительном состоянии они не приехали, но я себя чувствовала так же комфортно среди своих товарищей и коллег, которые не сомневаются в моей позиции.

Подробнее смотрите в видео!