Виктор Ерофеев ⟩ Слезы и ярость: диалог о войне в Украине и будущем России под крышей немецкого университета

Виктор Ерофеев. Фото: Margus Ansu

В университете немецкого города Люнебурга для обсуждения войны и состояния России собрались двенадцать студентов из Украины, России, Казахстана и Германии – опасный, казалось бы, взрывной коктейль, пишет российский писатель, новоиспеченный профессор литературы Университета Лёйфана в Люнебурге Виктор Ерофеев. 

Ненависть, ненависть и еще раз ненависть – главное модное слово любой войны, включая нынешнюю, российско-украинскую, которую в Кремле стыдливо называют военной спецоперацией. В России мрачно шутят, обыгрывая старую шутку с лицемерным запретом называть жопу жопой. Жопа есть, а слова нет. Так и здесь. Запретное слово.

Но война идет, и ненависть ширится. Официальные переговоры о мире не дали результатов. Не удивительно. Мы снова вступили в период религиозных войн. Российская идеология укладывается в одну фразу: мы лучше всех. На вопрос почему, ответь по-детски: потому!

На фоне новейшей религиозной войны я провел коллоквиум в люнебургском университете, где уже два месяца числюсь профессором литературы. Я пошел навстречу пожеланиям самих русскоговорящих студентов, и для коллоквиума родилась тема в духе Льва Толстого: «Война и мир сегодня». В результате собралась группа из двенадцати человек из четырех стран: Украины, России, Казахстана и Германии (немцы, впрочем, не говорили по-русски, но для них специально переводили) – опасный, казалось бы, взрывной коктейль.

- Капитуляция, только капитуляция! – решительно выдвинула украинка Ирина из Восточной Украины свое требование к исходу войны для России.

Противоречивый диалог о войне

Но так случилось, что на коллоквиуме вместо взрыва случился межнациональный диалог, несмотря на силу эмоций. Может быть, разговор состоялся потому, что на встречу пришли исключительно женщины, молодые студентки, переехавшие жить и учиться в Германию? Или все-таки потому, что никто не заявил позицию, кардинально противоположную позиции Ирины?

Нет, будь на месте студенток молодые люди за исход встречи трудно было бы поручиться. В военное время даже подобие разногласий способно спровоцировать драку. Война – это рентген, который просвечивает человека насквозь. В конце концов, так случилось, что сторонники, соотечественники Путина, многие из них пожилые люди, в Германии очутились на улицах, на демонстрациях с криками и флагами, а противники – в университетах.

Высокая, худощавая Ирина и ее подруга Наталья (обе из Днепропетровска), которые говорят и видят сны по-русски, но свободно владеют украинским языком, в Украине не нашли никаких неонацистов, против которых в качестве предлога выдвинулась путинская армия (на самом деле для того, чтобы расширять имперское пространство священного «русского мира»), но спокойно признают, что есть украинские националисты, которые, впрочем, никогда и никому не мешали общаться по-русски как в Восточной, так и в Западной Украине.

Что же касается оккупации, то Наталья передает слова своей подруги из «освобожденного» района Украины (она общалась с ней по телефону), что та постоянно чувствует «липкую, грязную» атмосферу. Глаза Натальи наполняются слезами. Она не сдерживается, начинает плакать.

Неопределенность будущего давит

И это не единственные слезы на нашем коллоквиуме. Молодая, светловолосая москвичка Юлия, идеалом политического деятеля для которой в России является Борис Немцов, демонстративно убитый несколько лет назад у стен Кремля по явно политическому заказу, рассказывает о том, что день 24 февраля, когда началась война, стал переломным днем ее жизни. Все прежнее потеряло значение, мир перевернулся, стал неузнаваем, обнулился, будущее провалилось в тартарары. Она уехала и когда вернется назад – теперь неизвестно. Здесь слезы покатились у нее из глаз.

Честно сказать, у меня тоже запершило в горле. Ведь тем дальше идет война, чем больше вырисовывается неопределенность будущей жизни. Конечно, на симпозиуме не случайно возникла тема возможных болезней Путина, которые в конечном счете обрушат его карьеру, но можно ли желаемое выдавать за действительное?

Сотни тысяч русских людей рванули с началом войны за границу, чтобы не стать соучастниками путинской политики, не слышать пропагандистского телевизора, но многим казалось, как и Юлии, что такое долго не продлится, что вот-вот найдется какое-то решение: или западные санкции задавят режим, или грянет какой-нибудь переворот, который придет неизвестно откуда.

Опять две России

Однако после промаха на киевском направлении, армия Путина как будто возродилась, как временно поверженный дракон, и на лице президента снова заиграла самоуверенная, глумливая улыбка. И сколько лет жить этой улыбке? Ведь, в сущности, если целая команда врачей печется о его здоровье, то все это может растянуться на десять, если не на пятнадцать лет, и бегство из страны примет уже характер бессильного пребывания на чужбине.

Как и после гражданской войны, возникшей по следам большевицкого переворота, когда просвещенная Россия с муками стала адаптироваться на Западе, теперь возникает подобная картина разрыва не только с режимом, но и с родной страной, оставшимися там родственниками, друзьями, коллегами, наконец со скромной подмосковной дачкой на опушке березового леса.

На месте уехавшей за границу культуры сопротивления и негодования возникнет, как и в советские времена, новая культура, и ее адепты с радостью займут места отъехавших чуть ли не навсегда (или навсегда?) протестантов. Правда, в советские времена дело кончилось сталинским террором, и наслаждаться своим продвижением по службе и по жизни привелось далеко не всем, но что приготовит нашим соотечественникам постаревший послевоенный Путин?

Размягчение, ужесточение, озлобление, сожаление? Или все-таки законы биологии поскорее скажут свое решительное слово? – Собственно, это были темы не только вытирающей слезы Юли, но также и студентки москвички Анны, да и мои сюда подключились переживания. Станут ли мои дочки немками, француженками, кем еще? И что из этого выйдет?

Атмосферу на минуту наступившего усталого бессилия несколько смягчили девушки из Казахстана. Они – русские этнические немки – выехали еще до войны в Германию с родителями, устроились здесь и смотрят на события на востоке Европы «из прекрасного, как говорил Гоголь, далека». Правда, война взорвала семейный мир многих казахских семей, говорит и восточного вида Алина, и бывшая жительница прекрасного города Алма-Ата Валентина. Одни за Путина, другие против – все переругались.

Но это не только в Казахстане, считает украинка Ирина, у нас тут тоже есть в Люнебурге пожилые украинки, плоть от плоти жительницы Советского Союза, которые поучают нас, что Путин прав, как будто они приехали сейчас из воюющей страны, а не мы. Казашки, вместе с тем, переходят к проблемам геополитики. Они считают, что Казахстан так сильно связан экономически с Россией, то он будет либо кивать Путину, либо отмалчиваться. Правда, добавлю от себя, судя по выступлению казахского президента Токаева на нынешнем экономическом форуме в Санкт-Петербурге, Казахстан отказывается признавать псевдогосударства ДНР и ЛНР.

Виновата ли русская культура?

Ну, хорошо, говорю я, а что же нам делать с русской культурой? Ведь есть мнение радикальной части украинской интеллигенции, что ее надо закрыть, книг русских отныне не читать, Чайковского не исполнять.

Тут взрывается Ирина.

— Это идиотизм! – восклицает она. – Какое отношение русская культура имеет к режиму Путина?

Пожалуй, с Ириной согласны все. Русскую культуру не закрываем. Более того, замечаю я, она в лице Чехова, Пастернака, Ахматовой создала такие общечеловеческие ценности, которые пришлись по душе европейцам больше, чем самой русской глубинке, и именно эти ценности восстали против российского вторжения в Украину. Вот такой парадокс.

Ну пора переходить к нашим немецким участникам. Я забыл сказать, что все-таки у нас был один парень – ну даже не студент, а кандидат в студенты, вместе со своей сестрой студенткой заглянувший на симпозиум из любопытства. Я спросил у семнадцатилетнего статного Бернарда, мог бы он отправиться в Украину в качестве солдата и там убивать противника. Он решительно отказался. - А вы? – спросил я его сестру. – Как можно убивать людей, у них же есть матери, семьи! – чистосердечно удивилась она. – Нет, - неожиданно перебил ее младший брат, - я бы убил, если бы враги ворвались в мой дом и стали угрожать семье.

Я так понимаю, сказал я молодым немцам, что вы принадлежите к пост-героическому обществу. Вот у Юли, например, идеал – Немцов. А у вас? – Молодые немцы молчали. Что, нет у вас идеального героя? – Они продолжали молчать. Кажется, они вообще не понимала мой вопрос. О чем говорит этот русский?

Здесь на выручку к молодым немцам энергично пришла моя немецкая коллега, профессор люнебургского университета. Я тоже думала, сказала Сюзанна, что у меня нет героев. Но все-таки есть коллективный образ интеллектуала, который отстаивает идеалы справедливости.

– Может быть, это я? – сказал я в шутку, и все рассмеялись. – И все же, продолжал я, - вы, Сюзанна, по-моему, придерживаетесь весьма левых взглядов, и, если бы были канцлером Германии, вы бы дали больше тяжелого оружия для Украины? – Да! – А запретили бы пропутинские уличные манифестации? – Да, если они противоречат законодательству Германии!

– Нет, только капитуляция России решит все проблемы, - вновь выступила Ирина из Днепропетровска.

В ее голосе звучали не слезы, но ярость. А я про себя подумал: неужели режим будет существовать еще 15 лет? Ведь чем дальше будет продолжаться этот ужас, тем больше будет похожа ментальность нашего простого русского человека на выжженную землю – выжженную извращениями морального и политического содержания. И на этой земле бурным цветом зацветут сорняки – чертополохи, борщевики. Ну, может народится и пара васильков, но долго они не продержатся. И не зря говорил наш диссидент и писатель 19-го века Александр Герцен: В России надо жить долго, чтобы дожить до чего-то хорошего.