Виктор Ерофеев ⟩ Обстрел ненависти, страха и трусости: как лучшие театры Москвы стали жертвами войны

Виктор Ерофеев. Фото: Margus Ansu

Удар по лучшим театрам Москвы – закономерное продолжение военной спецоперации, которая в поисках врагов обнаружила их в глубоком культурном тылу. Ракетному обстрелу ненависти, страха и трусости подверглись, под хорошо известной мне маской непродления договоров, не только идейные позиции театральных режиссеров, но также их мечты о будущих постановках. Есть реальные жертвы. Это, прежде всего созданный Кириллом Серебренниковым «Гоголь-центр», которому Департамент культуры Москвы вернул тоскливое название Театра имени Гоголя, напомнившее о его маразматическом прошлом, пишет российский писатель Виктор Ерофеев.

Что будет со спектаклями и актерами «Гоголь-центра», которые осмелились иметь свое, отличное от официального, мнение о войне в Украине? Что запретят, кого выгонят из театра? По масштабах схватки с культурой наши власти уже сравнимы с большевицким переворотом. Не исключено, что они даже перещеголяют достопамятную травлю классовых врагов. Тогда придумали категорию просоветских попутчиков – теперь нужна не только лояльность, но и собачья преданность. Совершенно чудовищной жертвой обстрела оказался Иосиф Райхельгауз, многолетний руководитель театра «Школа современной пьесы» на Трубной. Весь московский театральный мир знает Иосифа как изобретательного мастера режиссуры, посвятившему творчеству всю свою жизнь. Надо быть, действительно, агрессивным невеждой, чтобы поднять руку на мастера. Ну и наконец легендарный «Современник»: вмешиваться в творческие дела такого театра – непростительный грех.

Кто и зачем взял на себя эти разгромные решения, равнозначные оскорблению и унижению культуры, которые повторяют черные дни царизма и коммунизма?

Возможны разные предположения.

Скорее всего, это репетиция большого представления под названием «Преемник». Репрессии по отношению ко всему либеральному лагерю, включая перечисленные театры, - это откровенное желание силовиков не допустить очередную историческую оттепель, которая вряд ли бы их пожалела. В культуре эта партия войны находит возмутителей общественного спокойствия и так-то не слишком стабильного, хрупкого, способного в какой-то момент превратиться в бурю. Преемник Икс, который в конечном счете появится по чисто биологическим причинам, должен быть, по мысли чекистов, продолжателем политики осажденной крепости, а театр, если он настоящий театр, это открытая площадка, по своей сущности стремящаяся к диалогу. Культура в нашей стране традиционно противостоит беззаконию и безнаказанности верхов. Ее можно сломать или купить, но тогда она перестанет быть культурой.

Театры попали под обстрел и по чисто формальной причине невыполнения законов военного времени. Войны официально нет вот уже сто с лишнем дней, а законы военного времени становятся все более жесткими. Цензура еще гримируется под всякие формальные поводы закрыть выставку или театр, но скоро можно будет выступить и без грима. Не по дням, а по часам растет желание выслужиться перед президентом, который предлагает складывать песни о своих доблестных воинах-освободителях. История страны превращена в карусель.

Но помимо разгрома есть еще метод вербовки – на верхах много профессионалов этого дела. Поставить известного человека перед невыносимым выбором: оставить свой пост, отказаться от любимого дела или пойти на сотрудничество – это род мучительства. По сути – садистской пытки. Как видно, руководители перечисленных театров не пошли на сделку – и получили по полной, хотя может возникнуть или уже возникает темпа мягкого отката. Например, на место Райхельгауза назначен Дмитрий Астрахан – достаточно известный режиссер, явно не обожатель военной партии – но что с ним будет и уместен ли был этический сбой (если он был) профессиональной этики – посмотрим. В советские времена на место Юрия Любимова в театр на Таганке назначили не менее талантливого режиссера, Анатолия Эфроса. Он сохранил театр, но осадок от его принятия предложения заменить собой Любимова все-таки остался.

Но есть и крутые примеры реальной или воображаемой сдачи в плен. Недавний случай господина Эрмитажа, он же Пиотровский, имеет ценность смеси злодейства с закамуфлированным вызовом. Ясно, что потерять свое музейное детище – не шутка. Ясно, что всякий человек не совершенен и порой склонен к компромиссам, которым нас долго учила наша родина. Вот почему когда руководитель великого музея страны рассуждает в интервью с правительственной газетой об имперскости русской ментальности и о войне как национальном самоутверждении становится непонятно, издевается ли он втайне над властями, подыгрывает им или просто под видом сдачи в плен говорит о вещах, которые ближе Чаадаеву, чем президенту. В любом случае он сказал – либералы возмутились – все спустя время подзабыли, а пост сохранен, и коллекция, повествующая о вековечной человечности искусства сохранена под крылом господина Эрмитажа.

Как бы в дальнейшем ни развивались события на культурном фронте, ясно, что мы имеем дело с разломом культуры, с ее деконструкцией. Одни – за, другие – против, третьи не определились – все это привычная картина русской действительности. Но когда идет речь о законах военного времени многообразие мнений превращается в головах власть имущих в призыв к ее ликвидации. Хотите молчать – молчите, но не требуйте государственных денег и поддержки Департамента культуры. Сильно недовольных запишем в иностранные агенты, а таких молодцов, как господин Эрмитаж заградим и задобрим. Иначе быть и не может в нашем царстве-государстве. Жаль, однако, прекрасных театров.