/nginx/o/2022/08/11/14753126t1hdf91.png)
«Ваня, Ванечка, братик, открой глазки, мой малыш, мой любимый, братик. Мама, почему у него закрыты глазки? Мамочка, он умер?» Под такие вопросы одной из своих дочерей Ольга Березка спускалась в подвал. В этот же момент ее мужа Женю пытались вызволить из-под машины, которой его придавило в результате авиаудара. Мариуполь, март этого года. Ад на земле.
Мариуполь – город, который армия РФ стерла с лица земли. Город, который стал символом украинского мужества, смелости и непоколебимости. И в то же время это город смерти, разочарований и страданий. Мариупольцы пережили настоящий ад, и, к сожалению, многим не удалось из него выбраться. Жительница Мариуполя Ольга Березка рассказала RUS TVNET, как переживала войну вместе с мужем, свекровью, дочерьми шести и семи лет и десятимесячным сыном.
«Я всегда мечтала создать крепкую большую семью. Это желание всегда было в приоритете. Ни умопомрачительная карьера, ни саморазвитие на всех уровнях, ничего не привлекало меня так, как желание иметь семью. Любимый мужчина, счастливые дети, теплый уютный дом – это все у меня получилось. И было счастье длиной в восемь лет, но в один момент мой мир рухнул», – начинает свой рассказ Ольга.
24 февраля, когда в Украине началась полномасштабная война, муж Ольги даже вышел на работу и первую неделю с начала вторжения российской армии семья оставалась в городе, но с каждым днем обстановка становилась все хуже и хуже.
Они жили в микрорайоне Пентагон – он первым попал под атаки россиян, поэтому 3 марта семья покинула уехала к друзьям в более спокойный район Мариуполя. «Наш район начали бомбить из "Градов", когда снаряды полетели в соседние дома, стало понятно, что нужно бежать. Мы знали, что наш город закрыт – мы в котле, поэтому мы поехали к друзьям в центр города, думали, что там спокойнее. Первые три дня мы слышали взрывы, но издалека, а потом начался ад».
«10 марта наш город уже утопает в крови. Мы дома у друзей без связи, без информации, без газа и света. Над нами уже вторые сутки кружит бомбардировщик, и ты как будто в ожидании: упадет бомба на твой дом или нет? Тихо. Беззвучно. Летит самолет. Слышны только взрывы. Все дрожит, стены шатаются, секунды, и я понимаю, что это все – на нас сбросили авиабомбу. В мутном сознании я увидела своих дочерей – они были без целы и невредимы.
Побежала в комнату искать младшего Ваню под завалами, сын лежал на полу весь в осколках, пыли, камнях, и прямо на его лице была рама от окна.
Он лежал с закрытыми глазами, я думала, что это все – конец, отбросила в сторону рану, а он молчит. Прокричала: "Ваня, Ванечка, сынок!". Глаза заморгали. Жив, жив мой мальчик! Рядом стояла мама, у нее из головы текла кровь, я поймала себя на мысли, что Женя не пришел нам на помощь, значит, с ним точно что-то случилось», – вспоминает Ольга.
Во время авиаудара муж Евгений был на улице, он получил огромное количество осколочных ранений. Ольга выбежала из дома и увидела, что его пытаются достать из-под машины. Она подбежала к нему, но он прошептал, чтобы жена забрала детей и спряталась. «Пока доставали мужа, мы с детьми спустились в подвал. Лиза плакала и сквозь гул самолетов, летающих над нами, говорила: "Ваня, Ванечка, братик, открой глазки, мой малыш, мой любимый, братик. Мама, почему у него закрыты глазки? Мамочка, он умер?"
Я не знала, есть ли какие-то повреждения у моего сына, он упал с высоты. Я положила его на куртку и пыталась проверить, шевелит ли он ножками, ручками, но он только хлопал глазками. Я сказала дочке, чтобы она не переживала, что ее братик жив, а все это время над головой продолжали летать самолеты и падать бомбы».
Ольга не могла оставаться в подвале, очень переживала за Женю, и когда стихли звуки, семья вышла на улицу. Вся улица была разрушена, дома вокруг горели, дороги были завалены плитами и стеклами. Улица, которая еще утром была, – просто исчезла, как будто кадры из фильма про конец света.
Ольга увидела полицейскую машину и как в нее грузили Женю. «Я босиком, с Ваней на руках побежала за мужем, мы сели в машину и поехали в больницу. Девочки с мамой остались ждать еще одну полицейскую машину, чтобы приехать к нам. Полицейские спросили ФИО и год рождения Жени, я ответила, но сделала ошибку в месяце. Женя кричит, что не 11-й месяц, а 10-й. На несколько секунд я почувствовала облегчение – он говорит, а значит, будет жить.
В голове были мысли – только бы жил, пусть на инвалидной коляске, пусть, может, без ног, но пусть будет жив мой Женька.
Мы подъехали к больнице, которую бомбили, под звуки "Градов" забежали в приемную, и я начала искать врача, чтобы он осмотрел Ваню, потому что вся его шапка была в крови, и я подумала, что там раны, которые нужно будет зашивать. Найти врача оказалось сложной задачей.
Я бежала по коридору, и там повсюду была смерть. Люди, полуживые, лежали в коридоре: кто-то на полу, кто-то на каталке. Без рук, без ног, без части головы. Кто-то плачет, а кто-то кричит. В конце концов я нашла врача, он осмотрел Ваню – все целое, были повреждены только мягкие ткани и на личике было много осколков, где сейчас остались шрамы. Я вздохнула с облегчением, выбежала в коридор и увидела каталку, на которой лежал мой Женя.
Услышала, как Женя говорил врачу, что ногами может шевелить, а рукой – нет. У него было более 50 осколочных ранений, которые пробили внутренние органы.
Женю увезли в операционную, тогда я еще не знала, что это будет последний раз, когда я его вижу».
Ольга встретила дочек со свекровью, у матери Жени сочилась кровь из головы, она начала сползать по стене, Оля позвала на помощь – мать забрали врачи, чтобы зашить голову и руку, так как у нее были осколочные ранения в этих местах.
К семье подошел мужчина в форма МЧС и попросил пройти на второй этаж, чтобы дети не видели этой мясорубки. «Мы поднялись на второй этаж, а там холодный больничный коридор. Я нашла какую-то лавку и присела туда с детьми, вокруг нас было много раненых: кто-то молился, а кто-то говарил о войне.
Вечером мне сказали, что Жене сделали операцию и он в палате интенсивной терапии. Мы все ждали утра, чтобы его увидеть, но чувство тревоги меня не покидало. Всю ночь больницу бомбили, операционный блок разгромили полностью. Мы сидели на холодном полу в куртках и шапках, но было так холодно, что, казалось, мерзнут кости изнутри. Сидели у стенки, прислонившись друг к другу. Детям было страшно.
Били прямо по нам. Стены дрожали. Удар – сыплются стекла в коридоре, еще удар – в кабинетах за нашими спинами вылетают окна вместе со стенами и арматурой. Кто-то из девочек спросил меня тогда: «Мама, мы сейчас умрем?». Я ответила честно, что не знаю. Я тогда просила Бога, чтобы он забрал нас всех и сразу. Чтобы нас не засыпало плитами, а чтобы одним махом, чтобы не умирать в муках. Я была уверена, что мы умрем, но не знала как. Больше всего боялась, что я останусь, а дети – нет», – делится Ольга.
Наконец-то наступило 11 марта – сутки длиною в жизнь. Ольга боялась идти и узнавать о состоянии Жени, поэтому пошла свекровь. Прошло около сорока минут, она вернулась и попросила невестку выйти в коридор.
«Я думала, что мама сейчас скажет мне, что Женя жив, но не сможет ходить, но услышала, что нашего Жени больше нет.
"Он умер, Оля, он умер еще вчера, но я не хотела вам говорить, вы были в таком ужасном состоянии…".
Следующие три дня – это провал в моей памяти. Этих дней я физически не помню. Мама говорит, я была в бреду, говорила, что сейчас придет Женя и будет купать детей. Я не помню ничего. 10 марта мой мир забрали. Миллионы планов разбились в одночасье. Все то, что было важно, все то, что было нужно, этого не стало…
Больницу бомбили еще много дней и ночей из самолетов. Все окна были выбиты. На улице мороз. В больнице пять градусов. Ото всюду дул ветер. Люди ходили по темному маленькому коридору, кто-то на костылях, кто то на ходунках. Иногда мимо нас провозили на каталках окровавленные тела. В один из дней в больницу забежала женщина с ребенком на руках, у мальчика было что-то с ножками – мать плакала взахлеб. Я еще подумала – странно, малыш жив, а она так сильно плачет.
Уже потом я узнала, что их семья тоже попала под авиаудар, одного ребенка спасли, а еще двух достали мертвыми из-под завалов.
Мне было больно: за себя, за Женю, за нее, за детей, у которых отобрали жизнь... Мне было больно, что я не была рядом с мужем, когда он уходил, я не держала его за руку, как он держал меня по жизни, больно, что он лежал один и умирал под звуки бомб и "Градов". Я не видела Женю мертвым, он жив – для меня он жив».
Семье было некуда идти, поэтому они продолжали сидеть в холодной разбитой больнице, в которой отовсюду чувствовался запах смерти. Они и подумать не могли, что смогут выбраться.
Спустя четыре дня после того, как они туда попали, в больницу пришли российские солдаты, людей обещали вывезти, но никто в это не верил. Сил сидеть в этом аду уже не было, дети начали болеть: у девочек появился ужасный кашель, а у младшего сына воспаление легких и температура под 40. «Никаких лекарств и жаропонижающих препаратов не было, я боялась, что он просто сгорит. Мама нашла где-то димедрол и анальгин – эти ампулы мы хранили для ночи.
В вечном холоде, где отовсюду дует холодный ветер, Ване становилось хуже и хуже.
17 марта я попросила телефон у девушки, которая сидела с нами в этом аду. Я пыталась дозвониться маме, которая была в Германии, но не смогла. Я написала ей СМС, где сообщила, что с нами и где мы. 18 марта на телефон пришло для нас СМС: "Ищем Ольгу Березку, у нее трое детей... и т. д.", — это было СМС от сестры моего Жени. Когда мы увидели это сообщение, мы с мамой рыдали навзрыд. Она все это время тоже искала нас, как и многие мои родственники и знакомые. У нас появилась надежда, что мы сможем выбраться. Я четко понимала, что нужно вывозить моих детей, что организм Вани уже на пределе, что болезнь просто высасывает из него жизнь. Мы знали, что нужно выбираться, но документов у нас с собой не было. Они остались там, куда прилетела бомба».
В сообщении от сестры Жени Ольга также узнала, что их документы спасли и они находятся по определенному адресу. Это было рядом с больницей, и свекровь хотела идти за ними сразу же, как узнала, но на улице были обстрелы. Прилетела бомба как раз на крыльцо больницы, поэтому Ольга не отпускала свекровь. «21 марта у нее был день рождения, и в этот день мы решили, что она пойдет за документами. С ней пошли ребята, с которыми мы были в больнице, чтобы показать дорогу. Я очень переживала, потому что обстрелы продолжались, да, уже не авиация, но "Грады" летели постоянно. Мама вернулась с документами, и я выдохнула, она начала говорить: "Оля, нас могут забрать волонтеры, мы шли, а они стояли в бусике и сказали, что хотят вывезти людей, детей и женщин. Поедем?"
Мы понимали, что или сейчас, или, возможно, никогда.
Было страшно, потому что обстрелы не прекращались и многие, кто выезжал, попадали под них, но терять нам уже было нечего, нам нужно было вывезти детей.
За пять минут мы собрались, попрощались с теми, кто за эти 11 дней стал нам второй семьей, и побежали вниз. Нас вывезли в Бердянск, там нас встретил наш друг и крестный Вани. Дальше был сложный и страшный путь из Бердянска в Запорожье, где было очень много блокпостов: на каждом досмотр, на каждом проверки. Ехали мы не автобусом Красного Креста, а колонной из четырех машин, на свой страх и риск.
Нас остановили на одном из блокпостов, я кормила Ваню, рядом сидели мои измученные дорогой Саша, Лиза и свекровь. Российский военный с кавказским акцентом спросил: "Вы не рады, что мы пришли воевать к вам, да?". Я ответила, что мы просто хотим отвезти детей туда, где не стреляют. Потом они спросили: "На Украину едете, да? Зачем вы из одной жо*ы в другую едете, там будет так же". Я боялась выдать своим взглядом, что ненавижу их всем сердцем.
Всю дорогу было очень страшно. Российские солдаты направляли на нас оружие. Было такое, что ехала техника с буквой Z и направляла дуло нам в лобовое стекло, чтобы мы освободили им дорогу. По дороге мы видели сгоревшие автомобили людей, которые тоже хотели выехать из этого ада, но не смогли…»
Семья смогла добраться до Запорожья, где их приютили посторонние люди и предоставили всю необходимую помощь. Потом они добрались до Днепра, а конечным пунктом для них стала Германия, где их встретила мама Ольги и помогла устроиться.
Сейчас Ольга с детьми живет за границей, но до сих пор не может прийти в себя от ужасов Мариуполя. «Каждый день сплошная борьба. Твоя личная борьба. Борьба за то, чтобы жить. Чтобы воспитывать наших прекрасных детей. Ты дышишь, твои легкие все так же вдыхают воздух, ты ходишь, делаешь какие-то механически отточенные движения и бежишь, чтобы не было времени останавливаться, потому что если ты остановишься, то все – конец.
Воспоминания раздирают твои внутренности, не жалея ни миллиметра. Становится физически тяжело дышать, ребра стискивает боль, и вот ты уже ничего не можешь поделать, просто истерика и пустота.
Смотришь на снимки, на коорых мы счастливы, где Женя всегда такой улыбчивый, и эта его улыбка как лезвие, потому что я знаю, что больше никогда… Запрещаешь, запрещаешь, запрещаешь себе вспоминать. Не даешь этим образам появляться в твоей голове. Переключаешь внимание на что угодно. Тяжело. Больно. Но только так можно как-то выжить. Ждешь ночи, чтобы лечь и уснуть, там твой мозг тебе не подвластен, а ночь как миг – испаряется в новом рассвете, и так по кругу. Только наши дети держат меня на плаву, дают надежду. Я не надеюсь на то, что станет легче, потому что знаю, что легче стать не может, я просто учусь жить и верю, что каждый новый день приближает меня к нашей встречи с Женей».
Галерея: Семья Ольги Березки из Мариуполя