Кальюлайд: мы должны принять, что у нас разные истории и заверить друг друга, что они в прошлом

Бывший президент Керсти Кальюлайд. Фото: Konstantin Sednev

Перемещение нарвского танка по факту не создало никакого нового положения в Эстонской Республике, пишет в социальных сетях бывший президент Керсти Кальюлайд.

На самом деле эта ситуация не изменила отношение эстонцев к иному подходу русскоязычных к истории. Она также не заставила русскоязычных задуматься о том, что большая часть истории их семей была связана с Эстонией через советскую оккупацию, и только через нее. 

Убрать танк было правильным решением. Демонтаж советских памятников из общественного пространства — это правильно. Потому что мы живем в Эстонской Республике, и у нас нет другой страны, где можно защищать наш язык, культуру, обычаи и отношение к истории.

Те, кто говорят, что это уничтожило плоды интеграции, ошибаются. Неправы и те, кто считает, что, проявив решимость, мы каким-то образом легче или быстрее изменим самоисторию нарвитян. Просто на самом деле эти разные истории на какое-то время снова стали отчетливо видны. Мы сравниваем наши ощущения истории, находим его противоречивым, а затем снова прячем в шкаф.

Отец моего брата вырос в довоенной Нарве. Советская Нарва была и осталась ему чужой. Те, кто вырос в советской Нарве вместе с самим городом, чувствуют себя в сегодняшней Нарве как дома. И неизбежно чувствовали себя еще комфортнее, когда Нарва была связана с советским промышленным комплексом, производила и снабжала шестую часть планеты и росла намного быстрее, чем довоенная Нарва.

Моя бабушка была в ГУЛАГе. Те же годы каких-нибудь других людей прошли в квартирах, отданных высокопоставленным членам партии или деятелям культуры, где, как говорят (сама не видела), можно было найти даже мебель эстонцев, бывших жильцов этих квартир. У меня и внуков этих людей совершенно разные истории.

Эти противоположные истории, одна из которых не существует без другой, всегда будут с нами. Но важно помнить, что нынешнее и будущие поколения не должны считать решения и переломные моменты, найденные в историях их семьи, морально приемлемыми, потому что эти решения не были приняты нынешними поколениями.

Никто не несет ответственности за то, были ли их бабушки и дедушки на правильной или неправильной стороне истории. А если такой ответственности нет, то и нет нужды как-то обосновывать этот выбор.

Мой дедушка занимал важный пост в Эстонской Республике, помогая установить цензуру, ограничивая свободу СМИ и свободу мнений в эпоху Пятса. Я не задумываюсь об утверждении, что демократии 30-х годов были другими, ведь мой дед делал это в интересах эстонского государства – по крайней мере, по его мнению. Я не занимаюсь оправданием или осуждением действий моего деда: это был его выбор, его жизнь и его эпоха. Я – это я посреди сегодняшних сложных времен, и у меня есть собственные решения, основанные на убеждениях, знаниях, личных характеристиках. Я не буду молчать, когда речь идет о нашей безопасности, когда угрожают нашей свободе или обращаются несправедливо со слабыми.

Чту ли я таким образом память своего деда или напротив, проявляю неуважение, если защищаю другую Эстонию, совсем не ту, что он поддерживал? Ни то, ни другое. История моего деда – часть истории моей семьи, она во многом определила судьбу моей семьи как в оккупации, так и в ссылке. И все. Это история, которая историей и останется, вне зависимости от того, оправдываю я ее или осуждаю.

Мне кажется, что именно это мы и можем предложить друг другу: принять, что у нас разные истории. И заверить друг друга, что эти истории явно в прошлом. Они привели к нам, но не должны влиять на наше будущее.

Конечно, всегда найдутся те, для кого история, прошлое, является и мечтой о будущем. Российская империя, будь то в формате Советского Союза или в более раннем виде, безусловно, является источником гордости и мечтой о будущем для многих людей. У нас нет с ними общего пути здесь, в Эстонской Республике, потому что большинство из нас выбирает свободу, права человека, демократию. Но, к счастью, нам не нужно их убеждать, мы можем их отпустить. Ведь Россия существует до сих пор.

Каждый человек, эстонец или русский, живущий в Нарве или Ласнамяэ, Пярну или Хаапсалу – свободен. Потому что это Эстонская Республика. Государство, построенное по образу и подобию Эстонской Республики и подавляющего большинства ее жителей, не должно нравиться. Если этот образ вам не нравится, вы можете участвовать в демократических процессах и сделать страну похожей на Эстонскую Республику вашей мечты. Можно покинуть страну. И можно смириться с тем, что Эстонская Республика в чем-то неприемлема для вас, –  например, она не поддерживает важную для вашей семьи историю – и все равно продолжать здесь жить.

Каждый выбор глубоко индивидуален. Обычно мы просто живем своей жизнью и не задаемся этими важными вопросами. Иногда история снова выталкивает все на поверхность. Однако личный выбор остается личным, и иногда государство поддерживает его своей политикой, а иногда нет. Но свободное государство не контролирует и не требует этого выбора. В этом прелесть и боль свободы. Каждое принимаемое нами решение является нашей собственной ответственностью и влечет за собой соответствующие последствия. В свободных странах эти решения затрагивают и государство в целом. Так мы движемся сквозь время в будущее, и только в будущем сможем узнать, какие моменты были для нас поворотными.