Что нужно Москве от страны, которую еще в 80-е называли частью «оси зла»? Что нужно Тегерану от Москвы как столицы государства–«спонсора терроризма»? Горе украинцев как способ строительства новых антиамериканских коалиций – метод, который работает сегодня. Об этом Rus.Postimees рассказал доцент центра исследования стран Персидского залива Катарского Университета, иранист Николай Кожанов.
– Николай, со стороны может показаться, что после начала войны Россия интенсифицировала сотрудничество с Ираном. Страной, нефть которой, как говорят некоторые эксперты, могут вернуть на мировые рынки на фоне отказов от российского сырья. Действительно Москва и Тегеран стали ближе?
– Сближение России и Ирана идет. Но этот процесс начался до вторжения России в Украину. Украина скорее сыграла роль катализатора. Ключевым стал приход в прошлом году Ибрагима Раиси, который занял президентское кресло. Вслед за собой он привел к власти представителей достаточно консервативных кругов. Кроме того, он явно усилил позиции близких ему силовиков из числа КСИР (Корпус стражей исламской революции – военнизированное формирование иранской власти, которая руководит страной с 1979 года, признан террористическим в США, Израиле, Саудовской Аравии и Бахрейне – прим.ред.). Все эти фигуры так или иначе ассоциируются в Иране с пророссийскими силами. По крайней мере, теми, которые видят в сближении с Россией определенный шанс.
Сейчас ведь еще изменилось понимание властями Ирана перспектив «ядерной сделки» (отказ Тегерана от ядерной программы в обмен на снятие санкций и допуск Ирана на различные мировые рынки; сделка не состоялась по инициативе США при Дональде Трампе – прим. ред.). Она перестала быть некой самоцелью: иранцы поняли, что подписание сделки всех проблем не решит, конфронтация с США все равно продолжится. А значит, стоит задача по укреплению отношений с незападными игроками. Без России здесь не обойтись.
Есть и второй момент. Сейчас изменилось понимание властями Ирана перспектив «ядерной сделки» (отказ Тегерана от ядерной программы в обмен на снятие санкций и допуск Ирана на различные мировые рынки, сделка не состоялась по инициативе США при Дональде Трампе – прим.ред.). Она перестала быть самоцелью, иранцы поняли, что в принципе подписание документов о сделке всех проблем не решит, конфронтация с США все равно продолжится. А ожидать активного возобновления экономического сотрудничества смысла нет. Значит, стоит задача по укреплению отношений с не западными игроками. И без России здесь не обойтись.
/nginx/o/2022/08/23/14781064t1h24d7.jpg)
– Как именно повлияла на это сближение война в Украине?
– С началом войны в Украине в Тегеране пришло понимание, что Россия в ближайшем будущем уже не наладит тесных отношений с Западом. А значит, не стоит и опасаться со стороны России попыток торговать Ираном с другими странами, как это происходило в недавнем прошлом. С другой стороны, иранцы мыслят глобально и стратегически. Они видят, что идет перестройка международных отношений, что с участием России будут формироваться новые блоки. И на плечах России в эти блоки можно въехать. О чем говорит процесс развития того же ШОС (Шанхайская организация сотрудничества основана в 2001 году лидерами Китая, России, Казахстана, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана, в которые сегодня входят уже 12 государств Евразии – прим.ред.).
С российской же стороны Иран приобрел, пожалуй, еще большее значение, чем раньше. Сотрудничество с ним позволяет России сократить или снизить военное присутствие в той же Сирии, так как Москве войска нужны в Украине. А еще Иран обладает значительным опытом по обходу санкций. Москве здесь есть чему поучиться. И Москва этот опыт активно перенимает.
К тому же, подсанкционный Иран сам по себе может представлять достаточно удобный коридор, через который можно получать оборудование из третьих стран, которое Россия больше не может возить напрямую. Есть, например, нашумевшее заявление, которое не было подтверждено официально. Речь идет о том, что Иран и Россия договорились сотрудничать в сфере авиации (после нападения на Украину Москва лишилась поддержки всех иностранных авиалайнеров, которые использовала российская авиация, что сделало все эти самолеты фактически аварийными – прим.ред.). Это явно один из каналов, который создается Россией для обхода санкций. Понятно, что сам Иран никакую авионику производить не может. Если соглашение есть, то, скорее всего, о завозе оборудования через Иран.
– Как было в России с «белорусскими креветками» после первых санкций за Крым?
– Частично да. Одним из первых проектов, которые обе страны постарались оживить, был транспортный коридор «Север-Юг». Проект появился еще в начале двухтысячных годов, его целью было создание глобального транспортного коридора, который начинается в Санкт-Петербурге, идет через всю РФ, Каспийский регион, с вариациями ответвлений через Кавказ, или через Среднюю Азию. По ряду технических причин, а также не самой большой заинтересованности самой России, проект оставался мертворожденным. Точнее, иранцы свою часть инфраструктуры развивали, а Россия не очень. Было очень много скандальных дел с развитием порта Оля на Каспии (Астраханская область России – прим.ред.). Он был ключевым звеном в этом пути. Но, благодаря российской коррупции и разгильдяйству, развития идея не получила. Сейчас же, когда возникли проблемы транспортного сообщения через Европу, этот коридор «Север-Юг» вновь приобрел важность в российских глазах. Наблюдаем попытку его оживления. Насколько удачно получится, покажет время.
– Каковы, на ваш взгляд, перспективы Ирана по избавлению от санкций по нефти? Таким образом можно вбить клин между Москвой и Тегераном?
– Дьявол кроется в деталях. Россия и Иран уже конкуренты по нефти. Они борются за серую часть нефтяного рынка: когда идет торговля либо санкционной нефтью, либо, как в случае с РФ, нефть является рискованным активом для приобретения и продажи. Россия продолжает предлагать исторически беспрецедентные скидки на свою нефть и, кстати, на нефтепродукты (по разным данным, цены дешевле на треть относительно мировых – прим.ред.). В некоторых областях Россия действительно бросает вызов Ирану. И Иран, и Россия эту проблему понимают. Поэтому будет договорной матч с разделением рынков, чтобы выгоду получали все, с учетом заинтересованности в дальнейшем сотрудничестве.
И, к слову, я не соглашусь, что снятие санкций с Ирана произведет революцию на рынке нефти. Тот объем, который Иран может выдать, это около миллиона баррелей в сутки. Этого недостаточно для глобального изменения ситуации по мировым ценам. Но каким-то подспорьем от перегрева может быть. Если и будет колебание цены, то краткосрочное. И непонятно, куда пойдут поставки Ирана. Где с ними столкнется Россия. Иран четко объясняет, что их первостепенная задача – не столько наращивание нефтяного экспорта, сколько развитие нефтяного комплекса в стране. А это значит, что с развитием этих планов иранская нефть будет находить потребление внутри страны. Поэтому заявление об угрозе иранской нефти для России – это пугало, на самом деле этой проблемы нет. Нефтяной вопрос – один из пунктов в общей повестке.
– Что важнее?
– Важнее возможность вывода экономических отношений на новый уровень в целом. Надо смотреть на перспективы рамочного соглашения по развитию нефтегазового сектора, которое уже подписано сторонами. Ирану важно обеспечить восстановление своего нефтяного сектора после западных санкций.
– Так в РФ технологии же тоже импортные. О чем мы говорим?
– Вопрос в том, что имеются технологии, которые позволят развивать хотя бы добычу. В дискуссии о газовых поставках обращает на себя внимание то, что заявленные российской стороной в Иране проекты по созданию СПГ-сектора (инфраструктуры для работы со сжиженным природным газом – прим.ред.) – это миф. Но, с другой стороны, существует уточнение, что обе стороны, вроде как и не считают необходимым создавать такую инфраструктуру на своей территории, а просто хотят обеспечить добычу с последующей переработкой в третьей стране. Например, в Омане. Это уже делает такие планы жизнеспособными. Обе страны исходят из того, что у каждой доступ к новым технологиям ограничен.
Если даже допустить, что санкции с Ирана снимут завтра, никто не ждет, что туда придут иностранные компании и начнут активно развивать иранский нефтегазовый сектор. Ведь это всегда определенные риски, связанные с именем. Взаимодействие со страной, которая еще вчера объявлялась главным виновником режима ядерного нераспространения, это не комильфо. Поэтому многие санкции сохранятся. Те, которые с точки зрения имиджа гораздо страшнее.
Во-вторых, США откровенно заявляют, что нет никаких гарантий, что новая сделка не будет разорвана в будущем. Иран прекрасно помнит события 2018 года, когда США вдруг вышли из ядерного соглашения. Тогда европейцы активно хорохорились, пытались искать варианты помощи Ирану, но потом сами к санкциям присоединились. Так что Ирану приходится работать с тем, что есть. А есть Китай, который больше, чем Россия беспокоится о санкционном давлении со стороны США. И есть Россия, которая испытывает нехватку технологий, но что-то простое, чего нет в Иране, предложить в состоянии.
Есть яркий пример того, как в Иране был решен вопрос с производством бензина. Просто массово на постсоветском пространстве, включая Россию, закупили старое оборудование для производство максимум 92-го бензина. Разбросали небольшие заводики по территории Ирана. Так называемые «самовары». О них в Иране особо не кричат, чтобы не объяснять, что количество в качество особо не перетекло. Но они работают, и Иран удовлетворяет свои базовые потребности в топливе.
– Иран стал той страной, куда впервые за долгое время выехал Путин. Каковы итоги общения лидеров исламской республики, Эрдогана и Путина в Тегеране в июле?
– Встреча с Эрдоганом была предварительной, потом переговоры проходили отдельно. А в Тегеране стояла задача провести переговоры с Ираном, формализовать те направления сотрудничества, которые стали прорисовываться после визита Раиси в Москву до этого. А заодно показать не западному миру, а электорату в России, что Путин не уступает Байдену и может найти время слетать на Ближний Восток.
– СМИ писали, что Россия заинтересована в поставках необходимой военной техники из Ирана. Сообщалось о дронах. Это выглядит как юмор, с учетом доступа Тегерана к современным технологиям?
– Я бы не сильно смеялся. Иранцы могут не являться лидерами в производстве передовой техники и современных дронов, но они брали за основу американские образцы, который отлавливали и сажали на своей территории. Они ранее смогли наладить поставки своим союзникам как в Латинской Америке, так и на ближнем Востоке. Типы дронов очень разные. Потребности по их использованию тоже очень разные. И удовлетворять эти потребности можно не самыми передовыми аппаратами, а тем, что можно собрать на коленке. Поэтому я бы не воспринимал эти новости как фантастику.
– В начале августа Минпромторг РФ отчитался о замещении ключевых иностранных комплектующих в металлургии. Чиновники России утверждают, что производители стали активно осваивать рынки Ирана и Индии. Насколько активно?
– Российская сталь традиционно интересна иранцам. Раньше металл, который поставлялся в Иран, был очень низкой обработки. Мы не знаем, что поставляют сейчас. Но перспективы тут есть, конечно.
– Какую роль Иран играет в цепочках поставок зерна?
– Иран – важный рынок сбыта для зерна из России. Иран не способен сам выращивать твердые сорта пшеницы, он старается опираться на тех, кто способен гарантировать эти поставки. Россия этот вопрос обсуждала с Ираном отдельно и гарантировала, что любые игры, которые Россия готова вести на зерновом рынке, чтобы давить на те же страны Запада, не нанесут ущерба иранским интересам. Есть и второй момент, который так же немаловажен, это вопрос о возможности превращения Ираном себя в некий хаб для торговли тем же зерном на Ближнем Востоке, с участием России. Последние лет десять Иран развивал эту инфраструктуру. Это направление тоже перспективно для контактов двух стран. Но главное – гарантии поставок им самим.
– Война как меняет скорости сотрудничества?
- Война повышает значимость России как производителя зерна и необходимых для сельского хозяйства удобрений. Образ этот сильный. Он заставляет считаться с собой не только Иран, но и целый ряд стран на Ближнем Востоке. Начиная от Египта, заканчивая Саудовской Аравией и ОАЭ. И это не только пшеница. К слову, ограничение поставок российского зерна в ходе «арабской весны» во многом способствовало дестабилизации ситуации в том же Египте. Это плохо отразилось на судьбе на тот момент президента Мубарака. Лидеры стран в регионе, естественно, не хотят повторения такого. Все хотят гарантий России.
– И Россия, конечно же, этим пользуется.
– Да. Ситуация, которая складывается в мире после начала путинской войны в Украине, ярко демонстрирует, что Россия овладела искусством ведения гибридных войн. Помимо использования военных рычагов для решения вопросов непосредственно в Украине, Москва использует экономические рычаги, чтобы подрывать антироссийские коалиции, формировать нужный себе фон.
– Недавно Россия запустила в космос иранский спутник. Это скорее имиджевая история или нечто большее?
– Запуск спутника – демонстрация Ирану серьезности намерений в целом. Иран для России с точки зрения сельского хозяйства, ядерной энергетики, военно-технического сотрудничества – витрина. Шоурум на Ближнем Востоке.
– Ну и, опять, же любимая игра мускулами. 145 миллионов россиян плюс 84 миллиона иранцев, это уже половина всего ЕС.
– Более того, можно накидывать и другие страны. Понятно, что это пока аморфная коалиция, где никто друг за друга умирать не собирается. Тем не менее, определенный формат она получает. И сложно сказать, к чему она может привести с течением времени.
– Стратегия так себе – дружим против.
– Естественно. Но надо четко разделять население и элиту. В том же Иране на кухнях ведется активный дискурс: «А зачем нам Россия, которая столь агрессивно покушается на территориальную целостность своих ближайших соседей?» Иранцам ведь это все отражается эхом. Далеко не все в Иране рады такому условному альянсу. Базой сотрудничества пока остается антиамериканизм. Именно он толкает обе страны на поиски сфер сотрудничества.
– Значит ли все вышесказанное, что и ядерную программу интенсифицируют? Или Москве это не нужно?
– Ситуация отнюдь не простая. Москва фактически дала Ирану карт-бланш для принятия решений относительно того, нужно ли Тегерану восстанавливать ядерное соглашение с Западом, или нет. После недавних переговоров остались не решены два важных вопроса по сделке. Первый – судьба Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Иранцы настаивают на выводе их из списка террористических организаций в США. Плюс криво решен вопрос о гарантиях экономического характера, если американцы снова выйдут из соглашения. Россия, судя по последним заявлениям, сказала: «Иранцы, решать вам». Такая расслабленность связана, с моей точки зрения, с двумя моментами. Россия получила гарантии сотрудничества с Ираном, вне зависимости от санкций. И второй момент – Россия не отказывается от своей прежней идеи, что вооруженный ядерным оружием Иран – головная боль. Но есть понимание, что с учетом тесности сотрудничества, даже если Иран будет дальше наращивать центрифуги, наращивать обогащение Урана, он едва ли попытается в открытую бряцать ядерным оружием. Скорее всего, будет держать свою ядерную программу на ребре. Либо просто постарается не производить в открытую ядерные испытания, чтобы не раздражать Россию. Россию сейчас это вполне устраивает.
– Не секрет, что Ирану нравится российское оружие. Соседям в Израиле эта дружба Тегерана с Москвой не нравится совсем. С учетом войны с Украиной, что в этой части сотрудничества может измениться?
– Насколько понимаю я, до начала войны главной проблемой было то, что у Ирана просто не было денег. Но потенциал сотрудничества был. Долгосрочное взаимодействие можно было осуществлять только лишь на одной модернизации советских БМП и танков. А сейчас Россия просто слишком сильно занята конфликтом с Украиной. И дальше вопрос уже о возможностях ВПК РФ по сотрудничеству с Ираном, даже если будут новые соглашения.
– Так можно же без денег любить друг друга, если пустить российский бизнес на свою территорию?
– С Ираном все сложнее, чем с той же Беларусью. В отличие от Беларуси, Иран –не тоталитарное государство, а полицейское, где очень много кланов и интересов. Просто так что-то отдать взамен, особенно если это будет воспринято, как нарушение суверенитета страны, очень сложно.
– Насколько внутренние противоречия Ирана зависят от противостояния России с Западом?
– Мы не видели еще ни разу президента в Иране, который бы избирался только на один срок, поэтому у Москвы есть около девяти лет, с учетом инерции выборов, перестроек и прочего. С другой стороны, решение о сближении с Россией было принято далеко не Раиси, а верховным лидером Ирана. Раиси считают при этом возможным преемником Хоменеи. Нынешние выборы Раиси были во многом связаны с этим вопросом. И у него здоровья хватит надолго. Если ему власть передадут. Если не испортятся отношения с аятоллой. Если экономика не войдет опять в штопор. Тут больше угроз для Ирана не внешних, а внутренних. Сейчас консерваторы пришли на фоне разочарования в реформаторском движении, в не консерваторах, которых представлял Махмуд Ахмадинежад. Многое будет зависеть от неизбежных экономических реформ и преобразований в Иране.
– Что конкретно уже заметно в процессе использования Москвой опыта Тегерана по обходу санкций?
– С ходу можно говорить о переходе на расчеты в национальных валютах. О наращивании танкерного флота, который перемещается с выключенными трекерами. О прибалтийской нефти, которая фактически была российской, но ее перемешивали с другими сортами, либо просто шла подмена сертификатов происхождения. Можно говорить о задействовании банковских схем через другие страны Залива. Нет железных доказательств, но в общении с деловыми кругами стран арабских монархий Персидского Залива, я слышал, что часть банков, которая ранее работала с иранцами, уже задействована для обхода антироссийских санкций. Схемы-то наработаны. Иран с точки зрения обхода санкций – это опыт, который можно скопировать, это транспортный коридор, и это черная дыра, через которую можно затаскивать в Россию обходными путями втридорога то, что нужно Москве.
• расположена в западной Азии.
• граничит с Азербайджаном, Арменией, Турцией, Туркменией, Афганистаном, Пакистаном и Ираком.
• омывается Каспийским морем, Персидским и Оманским заливами Индийского океана.
• перестала быть монархией после исламской революции 1979 года.
• является одной из немногих существующих теократий в мире.
• десятилетиями живет под санкциями.
/nginx/o/2023/11/07/15704510t1he5df.png)