ИНТЕРВЬЮ Российский священник о победе телевизора над Евангелием и будущем православия в Балтии (10)

Copy
Андрей Кураев.
Андрей Кураев. Фото: ILONA GRIBOVSKAJA/AFP

Во вторник, 23 августа, Никулинский суд Москвы признал протодиакона Андрея Кураева нарушителем административной статьи о «дискредитации Вооруженных Сил РФ». Как именно священник дискредитировал армию — неизвестно, знает он только, что нарушения нашли в его блоге в Живом журнале. Он обещает, что впредь будет осторожнее, но пока с «Новой. Европа» говорил прежний Андрей Кураев. Поэтому обсудили мы многое: от версий гибели Дарьи Дугиной до будущей автокефалии РПЦ в странах Балтии.

Отец Андрей, за что именно вас оштрафовали, как вы смогли «дискредитировать Вооруженные силы РФ»?

Андрей Кураев

Протодиакон РПЦ, богослов, философ, автор школьного учебника «Основы православной культуры».

С апреля 2020 года запрещен в служении и выведен за штат храма Архангела Михаила в Тропарёве. Кандидат богословия, кандидат философских наук.

— Пока суд огласил только резолютивную часть решения, а мотивационную не огласил. Ее через несколько дней отдадут адвокатам. Пока я даже не знаю, за что. Но уже есть публикация ТАСС: их корреспондент обратился в пресс-службу суда, и по итогам их беседы выяснилось, что меня оштрафовали за то, что я что-то не то сказал о Гражданской войне 1918-1923 года.

— А это тоже нельзя?

— Получается, что нельзя.

— Много ли вы знаете священнослужителей, которые не поддерживают войну?

— Одно дело не поддерживать на кухне, а другое — хоть с какой-то степенью публичности. Но я думаю, что даже на уровне кухни таких мало. К сожалению, мы лишний раз убедились, что даже профессиональная православность не освобождает человека от плена телеящика. Телевизор побеждает даже практику ежедневного чтения Евангелия.

— Может быть, они читают механически, не задумываясь о смысле?

— Дело в том, что любая исторически сложившаяся религия настолько богата своими многовековым нажитками-традициями, что в ней есть и богословие любви, и богословие ненависти. Можно найти авторитетные цитаты на любой вкус. А раз так, то совсем не сложно найти и цитаты, оправдывающие войну. Тем более что все вроде бы согласны, что защищающийся имеет право на вооруженную защиту перед лицом вооруженного нападения. Осталось только убедить себя и своих собеседников, что мы именно защищаемся. Литературоведы, как известно, установили, что Муму планировала загрызть Герасима за пять минут до того, как он ее утопил.

— Для того чтобы верить в это, все-таки нужно хотеть в это верить. И нужно не хотеть искать истину. А мне казалось, что священнослужители — люди, привыкшие, как минимум, читать.

— Люди обычно с радостью слагают с себя обязанность выбора, потому что за них уже всё решили. Есть воля начальства — и гражданского, и церковного, причем она совпадает. Зачем же утруждать себя выбором, который может привести к неприятным последствиям? Проще сказать, что мы следуем традиции и в этом вопросе, а кто не следует — те предатели.

Вы знаете, за весь день сегодня, после решения суда, ни один священник не позвонил мне и не написал.

— Может, не знают пока?

— Может, не знают. Но факт есть факт. Журналисты звонят, простые люди пишут — и в блоге, и лично мне. Деньги какие-то переводят, чтобы на штраф собрать. Почему-то есть модная сумма — несколько человек перевели по 33 рубля.

— А это что значит? Тридцать — это я бы ещё поняла, что хотят сказать.

— Понятия не имею. Может, возраст распятия Христа? В том смысле, что «иди на крест»? К сожалению, комментариев не оставили.

— Жалость какая. Очень хочется знать, что имели в виду эти милые люди.

— Самый удивительный человек послал мне 80 копеек. Не знаю, почему такая сумма, но это дало ему повод написать мне эсэмэску в банковском сообщении: «Бегите падрэ! Слава России! Смерть хохлам».

— А сами вы после этого штрафа думаете о том, чтобы уехать?

— Я все чаще вспоминаю фразу, что «это не эмиграция, это эвакуация». Некоторые адвокаты тоже говорят мне, что с людьми моего уровня известности власти ведут себя таким путем: первая административка, вторая — так намекают на Шереметьево. У меня это административное наказание первое, а второе уже может обернуться уголовным делом.

— Как вы представляете свой отъезд из России? Куда, что вы будете там делать?

— За последний год уже не один священник уехал. По разным мотивам, в том числе и из-за опасения ареста, такое тоже есть. В конце концов, у нас есть пример эмиграции времен Гражданской войны, когда сотни священников оказались выброшены с родины вместе с волной белой эмиграции. С точки зрения богословской это вообще не проблема. Тем более что я не священник, у меня нет своей паствы, кроме интернетовской, а для интернета всё равно, откуда ты пишешь. Другое дело, что в 60 лет тяжело отрываться от родного круга общения, от дома, осваивать какие-то новые лайфхаки.

— В России вы всё равно ведь не можете служить — с тех пор как высказались в адрес умершего от ковида отца Александра Агейкина?

— Да, это так, только я не о его смерти высказывался, а о том, каким он был при жизни.

— Если вы приедете в какую-нибудь соседнюю страну, где есть православные прихожане, ваша возможность служить будет по-прежнему зависеть от патриарха Кирилла?

— Скорее, она будет зависеть от другого патриарха — Вселенского патриарха Варфоломея, который находится в Стамбуле. От того, согласится ли он принять мою апелляцию на мнение патриарха Кирилла. Насколько я понимаю, сейчас — в числе прочего и усилиями патриарха Кирилла, — в мировом православии создан такой канонический хаос… Вспомним его слоновью поступь по Африке, где он свои епархии создает на территории чужого патриархата — Александрийского. Думаю, что если я всерьез стану добиваться реабилитации и принятия в какую-то другую церковь, в том числе Вселенского патриархата, то большой проблемы здесь не будет.

Другое дело, что в таких случаях я вспоминаю старый анекдот. Подходит мужик к вратам рая, а там очередь. Но он человек советской закалки, в очередях привык стоять, поэтому он очередь занимает, а сам бежит к началу — посмотреть, нельзя ли проскочить. Видит — пройти нельзя, вокруг райского сада мощный забор, калиточка одна, а в ней стоит апостол Пётр и лично интервьюирует каждого подошедшего, а потом идет сортировка в рай или в ад. Мужик подходит еще ближе, подслушивает и понимает, что вопрос всем один и тот же: был женат или нет. И если был, то в рай, нет — в ад. Мужик успокоился, у него с этим всё в порядке, возвращается в очередь. Доходит дело до него, он спокойно отвечает: «Да, был женат дважды». Апостол Пётр отвечает: «В ад». Мужик не понимает: как же так, женатых же в рай? «Милый мой, рай — это для мучеников, а не для дураков». Это я к тому, что любые формы иерархически организованной системно-массовой религиозности меня уже не смогут влюбить в них.

— И все-таки — насколько вероятен ваш отъезд из России? Точнее, в какой степени это судебное решение увеличило вероятность?

— Уезжать я не хочу и буду делать, что могу, чтобы остаться. Я уже закрыл свой блог, убрал оттуда публикации времен военной спецоперации, буду стараться высказываться осторожнее. Адвокаты готовят апелляцию. Но если будет новая волна судебных обвинений, то это тюрьма.

В тюрьме я точно никому пользы не принесу, не говоря уж о том, что с моими болячками, как раз сейчас оформляю инвалидность, я там просто не выживу.

— Неужели даже с вами это может случиться?

— Почему «даже»? Я думаю, что вполне может. Ну и то, что кажется нам невероятным сейчас, может стать мейнстримом уже через пару месяцев. Страна меняется, и меняется она в ту сторону, которая меня не радует и не успокаивает.

— На днях была убита Дарья Дугина, на следующий день преступление раскрыли, показали нам потрясающий Mini Cooper — самую, конечно, «подходящую» машину для слежки. Что означает это скороспелое следствие и вообще всё это безумие?

— Боюсь, что мы об этом скоро узнаем. Мои печальные подозрения — это «поджог рейхстага». Или, если хотите, «убийство Кирова». Некое деяние, которое должно ужаснуть обывателя и тем самым выдать от его имени властям индульгенцию на зачистку окружающего пространства. То есть на ещё большую дегуманизацию власти, чем было накануне.

— Им разве для этого требуется какая-то индульгенция?

— Самые большие подлости в последние века творятся от имени народа, по его поручению и для его блага. И мнение этого народа надо сформировать и как-то выразить и зафиксировать. А тут такой сильный повод к возбуждению не то что пятиминутки, а пятилетки ненависти: согласитесь, что убийство девушки — это всегда ужасно. Девушка — это образ невинности и беззащитности, ее убили в русском лесу недалеко от сердца нашей родины — Москвы…

— Это понятно, но гайки они и без этого закручивали. Что им мешало просто так заняться окончательной зачисткой?

— В порядке бреда могу предложить вам экскурсию в мир конспирологии. Сказанное далее ни в малейшей степени не претендует на статус положительного утверждения. Это не инсайдерская информация, а просто попытка сложить некоторые кусочки пазла. Первый из кусочков — то, что

военная спецоперация идет как-то тяжко, не теми темпами, какие были желанны Кремлю.

Второй — похоже, что эта спецоперация стала для Кремля чемоданом без ручки: бросить жалко, а тащить неудобно. Поэтому многие аналитики говорят, что Путин нащупывает возможности для переговоров, ищет посредников, которые усадили бы Зеленского, а в идеале — Байдена, за стол переговоров с ним. Насколько я понимаю, Путин при этом мечтает о возрождении Ялты-1944, когда в Ливадийском дворце сидели три мировых лидера и на салфеточках нарисовали, как они поделят страны Европы и мира, причем Черчилль под воздействием Рузвельта и Сталина во многом шел на уступки. Мне кажется, вот такая мечта у Путина: новый передел мира на зоны влияния.

Следующий кусочек пазла: при всём при этом, то, чего хочет Путин, вероятно, не удастся, ему не то что Восточную Европу получить не удастся, но даже и Украину. Вероятно, ради мира, ради спасения экономики придется не то что замереть на тех рубежах, до которых доехали российские танки, но даже откатиться назад. Такого рода переговоры с «киевским режимом», с точки зрения идеологов этой военной операции, ее ветеранов, симпатизантов, равны поражению. Соловьев и компания их уже научили, что Украина должна быть уничтожена как таковая. А тут получается, что она остается — не «денацифицированная» и не только не «демилитаризованная», а еще и накачанная западным оружием. Это могут назвать позором и поражением. И тогда возникает вопрос: чем и как такого рода мнение обернется для кремлевской власти? С либеральной оппозицией они более или менее покончили, вряд ли они считают ее опасной. Но есть группы людей, способные перехватить собственно кремлевское «знамя», выступающие под теми же лозунгами, что и телевизор, они легко могут массу повести за собой, перехватить у Кремля повестку дня.

И вот у этой правой ультрапатриотической оппозиции Кремлю один из внятных голосов — это Стрелков, а вторым до недавнего времени был Александр Гельевич Дугин. И эта оппозиция может быть гораздо более опасна, чем либеральная.

— И вы хотите сказать, что её и таким способом могли попробовать нейтрализовать?

— Я не исключаю, что чья-то голова могла выдумать и такой рецепт.

— Так наоборот же получилось: теперь Дугин получил право призывать к мести.

— Призывает, да. Но кое-кто мог вышеописанный сигнал послать, а кто-то мог его считать. В любом случае, грядущие вероятные преемники власти, учитывая возраст нашего президента, хотят на дальних подступах отсечь конкурентов. Дугин явно растил из своей дочки российскую Марин Ле Пен. Президентом она, наверное, не стала бы, но могла бы создать какую-нибудь парламентскую фракцию с достаточно внятной идеологией, управляемую Дугиными, и иногда вполне кусачую по отношению к Кремлю.

— Да ладно вам. В том, что вы назвали парламентом, возможны только вполне калиброванные фракции. А если все-таки принять вашу версию, то это был поступок не только отвратительный и жестокий, но еще и идиотский. Зачем тогда обвинять Украину, если от этого только сильнее стали кричать «месть, смерть и преисподняя» и всё прочее?

— Я не пытаюсь утверждать, что так оно и было, а просто собираю пазл с очень странными пазами и выступами.

— Вы не первый человек, который говорит, что Путин грезит о новой Ялте — Потсдаме, Тегеране, нужное подчеркнуть. Но там ведь державы-победительницы говорили о судьбе агрессора. Кем, по вашему мнению, видит себя Путин в новой Ялте?

— Он искренне может считать себя жертвой агрессии.

— Чьей?

— Как — чьей? Англосаксов. Думаю, что он потребляет тот самый инфопродукт, который и производит. Любой, кто сказал бы ему, что ситуация может быть другой, долго бы не протянул в его окружении. И мы это видели на памятном февральском заседании Совета безопасности.

— Тогда у этих людей проблема с логикой. Если нужно было стать жертвой агрессии, а потом победителями агрессора, не лучше ли было дождаться, пока коварная Украина нападет-таки первой?

— Слишком хотелось кушать. Да и от кого вы требуете логики? Десятки миллионов людей в России спокойно глотают тезис о том, что Украина собиралась напасть. Так «готовилась», что рыла оборонительные траншеи, которые наша армия полгода уже не может преодолеть. Если какая-то страна готовится к нападению, она разве бункеры строит на 50 километрах в глубину от границы? Наверное, к нападению как-то иначе готовятся? Но даже эта элементарная вещь до людей не доходит. Им ежедневно рассказывают, что у ВСУ там гигантские многоэтажные и многометровые бетонные оборонительные укрепления, а вывод из этого — Украина собиралась нападать.

— Мне довелось общаться со священнослужителями в странах Балтии: там хотят получить томосы об автокефалии, как это сделала Православная церковь Украины, отделиться от РПЦ МП. Что происходит? Это еще одно выдающееся достижение российской внешней политики?

— В свое время, когда шла та самая Гражданская война, о которой сегодня напомнил пресс-секретарь Никулинского суда в связи со мной, патриарх Тихон и Синод приняли решение: если из-за перемещения границ или линии фронта какая-то группа епархии не сможет находиться в постоянном рабочем контакте с патриаршим московским центром, они могут создать самоуправляющуюся структуру. Это было вполне разумное решение, именно оно впоследствии легло в основу создания Русской зарубежной церкви. Соответственно, позже и Московская патриархия сознательно пошла на то, чтобы оттолкнуть от себя еще дальше зарубежную церковь, чтобы самой не отвечать за ее дела, а эмигранты чтобы не отвечали за слова московских лидеров. То есть «развод» оказался ко благу обеих частей русского православия. По крайней мере, на какое-то время. Иногда нужно оттолкнуть, предупредить, чтобы сохранить. Карантин.

Поясню на своем примере. Еще примерно полгода назад я публично и не раз предупредил: возможно, что со мной будут обращаться так же, как обращались с диссидентами советские органы. Их же не сразу ссылали в пермские лагеря.

Сначала приходил товарищ майор, пробовал переубедить, «советовал» и так далее.

Возможно, сказал я, и ко мне сначала применят меры мягкого воздействия. Если это произойдет, имейте в виду, я дам сигнал: «работаю под контролем». Помните, как разведчик на бернской Цветочной улице ставил герань на окно, предупреждая профессора Плейшнера? И я сказал, что в моем случае роль герани будет играть фото котиков. И вот где-то 1 августа я впервые поместил в ЖЖ фотографию котика. Никогда в жизни до этого котиков не постил, а тут дал понять, что получил повестку в суд: имейте в виду, теперь я не всегда могу сказать то, что на самом деле думаю. Это не значит, что я буду врать или работать под их управлением, но не всегда смогу дать комментарии к текущим событиям оперативно, открыто и честно.

— В общем-то тоже своего рода ответ.

— Так вот нечто подобное было в отношениях московской церковной власти и зарубежных епархий. В конце 20-х годов Московская патриархия четко сказала: мы под контролем, а вы плывите сами.

По-хорошему, точно так же она должна была поступить и сегодня. Раз уж патриарх Кирилл решил влезть в политику, пусть не обижается, что те, кто не связан с московским политикумом и не разделяет его политические вкусы, от него отшатнутся. Они имеют право говорить и мыслить иначе. И вся история украинской церковной смуты последних 30 лет — она именно об этом: можно ли слово православия очистить от московской примеси. Мы, говорили они, хотим быть православными, но… Понимаете, само это блюдо нам нравится, но соус не подходит. Можно нам те же спагетти, но без этой чесночно-луковой подливки?

— Именно тридцати лет? Не тринадцати — со времени интронизации Кирилла?

— Тридцати, конечно.

— При Алексии то же самое было?

— Украинская церковная смута началась еще в 1989 году.

— А в латышской, литовской, эстонской православных церквях тоже это давно началось?

— В 1920-30-е годы эстонская, литовская, латышская, польская, финская церкви, оказавшись за пределами Российской империи и СССР, объявили о своей самостоятельности и вошли в состав Вселенского патриархата на правах автономий. Это было сделано под воздействием правительств этих стран. И это было формой выживания церквей в новых государствах, где, прямо скажем, существовали тогда изрядные националистические тенденции. Спросите у евреев этих стран, знающих историю еврейских общин. И русские православные тоже на себе это чувствовали. И иерархи нашли такой выход, чтобы вывести церкви из-под удара: дескать, ладно, вам Москва ненавистна, понимаем, мы вас с ней не связываем. И до ввода советских войск на эти территории в 1939-40 годах и потом в 1944-м эти церковные общины находились в ведении Константинополя.

В послевоенные годы финскую церковь по определенным мотивам решили не трогать, Москва признала ее статус, по этому поводу были отдельные переговоры. Что касается советской Прибалтики, то здесь всё было мгновенно ассимилировано. Были попытки создать и украинскую, и белорусскую автокефальные церкви, но всё было в итоге подобрано под Московскую патриархию.

После распада СССР в странах Балтии были приняты законы о реституции. И тут ребром встал вопрос: а кому возвращать собственность? Какой из религиозных структур? В Эстонии этот вопрос стоял особенно остро. В Литве государство всё вернуло именно церкви Московского патриархата, и за счет ренты с этих земель церковь там во многом живет и сейчас. Насчет Латвии точно сказать не могу.

— Там, если не ошибаюсь, тоже всё вернули РПЦ МП.

— Как бы то ни было, все они в своих уставах вынуждены были писать, что они автономны от Москвы. Почти независимы. Но теперь часть священников и часть паствы там начали требовать: а давайте-ка реально осуществите свою независимость.

— Это связано с позицией патриарха Кирилла по поводу войны?

— В Литве, по крайней мере, скандал начался с того, что из Москвы им прислали молитву о мире на Украине. И в этой молитве говорилось, что войну развязали «иноплеменные иноверные силы». Это был явный намек на то, что виноваты во всём гнусные англосаксы, это они войну начали. Это было явное подмигивание от патриарха Кирилла в адрес кремлевской пропаганды, и в Литве это так и поняли. Литовские священники отказались это читать — и так начался их конфликт с местным митрополитом.

— Что теряет Московский патриархат с уходом церквей в других странах?

— Теряет амбиции — только и всего.

— А деньги?

— Нет, это совсем ни при чем. С Украины перечисления в Москву точно не шли последние лет тридцать. Думаю, что из стран Балтии тоже, а если и шло что-то, то совершенные копейки.

— Значит ли это, что Московская патриархия и бороться за них не будет?

— Нет, это не так. Она ведь даже за Африку борется, а туда она сама вливает деньги. Тут понты важнее денег.

Наверх