/nginx/o/2014/02/06/2799090t1ha7c9.jpg)
Юрист Александр Гамазин предлагает принять множественность трактовок исторических событий.
Разделяю высказанный на страницах Rus.Postimees призыв госпожи Марью Лауристин к тому, чтобы «честно говорить на трудные темы и преподавать историю такой, какая она была на самом деле». В связи с чем и реагирую со своей стороны.
Начну с бесспорного наблюдения госпожи Лауристин, что «русские, которые обнимали танк, не понимают, что он значит для эстонцев, чехов, поляков, венгров, украинцев и других народов, когда-то побежденных советскими танками или теперь атакуемых танками российскими». Но для нарвитян ныне убранный Т-34 был прежде всего символом победы советского народа (волею трагической судьбы в их состав частично входили и эстонцы) над нацистской Германией. Именно поэтому большинство жителей Нарвы не могут понять до сих пор, почему боевая машина, возведенная в 1970 году эстонской советской властью на пьедестал в честь 9 мая 1945 года, воспринимается сейчас эстонским народом как символ позорного для СССР покорения Эстонии в июне 1940 года. Ведь именно для напоминания о войне союзников с Гитлером (а не о лете 1940-го) были поставлены и танк, и мемориал младшего лейтенанта Игоря Графова, и так называемые «Три штыка».
Госпожа Лауристин говорит о разности ассоциаций у некоренных русских и эстонцев при виде одного и того же памятного знака. И считает, что причиной этой разности является непонимание русскими чувств местных коренных жителей. Но это весьма странно. И у меня, и у тысяч других русских, в подробностях знающих период оккупации Эстонии и стоявших в августе 1989 года в 700-километровой Балтийской цепи в ожидании от Вас заветного слова Vabadus с башни Тоомпеа, а затем ровно через два года слушавших по радио Ваш доклад перед голосованием о восстановлении независимости Эстонской Республики, – вот у нас почему-то нет сомнений, что в июле 1944 года Красная Армия начала освобождать Европу от нацизма. Замечу – освобождать без всяких кавычек вместе с войсками США и Великобритании.
Однако, как и большинство министров нынешнего правительства Эстонии, Марью Лауристин отрицает этот очевидный исторический факт (к счастью, все еще торжественно отмечаемый, например, во Франции, где в июне 1944-го высадились войска союзников). В статье сказано: «Как только этот танк пересек Нарову, чтобы русские войска остались здесь в качестве хозяев, это перестало быть освобождением».
Вынужден сначала формально поправить профессора Лауристин. Административная граница Эстонской ССР в 1944 году проходила не по реке Нарове, а на 12 километров восточнее – по речке Комаровка. Во-вторых, танкисты и пехотинцы, а также их военачальники в 1944-м, пересекая в течение весны и лета этого года границы Эстонии, Беларуси, Польши или Венгрии, меньше всего размышляли о своем статусе на других территориях. Уверен, что в то время у всех у них была единственная цель – бить и гнать врага до самого Берлина. А в-третьих (и в главном) – от простого солдата до командира 8-го Эстонского корпуса генерал-лейтенанта Лембита Пярна и даже тирана Иосифа Сталина, все участники боевых действий обоснованно считали, что они освобождают Эстонию от нацистской оккупации.
Как ученый-социолог, профессор Лауристин, безусловно, понимает, как именно нарушены законы логики в популярном сейчас, хотя и давно известном выражении: «Освобождение Эстонии в 1944 году не может быть таковым, поскольку оно сменило одну оккупацию другой». А именно здесь происходит подмена понятий. Освобождение от нацистского режима (которое, естественно, было – как и во всей Европе) заменяется «освобождением от советского режима» (который, и это также бесспорно, был восстановлен в странах Балтии в 1944 году). В результате родился софизм, который успешно применяют много лет. Но ведь это же по меньшей мере некорректно с научной точки зрения. Тогда как с политической сильно напоминает правила и нормы путинской пропаганды, опирающейся в основном на замутненные понятия и ложные выводы.
Этим же изъяном страдает еще одно суждение Марью Лауристин. Она упрекает носителей русского языка в том, что они «до сих пор не осознали, что «Великая отечественная война была справедливой до тех пор, пока она шла за освобождение России». Но такая борьба за Отечество имела бы в период 1943-1944 годов десятки дат окончания. В августе 1943 года советские войска вышли к границам Украины, в октябре – к границам Беларуси, 19 февраля 1944 года пересекли упоминавшуюся реку Комаровку, расположенную ныне в Ленинградской области, и т. д. Могу себе представить, как перед взятием Харькова московский Генеральный штаб задумывается – а не поставить ли об этом в известность Степана Бандеру, заключенного в германский концлагерь ещё в июле 1941 года за объявленный «Акт о независимости Украины»? Или, прежде чем занять Ивангород в июле 1944 года, разыскать подпольное эстонское правительство для согласования с ним Нарвской наступательной операции. Забыв при этом, что еще в Тегеране (ноябрь 1943 года) три главные союзные державы определили стратегию освобождения Европы и ее послевоенное устройство.
Но это формальные претензии, а теперь – по существу. Зная, что в 1944 году на карте мира не было такого государства, как «Россия», госпожа Лауристин умышленно не назвала существовавшее тогда государство – Советский Союз, каким бы тоталитарным и деспотичным оно ни было. Иначе ей пришлось бы признать, что Отечественная война охватывала борьбу за освобождение всей территории СССР – от карельских (недавно еще финляндских) озер, до Советской Бессарабии (также только что отторгнутой от Румынии). Другими словами, госпожа Лауристин считает, что Отечественная война советских народов – и относительно свободных, и насильственно присоединенных – должна считаться таковой только до февраля 1944 года.
Получилось это, как видим, неправдиво. Этим же, увы, отличаются сейчас и аргументы сторонников ликвидации советских памятников. Когда их спрашиваешь, почему граждане Эстонии празднуют свой национальный День победы в память о битве 23 июня 1919 года под латвийским городом Вынну (Цесис), а русскоязычные жители Эстонии не могут считать, что Отечественная война закончилась на территории гитлеровской Германии, ответы всегда невнятны.
Марью Лауристин пишет, что в Эстонии есть люди, которые «любят российские танки и Путина». Но ведь чуткость к символам объявляется здесь патологическим влечением. Тогда как убранные ныне памятники и были для нарвитян символами, связанными с личной памятью.
Кроется здесь и еще одна социологическая ошибка. При всем уважении я не могу разделить убеждение госпожи Лауристин, что конец разногласиям будет означать начало «общей истории». Не стоит отождествлять историю и прошлое. И если прошлое действительно может быть общим (что сейчас отрицают мои оппоненты с «эстонской» стороны), то для истории это исключено. Попытайтесь для примера составить единственное генеалогическое дерево для себя, ну и для своего супруга, даже — для своих детей; у вас ничего не получится.
Между тем мысль о единой истории не нова. Впервые в сформулированном виде, правда не для Эстонии, а для России, я обнаружил ее лет 12 назад у одного российского политолога по имени Владимир Мединский, тогда еще преподавателя МГИМО. Мне довелось показать в своей статье «Выдумки профессора Мединского», опубликованной в 2012 году в петербургском журнале «Звезда», весь вред для истории как науки мифотворчества таких пропагандистов, как Владимир Мединский. Так совпало, что через месяц после моей публикации Владимир Путин назначил этого «ученого» министром культуры Российской Федерации… Поэтому повторяю свое давнее, высказанное еще в 1990-х, предложение: давайте начнем открыто и честно дискутировать.