17 сентября, художница из Украины Полина Кузнецова провела в Таллинне необычную акцию протеста. Перформанс состоялся в самом сердце эстонской столицы на площади Вабадузе. Полина Кузнецова вместе еще с одним художником из Мариуполя просидела в клетке под проливным дождем, в то время как на самой конструкции были надписи: Буча, Изюм, Азов…
Интервью ⟩ Смелая арт-активистка Полина Кузнецова о том, как украинское искусство встало против несвободы (3)
21 сентября 2022, 08:55
Таким образом украинская арт-активистка пыталась выразить свои эмоции по поводу жестокости войны, которая разрывает ее родину – Украину. А также напомнить об этом жителям Европы.
Достиг ли этот перформанс своей цели, и как в такое время художнику в Украине самореализоваться. Откуда человек искусства черпает свое вдохновение сейчас, да и возможно ли это в принципе?
Обо всем этом и о многом другом мы поговорили с Полиной Кузнецовой в нашей студии Rus.Postimees.
– Полина, достигла ли ваша акция желаемого эффекта?
– Не знаю, могла ли она возыметь какой-то эффект. Во-первых, постоянно пишут, что она – антивоенная. А она не антивоенная, мне кажется сейчас все украинцы вполне себе воинственные.
Суть была в том, чтобы обратить внимание на проблему людей, которые сейчас находятся в плену. Там есть женщины, некоторые из них – беременные. И также мы пытаемся привлечь внимание к людям, которые находятся в оккупации, которые не могут проявить свой голос. А потом, когда мы освобождаем эти территории, то, оказывается, что людей пытают, нарушаются все права человека. И вот этот момент меня больше всего пугает.
Это самое страшное, что происходит в этой войне. Страшнее бомбежек, страшнее всего. Поэтому мне хотелось бы именно эту сторону осветить. Мы нашли маленькую клетку, хотели набиться большим количеством людей туда, но был дождь и всех было жалко туда засовывать. Мы сидели вдвоем с парнем из Мариуполя и показывали о том, что люди находятся в нечеловеческих условиях. Потому что остальные темы поднимать проще.
– Что вы чувствовали в тот момент?
– Это очень интересный эксперимент. Я сразу не могла ответить, но парень, который со мной сидел, он очень прекрасно сформулировал. Мы с ним кстати познакомились в клетке. Я просто искала, кто согласен. Мне сказали, что вот есть парень и он тоже может посидеть с тобой. Ну, в итоге, там сидели и знакомились. Так вот, Паша сказал, что теряется чувство времени и это очень интересно.
– Было ли у вас общение с людьми, которые возможно прошли такое или это вы черпаете из медиа?
– Я в основном читаю новости, я только этим и занимаюсь, наверное, с момента, как сюда приехала. Потом, рефлексирую и создаю какие-то произведения на эту тему.
– Это первый ваш опыт «акционизма»?
– Нет. Первый был в Стокгольме на вокзале. Я тоже сидела в клетке, но там была другая тема. Я хотела показать свои чувства в эвакуации, когда, вроде как неплохо, ты защищен, но при этом ты абсолютно не свободен. Потому что не по твоей воле все это произошло, ты выехал в другую страну не потому, что ты этого хотел.
– Полина, способно ли искусство повлиять на войну, чтобы этого не было или она не повторялась вообще?
– Акция – это какой-то вопрос, какой ты задаешь. Но, по большей части, искусство носит более эмоциональный характер, философский. Его роль, в какой-то степени, терапевтическая для тех, кто переживает что-то.
В этом смысле искусство полезно, потому что все бесполезное не выживает в этом мире. Я думаю, что хорошее искусство, оно ведет людей к светлому – доброму.
– Как повлияла война на ваши будущие проекты?
– Я не то, что готовлю проекты. Кроме как рисовать, я почти ничего больше делать не могу. Потому что, когда много эмоций, чувств и смыслов, ты это все перерабатываешь. У меня такая социальная роль и жизнь. Я с марта до середины мая написала серию картин, умудрилась их свозить в Ивано-Франковск на выставку. Потому перевезти их в Таллинн, дописать тут еще кое-чего, сделать выставку в Лондоне. И вот совсем недавно я делала выставку в Таллинне.
– Я кажется видел ваше объявление в соцсетях «кто поможет перевезти картины?»
– Да, это я вожу картины туда-сюда. У всех же в начале войны была какая задача – нужно было заниматься на информационном фронте, показывать себя, напоминать о себе. У меня есть задача, поэтому я действую и это то, что я могу делать.
– Скажите, каким образом сейчас выживают художники?
– Я вижу невероятный всплеск. Я вижу это и у себя, у меня поменялся язык живописи. И тем бесконечное количество. Я с трудом успеваю все, что приходит, зарисовывать.
Точно так же и в Украине. Моя Facebook-лента просто переполнена всякими супер-произведениями, рефлексий на тему войны. Ну и так мы все. Вы же видите, что с украинцами происходит. Взбодрились все. Даже те, кто выехал, находятся в состоянии войны. И то же происходит и с теми, кто занимался искусством.
По Украине сейчас идет огромное количество выставок. Вот во Львове была одна выставка Павла Гудимова «Музы не молчат». К середине лета они собрали огромный проект украинского искусства и показывали его во Львове несколько месяцев.
– Полина, уцелела ли ваша мастерская в Харькове?
– Мастерская уцелела. Мне с первого дня предлагали вывезти все, что там есть еще 24 февраля, с начала войны. Я так упиралась. Мне казалось, что если я сейчас вывезу оттуда картины, то я оставила свой город – страну. Но когда я задумала выставку, то мои друзья эвакуировали мои картины из Харькова – почти все вывезли. Часть моих картин вывезли из Киева. Так вышло, что на момент начала войны они были в аэропорту. И мой друг, у которого была там галерея, 24 февраля поехал в аэропорт прятать и спасать наши картины. Я ему говорю, брось картины, не надо там находиться, но даже оттуда часть картин удалось вывезти. И из этого получилось сделать выставку и здесь, и в Лондоне.
– Вы хотите вернуться в свой город?
– Да, конечно. Харьков – это уникальный город. Он очень сложный. Там было сложно выживать. Во Львове, например, пять независимых театров, а в Харькове – пятьдесят. Харьков – это какая-то колыбель искусства. Потому что там много ВУЗов, ну и в то же время потому, что там много базаров. Там бесконечное количество искусства и очень много снобизма. И поэтому так получается, что если ты в Харькове выжил, почувствовал себя там нормально, то во всем мире тебя уже очень легко принимают.
– По поводу России. До войны было много совместных проектов с Россией. Сейчас, после всего, что случилось, возможно ли вернуться к этому в будущем?
– С 14 года у меня ничего не уходит в Россию. Это и принципиально для себя решила. Если бы мне там предложили выставку, я бы ее не сделала ни в коем случае, но бывают такие голодные времена, когда кто-то предлагает что-то купить, это было не сейчас, а в году семнадцатом, я думаю, ну ладно, чего ты упираешься, в конце концов, надо выживать. И все равно все срывалось.
Сейчас не хочу, чтобы там были мои картины. Ну и, кроме все прочего, я прошла майдан. В моем окружении такие люди не остаются в друзьях, если они сотрудничают с Россией.
– Ведь я спрашиваю еще и потому, что мы помним тот русскоязычный Харьков, и даже пророссийский во многом. Ведь это же все было, так?
– Да, это все висело над Харьковом. Но мы еще и помним всем известную песню про Путина, (песня футбольных фанатов про Путина, ставшая известной на весь мир) это же харьковская песня. И на самом деле, когда мы видели в Харькове площади, наполненные пророссийскими людьми, то это были в основном привезенные откуда-то из Белгорода люди. Наши пророссийские харьковчане, это не те люди, которые могли бы выйти на какие-то майданы. Это была неактивная публика, не те люди, которые хотели бы в Россию. Это были фантазии в каком-то смысле.
Но все же привыкли к свободной жизни. И это такие фантазии, лишенные реальности. Даже эти пророссийские люди в определенных условиях быстро начнут протестовать. Это, на самом деле, украинский стиль. Мы просто против любой власти.
– Насколько сильно харьковчане изменились психологически?
– Они сейчас в очень тяжелом состоянии находятся. Мне кажется, они еще не осознают своего состояния в полной мере. Вот, как с этой клеткой: ты там сидишь и забываешь о своих чувствах, что тебе холодно и очень тяжело. А потом через несколько часов ты, вспоминаешь об этом и не хочешь снова переживать это.
Харьковчане, они как-бы откладывают свои чувства куда-то и, вроде как, им нормально, но я думаю, что это все им будет вспоминаться еще очень много лет, потому как в Харькове обстрелы идут ежедневно.