/nginx/o/2022/09/27/14859545t1h2dfd.jpg)
«В век интернета можно, не вставая с дивана, помочь человеку пересечь всю Европу»: педагог и международный волонтер Анна Цимельзон делится своим опытом помощи украинским беженцам.
На момент начала войны в Украине я жила за границей 30 лет. Тут стоит задаться вопросом, за какой границей. Я родилась и выросла в Таллинне, потом 25 лет прожила в Америке, а последние пять лет жила в Великобритании.
С Украиной меня не связывало ничего, кроме общего языка с внушительной долей ее населения. Когда-то в детстве меня, северного ребенка, возили на юг, как тогда говорили – прогревать. Юг этот был в Украине. Юг был веселый, жаркий, пыльный, полный абрикосов, семечек и кукурузы с маслом, и назывался Скадовск. Таких вкусных абрикосов, какие я ела в Скадовске, я не ела больше нигде и никогда.
В первые дни войны я, как все, не отрывалась от экрана, постоянно читала новости, слушала все обращения Зеленского к мировому сообществу и рыдала. Украина была на устах у всех, и даже переводчик, переводивший обращение Зеленского к Европарламенту, плакал за кадром. Была какая-то потребность в сопричастности и сопереживании. Но очень быстро мне стало ясно, что толку от моих рыданий никакого. Собственная бесполезность убивала меня не меньше, чем горе, боль и страдания, которые я и весь мир наблюдали в режиме реального времени.
В Англии в начале войны украинских беженцев не было. Великобритания открылась далеко не сразу и очень неохотно. Мне было некуда себя приткнуть. Я увидела в Facebook пост моей подруги, которая описывала, как она помогает украинским беженцам добраться от границы до разных городов в Польше. Подруга моя тоже жила в Англии и помогала беженцам удаленно. Оказалось, что все, что нужно, – это интернет, Telegram и умение быстро искать информацию. Подруга рассказала мне, что она занимается этим в компании друзей из Германии. Друзья эти были основателями немецкой благотворительной организации Rubikus e.v., которая устраивала в Германии семейные лагеря и фестивали на русском языке.
С началом войны «Рубикус» превратился в НКО, волонтеры которого помогают украинцам добраться от границы до конечной точки. Мы обеспечиваем транспорт, жилье и всю логистику в их нелегком пути. Мы делаем это благодаря частным пожертвованиям от людей со всего мира, а также спонсорству американского фонда «Нова Украина», созданного украинцами, живущими в США.
В век интернета можно, не вставая с дивана, помочь человеку пересечь всю Европу. Все наши волонтеры работают удаленно и разбросаны по всему свету. «Рубикус» никогда не спит: наш самый восточный волонтер живет в Таиланде, а самый западный – в Калифорнии.
Когда мои подопечные добираются до конечного пункта, я всегда прошу их прислать фото. Это радостные фото, особенно если соединились семьи.
Все мои коллеги, как и я, выходцы из бывшего СССР, живущие за границей. Мы все говорим по-русски, по-английски, и на языках тех стран, в которых живем. Наша команда вполне могла бы подрабатывать синхронными переводами в ООН. Некоторые из моих коллег происходят из Украины, но далеко не все.
Беженцы, которым нужна помощь, заполняют специальную форму, информация из которой загружается в нашу базу данных. Эта форма у нас называется «заявка». Свою первую заявку я взяла пятого марта. Женщина с больным ребенком находилась в Киеве, ей нужна была помощь с выездом. Я позвонила ей, чтобы уточнить детали. Перед этим первым телефонным разговором я страшно волновалась. Я думала, что эта женщина не захочет со мной разговаривать, потому что я говорю по-русски. И именно поэтому мне казалось важным оказать ей помощь. Мне хотелось думать, что потом, когда весь этот кошмар закончится, эта женщина вспомнит, что ей оказали помощь люди, говорившие по-русски, и кому-то из них можно доверять.
Я набрала номер, женщина ответила. Мы стали обсуждать детали ее дела, и все мысли о сложных отношениях русской и украинской культуры исчезли из моей головы. Эту женщину совершенно не волновало, на каком языке мы общаемся. У нее на руках был больной ребенок, и ей срочно нужно было выехать. Потом я услышала по телефону звуки сирены, и наш разговор прервался. Простите, сказала она, нам нужно бежать в бомбоубежище! Наши переговоры длились пару дней, потому что то не было связи, то опять звучала сирена. В итоге я нашла волонтерский автобус, который забрал ее и ребенка с ДЦП прямо из дома.
Я занимаюсь волонтерством почти полгода. За это время через меня прошло около трехсот семей. Это около тысячи человек. Их истории, их судьбы, вошли в мою жизнь. Я никогда в жизни не испытывала столько горя, отчаяния и радости. Мой телефон полон фотографий от моих подопечных. Это фото их разрушенных домов. «Это все, что осталось от моей жизни», – написала мне одна жительница Мариуполя. Общение мое с беженцами в основном деловое: билеты, гостиницы, оформление документов.
Но иногда сами по себе документы говорят столько, что страшно спрашивать дальше. В заявке написано: едет бабушка с внуком; эвакуирована военными в результате ранения, без документов. Мать ребенка умерла. С отцом связи нет, потому что он на оккупированной территории. Поначалу от такого опускаются руки. Не понимаешь, как подступиться к этому горю, что говорить, потому что это невозможно в себя вместить. Но потом я вспоминаю, что я здесь совсем не для этого. Моя работа проста: мне нужно довезти бабушку с внуком до их родственницы в Германии, а это я могу.
Я не могу собрать заново эту поломанную жизнь, я не могу ничего исправить. Я могу лишь помочь добраться в безопасное место и дать небольшой шанс построить что-то заново. Когда мои подопечные добираются до конечного пункта, я всегда прошу их прислать фото. Это радостные фото, особенно если соединились семьи. Старики-родители приехали к детям, отец добрался до жены и детей, взрослые дети добрались до родителей.
Добравшись до Европы, украинцы оказываются в лагерях беженцев. Это не самые приятные места. Но как часто мои подопечные присылают мне фото из своей новой жизни с подписью: «Здесь очень красиво!» И эта подпись внушает мне огромную надежду, что человек удивительно живуч, что не все потеряно.
Начиная с апреля, я помогаю беженцам, которые выезжают с оккупированных территорий Украины. Их единственный путь – выезжать через Россию. Российское государство никак не препятствует выезду украинцев в Европу. Но сделать это без посторонней помощи невозможно. Украинцы оказываются в России без копейки денег. Даже если у них есть какие-то сбережения на карточках, они не могут ими воспользоваться из-за санкций.
Российские волонтеры постоянно подвергают себя риску. Невозможно предсказать, когда власть за них возьмется, но можно не сомневаться, что момент этот не за горами.
В России есть тысячи волонтеров, которые помогают украинцам. Мы работаем вместе. Они доводят людей до границы России и ЕС и виртуально передают волонтерам «Рубикуса». Российские волонтеры постоянно подвергают себя риску. Невозможно предсказать, когда власть за них возьмется, но можно не сомневаться, что момент этот не за горами. Я не могу упомянуть имена этих прекрасных людей из соображений безопасности, но я считаю невероятной важным рассказать о том, что они есть. Не все в России поддерживают войну.
Пару месяцев назад у меня был подопечный, который ехал из Мариуполя в Лиссабон к сестре. Его нелегкий путь длился две недели. Этот путь пролегал через шесть стран. В сопровождении участвовало десять волонтеров из России, Латвии, США, Англии и Франции, и все они говорили по-русски. Это и есть настоящий русский мир – только не искусственно придуманный Путиным, а теплый и человечный. Мир, который история испытывает на прочность. Мир, который способен доказать, что гуманизм и взаимопомощь сильнее границ, которые пытается навязать нам война.
Анна Цимельзон родилась в Таллинне в 1975 году. С 1992 по 2017 год жила, училась на химика, и работала в США. С 2017 годы живет и работает в Лондоне. Дает уроки химии старшеклассникам и студентам ВУЗов.