В начале восстановления независимости мы с Латвией находились примерно в одинаковом демографическом положении – наряду с национальным большинством в государстве проживала значительная часть людей, родным языком которых был русский. В Латвии их было примерно 48 процентов, в Эстонии – 38 процентов населения.
Как у нас, так и в Латвии, у этих людей было три варианта действий помимо эмиграции: получить гражданство по месту проживания, получить гражданство какой-либо другой страны или остаться без гражданства.
Следует заметить, что одним из показателей результативности интеграционной политики является количество людей, выбравших гражданство страны проживания.
За исключением волнений Бронзовой ночи в Эстонии не наблюдалось яростного сопротивления национальной политике, которая была мягкой – не в пример силовой национальной политике в Латвии. Например, Латвия перешла на латышский язык преподавания в общеобразовательных школах уже в начале этого столетия и сделала это в большем объеме, чем Эстония, что повлекло за собой волну протестов. Строже была политика Латвии и в праве голосования на выборах в органы местных самоуправлений. Такое право имеют только граждане страны. Эстония же дала такое право всем постоянным жителям.
Учитывая вышесказанное, можно предположить, что люди без гражданства могли в знак протеста начать склоняться к российскому гражданству. Однако все пошло по-другому.
В Эстонии по состоянию на конец 2021 года эстонское гражданство имели 51 процент из проживающих в Эстонии 412 000 неэстонцев (в числе которых – новые иммигранты, а не только родившиеся в стране иностранцы). У 20 процентов этих людей – российское гражданство. Никакого гражданства не имеют 16 процентов (65 000 человек). Гражданство других стран имеют 13 процентов неэстонцев.