/nginx/o/2022/10/05/14878989t1h8aab.jpg)
На прошедшей неделе несколько разрядилась напряженность на пограничном переходе из России в Грузию в Верхнем Ларсе. Появился порядок, границу стали проходить за несколько часов, а не дней. Но что происходит с теми тысячами россиян, которые прошли границу, и бежали в Грузию не только от мобилизации, но и от прямых угроз и преследований со стороны властей?
Многие в панике ехали наобум и сейчас, выдохнув после перехода границы, ищут жилье, осматриваются, продолжают работать удаленно или ищут себе применение в Грузии, решая, ехать ли им куда-то дальше.
Тем временем в русский язык входит слово «шелтер», убежище – место, где усилиями благотворителей и волонтеров можно пожить первое время, причем бесплатно. Во многих странах с началом войны такие шелтеры появились, прежде всего, для украинских беженцев. Но в Грузии, где тоже в первую очередь помогают Украине и украинцам, нашлось место и для российских беглецов от войны и властей. Организацией шелтеров занимаются в основном сами россияне, при поддержке международных фондов или частных спонсоров, но без гостеприимства и терпимости Грузии это было бы невозможно.
В наиболее полном известном Rus.Postimees списке – около 40 шелтеров в Грузии, работающих в разных направлениях. Мы навестили два из них. Это, во-первых, шелтер крупной международной организации Free Russia Foundation, с штаб-квартирой в США и отделениями в нескольких европейских странах (в совете директоров FRF есть и бывший президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес). Другой шелтер, «Дом 207/3», более скромный и независимый от больших структур, возник по инициативе двух эмигрантов из России, когда им удалось в Тбилиси договориться о льготной аренде большого дома с доброжелательным тбилисцем.
В их работе есть много общего – поскольку приходится делать неизбежный выбор из претендентов, приоритетную помощь получают те, кому грозит прямая угроза, политические активисты или журналисты, имеющие историю противостояния с властями. Помощь предоставляется лишь на первые дни, затем клиентам шелтеров предлагается искать самостоятельный путь в свободный мир. Важный вопрос – безопасность и порядок. Шелтеры не афишируются, у них нет вывески, любые съемки нуждаются в строгом согласовании.
Как рассказывает менеджер FRF на южном Кавказе Нина Алекса, в консультации не отказывают никому, работает горячая линия, но для «политических» – приоритет. Когда началась война, шелтер был на 45 человек единовременно, но потом волна спала, и количество мест уменьшилось до 12, с новой волной собираются открывать второй. Rus.Postimess убедился в том, что условия жизни в шелтере весьма достойные, на уровне трехзвездочной гостиницы.
«Есть персонал, который убирается там, следят за порядком, – рассказывает Нина. – Я бегаю и смотрю каждый день, есть ли какие-то нужды. Есть общая комната, где люди могут общаться, но многие хотят просто запереться на первое время. Мы запрещаем вечеринки, чтобы у людей было спокойствие.
Для политических активистов или журналистов мы периодически помогаем с временным размещением. Это может быть помощь с арендой жилья или размещение в шелтере».
Первая волна беглецов была еще в прошлом году, она была связана с арестом Навального. Тогда речь шла о сотнях людей, перебравшихся от репрессий в Грузию, а сейчас – активистов в Грузии гораздо больше. Волны было легко проследить – начинали прессовать штабы Навального, и поехали штабы Навального, начинали прессовать правозащитников – поехали правозащитники, начали признавать журналистов иноагентами, поехали журналисты.
При этом разница между волнами колоссальная. В марте были политические, не было «эмоциональных иммигрантов». Тогда же появились экономические иммигранты – IT-специалисты, которых IT-компании вывозили, покупая целый чартер. Многие выбрали Армению и Грузию, потому что там есть возможность открыть карту и получать зарплату, была возможность приехать без визы и работать удаленно. Третья категория – это «эмоциональные иммигранты», которые испугались войны и не хотели жить в России при таких условиях. В апреле некоторые стали уезжать обратно, а кто-то поехал дальше – в Турцию, Черногорию и так далее, многие здесь не задерживались.
Сейчас идет волна тоже из «эмоциональных» иммигрантов, которых сейчас 95%. Среди них есть те, кто даже и поддерживал войну в начале. Нас это настораживает, потому что это риск для Грузии. С этой категорией тоже надо работать. Необходимо объяснять людям простые вещи, доносить информацию о том, что они сейчас в Грузии, что часть Грузии оккупирована Россией, какие тут условия».
Нина когда-то работала на «карманном» канале мэра «Москва-24», но в 2016 году по очевидным причинам все бросила и ушла в «Открытые выборы» Михаила Ходорковского, потом в «Открытую Россию», ныне признанную в России «нежелательной организацией», за причастность к которой люди получают уголовные и административные наказания. В какой-то момент оставаться в России стало невозможно, и Нина с сыном уехала в Грузию, где, конечно же, не смогла оставаться без общественно-полезного дела.
Cейчас Free Russia в Тбилиси, помимо многих направлений, открывает так называемый «ресурсный центр», – место, где есть коворкинг, студии, – инфраструктура для активно работающих людей, которым нужна помощь в организации рабочего пространства.
[по номеру уголовной статьи за распространение ложной информации о ВС РФ]
По словам координатора Екатерины Нерозниковой, решение создать убежище появилось в марте, когда в Грузию хлынула первая антивоенная волна. Сейчас здесь в достойных условиях живут 23 человека, места заполнены, поэтому есть и новые проекты. Сама Екатерина до Грузии работала спецкором в «МБХ Медиа» по Северному Кавказу и на «Радио Свобода». Занималась благотворительной помощью одиноким русскоязычным старикам в Чечне. К эмиграции ее привела работа в правозащитной группе «Марем», помогавшей женщинам – жертвам домашнего насилия.
Летом прошлого года полиция ворвалась с квартиру, где было несколько женщин, избили их и похитили чеченку Халимат Тарамову, после чего ситуация стала уголовно опасной для самих активистов – пришлось уехать. С началом войны Катерина поняла, что не может не отреагировать на поток беглецов из России, так и был создан шелтер. Вначале он принял и несколько украинцев, но стало быстро понятно, что украинцы получают огромную помощь, в том числе на государственном уровне, и это справедливо, а россияне оказались «брошенными».
«Если в марте ехали люди, которые боялись уголовного преследования, то сейчас поехали все, и не обязательно мужчины. В России не только государство, но и группы психов, которые, например, преследуют ЛГБТ, почувствовали свою безнаказанность. Сейчас в шоке и страхе оказались все.
Еще отличие от мартовской волны – приезжают почти не собравшись, с небольшим запасом денег и горизонтом планирования на неделю. Их эмоциональный фон гораздо хуже, особенно у тех, кто прошел через Верхний Ларс, это был ад, и некоторые даже не могут спать.
При этом люди привозят с собой все человеческие недостатки, связанные еще и с особенностями российского менталитета. Некоторые даже не знают, что Россия отняла у Грузии 20 процентов территории, ну и вообще приходится проводить ликбез о Грузии.
В шелтере, помимо хозяйственных проблем, возникают и естественные проблемы социума, совместной жизни. Мне кажется, что в России странно воспринимается индивидуальная ответственность, – люди говорят, что они против коллективной ответственности, но при этом ему трудно в коллективе, и он мешает другим. Приходится обучать жить в коллективе.
Никаких проблем с соседями, с местными властями и полицией у нас нет. Да, все знают, что здесь живут русские, вот и все. И у нас замечательный арендодатель, с которым мы сроднились. Мы, конечно, делаем все возможное, чтобы предотвратить конфликты. За все время в трех кварталах от нас возникла одна надпись "Русня, уе…вай", но это бывает в Тбилиси и в других районах», – рассказала Катерина Нерозникова, добавив, что сейчас открывает еще один шелтер, и ему нужна помощь.
«Клиенты» шелтеров, где побывал Rus.Postimees, не обязательно поселяются там, – некоторые с их помощью или через друзей и друзей друзей, сразу находят отдельное жилье, но не теряют связи. Мы встретились с некоторыми из них, рассчитывая, что многие будут говорить анонимно, но это не так. Почти все откровенно рассказывают о своих историях и взглядах. Как правило, это люди в самом расцвете творческих и жизненных сил, которые в России могли бы приносить большую пользу и себе и стране, но их объединяет то что, ситуация оказалась безвыходной.
Анастасия Паршкова, 23 года, москвичка, не доучилась два месяца в институте дизайна и технологий, пишет картины маслом.
«На первую антивоенную акцию я вышла с одиночным пикетом с плакатом – "Шестая заповедь: не убий". Протокола не было, потому что в отделе подумали, что я просто верующая, но после того, как мой пикет оказался вообще везде, включая The New York Times на меня начали давить – приходил уголовный розыск по ночам, давили на мою маму и на семью, задерживали в метро по камерам, у подъезда. Потом начали сажать всех моих друзей.
У меня очень пропутинский отец, у мамы позиция в духе "никогда хорошо не жили и нечего начинать" и "ты ничего не исправишь, только плохо все кончится". Она слезно просила меня ничего не делать, вести себя тихо, чтобы не причинять лишнего вреда ей и себе самой. С братом мы не очень общаемся, а у сестры такая же позиция, как у мамы – ничего не хочет видеть, ничего не хочет слышать, живет только собой и своей семьей в маленьком мыльном пузыре.
Но мама меня все равно поддерживает. Много раз полиция приходила, когда дома была мама, и она уже в какой-то момент начала понимать, что это что-то нездоровое, уже научилась с ними разговаривать, начала говорить: "У меня самая лучшая дочь и хватит сюда приходить". Я думаю, что после мобилизации у нее что-то сломалось. Ей тяжело без меня, но она считает, что это мой выбор, и она его поддерживает.
Продавать мои картины сейчас мне тяжело, потому что закрылись международные площадки для российских и белорусских граждан. Сейчас не знаю, смогу ли я продолжатьт, потому что, когда я уезжала, у меня было на карте 500 рублей. Мне друзья купили билет и оплатили эту поездку».
Дмитрий Вохминцев, 30 лет. Родился в Кирове, переехал в Москву, устроившись на работу в одну из средних школ преподавателем истории.
«В демократическом оппозиционном движении я с 2010 года, когда съездил на выборы в Беларусь, освещал их, был задержан и отсидел семь суток. В Кирове был организатором акций "Стратегия 31", сотрудничал с порталом "7x7" а потом переехал в Москву и работал учителем. Кстати сказать, московские школы по отношению к политической ситуации живут своей отстраненной жизнью. Все слышали про классные часы, которые ввели с началом войны, однако эти классные часы учителя используют для того, чтобы обсудить школьный спектакль, или другие внутренние дела.
В учительской политика обсуждается, но с точки зрения несерьезности происходящего. Видимо, это психологическая защита – все это нас, мол, не коснется. Нет ни поддержки, ни осуждения. Люди пытаются жить только сегодняшним днем. В Украине и в Грузии в свое время все лично столкнулись с этим, а в Москве все живут в своем мире. Причем московские школы другие, чем в остальной России, где ужасающая нищета, и где учителей используют в политических мероприятиях и на выборах, чтобы создавать нужные результаты.
Ученики не задают вопросов о политике, хотя, конечно, многие интересуются. Они скорее спросят, какой у учителя любимый цвет, или про любимое кино. Если же бы меня ученик спросил, что происходит с Россией, я бы ответил: посмотрите на многолетнюю историю России, начиная с Ивана Грозного. Никогда не было такого момента, чтобы народ был реальным источником власти. И то, что написано в документе под названием "Конституция", что народ источник власти – это не так. Признаки свободы появились в 80-х при Михаиле Сергеевиче Горбачеве, а в 90-х, начиная с расстрела парламента в 1993 году, все это дело стали сворачивать.
Когда решил уезжать, взял отпуск за свой счет, никому, кроме родственников, ничего не сказал. И только приехав сюда, объяснил в школе. Сейчас у меня нет личной картины будущего, но пока вот здесь и планирую работать репетитором. Спасибо Грузии и замечательному народу за по-настоящему человеческую позицию».
Константин Косов, 37 лет, муниципальный депутат города Пушкина, Санкт-Петербург, сотрудник пожарной охраны. Дважды подписывал открытые письма муниципальных депутатов – сначала против войны, затем, в сентябре, требование отставки Путина. Вместе с супругой начал планировать уехать еще с 24 февраля, но с объявлением мобилизации понял, что оставаться опасно физически.
«Я работал в пожарной охране 18 лет, высказывал идеи и претензии к пожарной службе. У меня было в подчинении больше ста человек, но потом меня понизили в должности по политическим мотивам. У меня жена и ребенок, поэтому я был вынужден замолчать, это было очень тяжело.
После 24 февраля часть моих коллег была ошарашена. Было очевидно, что это не приведет ни к чему хорошему ни для России, ни для Украины, и что это коснется каждого. У нас есть атомизация общества, и если 15 процентов все понимают и осознают, думают наперед о том, что и как будет развиваться, еще 10 процентов смотрят телевизор и поддерживают власть, то остальные 75 процентов просто плывут по течению и занимаются только своей внутренней жизнью. Пожарный отряд – срез общества, и у нас примерно такие же цифры.
С Россией случилась катастрофа – ее возглавил человек из спецслужб, которые никогда не реформировались. Эти люди придумали для себя конструкт "коллективного Запада", от которого они якобы обороняют, и чем оправдывают свое существование. Вторая проблема – отрицательная селекция в течение многих лет, начиная с коллективизации и выселения народов, Красного Террора, голода и постоянных волн иммиграции. И еще в негласный договор между обществом и властью о том, что идет обмен безопасности на неучастие в политике, который удобен для большинства граждан.
Я уверен, что могу здесь, в Грузии, принести пользу. Можно делать видео-контент, писать статьи, делать расследования по госзакупкам. Ко мне в начале войны приходила полиция, а здесь свободный мир, найду финансирование через сообщество активистов и предложу свои идеи. Противопожарная служба – базовая функция государства по защите граждан».
Михаил Шобик, 35 лет, преподаватель программирования, активист, блогер во Всеволожском районе Ленинградской области.
«Я проводил расследования о мошеннических схемах сотрудников администрации сначала в своем поселке Рахья, потом во Всеволожском районе. Год назад в Питере подал заявку на обучение в Академию антикоррупции, где занимаются в том числе ребята из команды Навального. Но когда началась война, понял, что занимаюсь какой-то хренью, мы слишком мелкие, чтобы переломить эту ситуацию. Тем более, стали приходить полицейские. Так пришло решение.
Я преподаю программирование онлайн. Один 12-летний мальчик вместо занятий начал меня расспрашивать о жизни. Я обычно избегаю политики, но тут не удержался. Я ему объяснил, что причина в тотальной диктатуре, что человек слишком долго сидит у руля, начал себя ощущать Богом на земле, понимает, что может убивать людей, делать все, что хочется, и ему за это ничего не будет. С религиозной точки зрения это пришествие антихриста. А после моего отъезда он пришел и сказал маме: "Михаил сейчас в Тбилиси. Они даже ремонт в своей квартире не доделали, уехали. Мы не должны прекращать учиться, потому что ему нужны деньги". Трогательно, что ребенок настолько это все воспринимает. Я ей говорю: "У вас такой классный сын". Меня удивило, что семья очень обеспеченная, но они сумели его не испортить деньгами.
Мне кажется, что Россия никогда не была здорова. Все предыдущие правители очень быстро скатывались в агрессию против своего народа. Если сравнивать с Гитлером, то он уничтожал чужие народы, и в этом его суть антихриста, а Сталин тотально уничтожал своих. Я думаю, после этого страх в людях передается по наследству, родители говорят детям: "Молчи громче". В отличие от украинцев, у нас какой-то страшный рабский менталитет».
Станислав Тестов, 37 лет, домохозяин, воспитывает сына с ДЦП и эпилепсией, получал помощь государства, в семье работает супруга Анна.
«Они постучались в дверь: "Станислав Андреевич, откройте". Я посмотрел в глазок, а там человек в форме, на что я сказал, что открывать на буду. Мне прямо через дверь сказали: "Надо отдать долг родине", я сказал: "Не пойду, я уже свое все отдал. Уходите". Потом жена пришла с работы, мы быстро собрались, и я уехал к маме на какое-то время. Подключили юристов, они сказали, что гарантии дать не могут. У меня были две операции на колене, но в законе все размыто. В воскресенье, когда жена была дома с ребенком, они пришли еще раз, и тогда я принял решение, что надо уезжать.
У меня жена родилась в Донецкой области. У нее там бабушка и брат. Когда украинские волонтеры присылают ей видео, где они приехали за бабушкой, а она отказывается уезжать из-за онкологии, у нее слезы каждое утро.
Когда началась война, я хотел выйти на улицы, но я очень переживаю за сына и никак не могу себе этого позволить. У меня сложный ребенок, при этом много друзей со штрафами. У меня нет никаких знакомых из тех, кто поддерживали войну, а если такие появлялись, то они тут же были удалены.
Мы сейчас будем заниматься поиском места, куда я могу перевезти своего ребенка. Мы будем сейчас искать центр реабилитации, куда я могу его перевезти, потому что жена одна с ним не справится, она еще и работает».
Александр Корягин, 35 лет, Краснодар. Специалист по уходу за городскими деревьями, президент ассоциации арбористов.
«Я занимаюсь не просто профессиональным уходом за деревьями, в Краснодаре писал статьи и записывал видео, старался улучшить нашу экологию. Думаю и здесь в Тбилиси мог бы принести пользу – вижу, что во время ремонта и стройки к зелени относятся невнимательно.
Я планировал покинуть Россию и ранее. Здесь сыграло роль и то, что я занимаю активную национальную позицию. Я знал, что мои родственники казаки, но мало что знал о них. Со временем узнал, что в царской России казаки считались отдельным этносом и разбираясь, открыл огромный пласт геноцида казаков в Советском Союзе, и нашел даже родственников, которых репрессировали, включая грудного ребенка. "Официальные" казаки в России – по факту дружинники, которые начали называть себя казаками. Если бы в Грузии дружинники стали бы называть себя мингрелами, то как мингрелы отнеслись бы к этому? Это этноцид, то есть размывание и уничтожение этноса.
Когда 24-го объявили вторжение в Украину, я был в шоке, а 25-го я записал обращение, где сказал, что для казаков это братоубийственная война и те, кто принимает участие в этом на стороне агрессора, совершают грех.
Россия прочно встала на путь древнеримского империалистического мышления – гордыня, власть и гедонизм. При этом у Путина очень мало шансов победить. Они сражаются за должности и деньги, для них это игра в войнушку, а когда дело доходит до серьезного, то у них начинает живот болеть и коленки трястись. Когда человек сражается за свою семью и землю, то он превращается во льва и может и автобус руками перевернуть. Тут отвага именно на стороне Украины – там сила, дух и Бог».