Елена Скульская ⟩ Хорошо, что у Пегаса есть не только крылья, но и копыта

Елена Скульская спешит на 80-летие Союза писателей. Фото: личный архив

У несвободы (при всей ее трагичности) есть свои детективные прелести: словно загадочный путь, который прокладывает червячок в рокфоре, петляя и запутывая ходы лабиринта, пробирается правда по тексту, над которым царит цензура.

Мне хочется рассказать вам несколько историй остроумных обманов, в которых нуждалась правда и справедливость в те времена, когда Союз писателей Эстонии входил в общий Союз писателей Советского Союза. Это исключительно мои истории, и они не пытаются охватить нечто большее и значительное.

На столетии Союза писателей. Фото: Kalev Lilleorg

Почему все вдруг заболели

В 1979 году в Москву на Всесоюзный слет молодых дарований пригласили литераторов, которых отбирали республиканские отделения, а утверждала уже метрополия. И вот от Эстонии были выбраны десять поэтов. Девять из них писали на эстонском языке, и все они очень приглянулись московскому начальству, поскольку перевод или подстрочник к их текстам не прилагался – то ли он затерялся, то ли руководство эстонского Союза забыло его приложить, а на настойчивые просьбы сделать это – не реагировало, но никто, в конце концов, придираться не стал: пишут они там что-то на своем языке, ну и пусть... А вот десятым автором в списке была я, пишущая на русском. И мое имя вежливо попросили вычеркнуть: стихи упаднические, вечно кто-то там у нее умирает, всё время ей что-то не нравится, о чем-то она, видите ли, грустит, словом, уберите.

Яак Йыэрюйт, отвечавший за работу с молодыми (и сам еще молодой литератор) моментально и самым искренним и почтительнейшим образом сообщил в Москву, что полностью разделяет сомнения относительно моего сочинительства, что не только ему, но и многим членам правления мои стихи кажутся недостаточно советскими, однако беда в том, что остальные замечательные девять эстонских поэтов заболели и никак не смогут поехать; эстонская делегация не будет представлена в Москве. Подобная ситуация была исключена. Из Москвы полетели письма с наставлениями, переходящими в угрозы. Правление отвечало самым покорным образом, но эстонские поэты никак не могли выздороветь к назначенному сроку. Тогда Москва прислала писателя-чиновника Владимира Шорора, автора романа о пограничниках «Верен родному берегу». Он выступил с яркой и грозной речью в Доме писателей о победе социализма в стране и социалистического реализма в литературе. С ним все единодушно согласились, но с грустью констатировали, что молодые эстонские поэты продолжают болеть… но готовы выздороветь, если в составе делегации останется Скульская… И я поехала в Москву.

Для чего нужно разводиться с мужем

Недавно был день рождения моего отца – прозаика Григория Скульского, ему исполнилось бы сейчас 110 лет. С 1962 года мы жили в Доме писателей, который до 1991 года был ведомственным, и квартиру там мог иметь только член Союза. И вот в 1987 году отца не стало. Я тогда жила уже отдельно, в Ыйсмяэ, а вдове писателя, моей маме, полагалось съехать из ведомственной квартиры и поселиться где-нибудь в Ласнамяэ в маленькой двушке. Я пришла в Союз и сказала, что для меня невыносимо лишиться этой квартиры, где собрана огромная библиотека отца, где стоит его письменный стол, где еще витает запах его сигарет, где в окне всегда видна Нигулисте, которой он любовался, когда начинал писать новую вещь…

Я, наверное, назову сейчас не всех, кто мне сочувствовал – опять Яак Йыэрюйт, Юло Туулик, Арво Валтон, Яан Кросс, Эллен Нийт, Энн Ветемаа, но дело не ограничилось сочувствием. Писатели посоветовались с юристами. По советским законам я не могла обладать двумя квартирами. И юрист предложил такой выход: я переписываю свою квартиру в Ыйсмяэ на мужа, потом фиктивно с этим мужем развожусь, а Союз писателей выделит мне квартиру отца как оставшемуся без жилья члену Союза писателей.

У меня была вполне благополучная семья, росла дочка, моя мама, мой муж были против подобной рискованной операции – переписать на мужа кооперативную квартиру, развестись… Но я послушалась коллег по писательскому цеху и никогда не пожалела: я получила любимую квартиру с родной атмосферой, созданной моим отцом, я никогда не вернулась к бывшему мужу, у меня началась совершенно другая счастливая жизнь!

Как опубликоваться в Москве

Конечно, мне хотелось публиковаться в ленинградских и московских журналах, но при советской власти это было совершенно невозможно. Диссидентов узнавали даже не по прямым выпадам, а как говорил мой товарищ: «они нас узнают по синтаксису, по запятым!» Но иногда все-таки делались исключения – в том случае, когда секретарь партийной организации Союза писателей писал специальную рекомендацию и своим партийным словом отвечал за сочинителя текстов. Партийную организацию долгое время возглавлял Энн Ветемаа, и я время от времени ходила к нему за такой рекомендацией для того или иного российского журнала или издательства. После двух-трех таких хождений Энн позвонил мне и попросил зайти в Союз. Он подарил мне довольно толстую папку. В ней лежали подписанные им сто бланков для официальных писем Союза с его подписью. Он сказал: «Пиши от моего имени всё, что нужно, чтобы тебя наконец опубликовали! Не стесняйся в выражениях – хвали себя на все лады, настаивай на своем советском взгляде на жизнь!» Это был сказочный и очень рискованный по тем временам подарок, впрочем, меня всё равно при советской власти ни в Москве, ни в Питере практически не печатали…

Издательство «Ээсти Раамат»

Как известно, издательством «Ээсти Раамат» много лет руководил Аксель Тамм. Он очень часто рисковал своей должностью, публикуя выдающихся эстонских писателей, совершенно не отвечавших требованиям и установкам тогдашего времени. В 1975 году я принесла ему первую книжку своих стихов «Глава двадцать шестая». Предисловие к ней написал председатель Союза писателей Владимир Бээкман. Аксель Тамм прочитал и сказал мне примерно следующее:

– Опубликовать твою книжку нет никакой возможности! Да, я рискую ради эстонских писателей, но их книги выходят на эстонском, а наше партийное руководство все-таки гораздо лояльнее московского. И далеко не все потом переводится на русский язык. А если и переводится, то все равно к национальной литературе относятся терпимее, чем к русской… Словом, я рисковать не буду, так и знай.

Буквально через несколько месяцев книга его стараниями вышла из печати!

И так повторялось несколько раз. Аксель Тамм говорил, что издавать не будет, рисковать не будет, а потом, проведя со мной эту воспитательную беседу, выпускал очередную мою книгу.

Тогда в «Ээсти Раамат» не было отдельной русской редакции. И эстонские, и русские писатели приходили в одну приемную. Но в Союзе была отдельная секция русских писателей, и она, эта секция, стала добиваться, чтобы в издательстве для русских писателей создали собственный отдел. Русским писателям пошли навстречу. Большей глупости они (я пишу «они», а не «мы», поскольку всегда была категорически против этой затеи) и придумать не могли: моментально всё изменилось – на рукописи перестали реагировать, на внутренние рецензии книги стали посылать в Москву, всё сомнительное стали вычеркивать и вымарывать, мне, например, редактор велел везде в сборнике вычеркнуть слово «смерть», поскольку в Союзе Советских республик никакой смерти не существовало…

Кто я такая

Двадцать лет назад мы отмечали 80-летие Союза в доме Братства Черноголовых. Многие мои коллеги помнят, как я, опоздав, запыхавшись подбежала к дверям, а охрана не стала меня впускать. Двадцать лет назад на мне были алые сапоги-ботфорты и алая мини юбка. Охранник сказал:

– Здесь вам не место, здесь празднуют юбилей Союза писателей!

Я ответила:

– Вы думаете, что я молодая русская девица легкого поведения? А я – пожилая эстонская писательница!

Это услышали мои коллеги и поспешили мне на помощь. Так анекдотично я встретила наш юбилей двадцать лет назад.

На праздновании 100-летия я думала вот о чем: возглавляли Союз писателей, входили в правление Союза писателей, работали в Союзе писателей всегда настоящие профессионалы. Это дом, куда можно всегда зайти за помощью – сейчас к Тийту Алексееву, до этого много лет к Карлу Мартину Синиярву, Мати Сиркелю, Яну Каусу, а как приятно было зайти в кабинет к Тээту Калласу, Леннарту Мери, Юло Туулику, Юргену Роосте. Нет, тут надо остановиться, иначе я начну перечислять десятки имен.

… Несколько лет назад я ездила с группой писателей, публикующихся в журнале «Дружба народов», в Казань, в гости к татарским литераторам. И меня попросили рассказать о жизни писателей в Эстонии. Естественно, кроме всего прочего, я говорила и о наших издательствах, тиражах, журналах, поездках по стране с выступлениями, стипендиях, премиях, грантах, Капитале культуры, о том, что у нас нет в Союзе чиновников, которые равнодушны к литературе и занимаются исключительно своими административными делами, полагая, что писатели им только мешают. После моего выступления ко мне подошел московский коллега и заметил:

– Писатель не может жить без художественного домысла, но ты все-таки как-то уж сильно перегнула палку. У тебя получилось, что Союз писателей Эстонии только и думает о том, как сделать жизнь своих сочинителей лучше и комфортнее.

Это не у меня получилось, это получилось у нашего Союза писателей, куда меня приняли 42 года назад. Единственная организация, о которой я мечтала, единственная организация, в которой я состояла и состою.