ИГОРЬ КАЛАКАУСКАС ⟩ Сорок лет спустя: избавились ли мы от рабских иллюзий?

Игорь Калакаускас. Фото: Константин Седнев

На этой неделе минуло 40 лет со дня смерти советского лидера Леонида Брежнева. Такой срок – во многом символический, по иронии судьбы совпадающий по длительности с известным библейским сюжетом, героем которого был Моисей. Вопрос лишь в том, чьи сорок лет оказались для участников более полезными, пишет публицист Игорь Калакаускас.

1982 год. Шел второй день второй четверти, начинавшейся в советских школах 10 ноября. Предыдущий день был ничем не ознаменован, если не считать отмененного концерта ко Дню советской милиции, который должны были показать до и после программы «Время». И не то, чтобы я был сильно расстроен этим обстоятельством, но на душе было тревожно: весь день советские теле- и радиоэфиры были заполнены симфонической музыкой, голоса дикторов звенели металлом. Погода в Москве, как принято было тогда шутить, была явно прохладной – «минус один». Было очевидно, что в Политбюро кого-то не досчитались, оставалось лишь только гадать, кого именно. Однако до конца дня 10 ноября жителям СССР так ничего и не сообщили.

Поэтому не удивительно, что наш выпускной десятый класс Таллиннской 51-й средней школы распирало от любопытства, и перед первым уроком мы пытались делать ставки. Кто-то из моих одноклассников высказал гипотезу: «А вдруг Брежнев помер?» Это предположение вызвало нервный смешок, ведь нам он казался вечным. Здоровым он последние лет пять уже не выглядел, но поверить в то, что жизненный путь генсека прервался, в 1982 году многие не могли.

Первым уроком была физика, которая для меня к концу школьного обучения стала предметом непостижимым. Впрочем, в классе я был не одинок: несмотря на все старания Надежды Николаевны – преподавателя физики, за все контрольные и самостоятельные по ее предмету отдувались у нас трое: Эдуард Пиллер, Владимир Федотов и Николай Зыбин – именно им приходилось нервно отмахиваться от назойливых просьб дать списать, которые неслись со всех парт. К счастью, в этот день никаких проверок физичка устраивать не стала, сосредоточившись на объяснении новой темы. А мы пытались делать вид, что ее попытки имеют хоть какой-то смысл.

Ближе к концу урока дверь кабинета распахнулась и дежурный ученик торжественно пригласил всех на ближайшей перемене в актовый зал на траурную линейку. В классе повисла гробовая тишина: похоже, наши робкие догадки обрели реальное подтверждение. Оставшиеся минуты мы просидели как на иголках и сразу после звонка ломанулись на первый этаж, чтобы принять участие в линейке. Только войдя в зал, мы все поняли: на сцене был установлен портрет Брежнева с черной ленточкой.

Что говорила парторг школы (помню, что это была учительница русского языка, но она у нас не преподавала, поэтому ее имени я уже не вспомню), мы не слушали. Она заламывала руки и готова была разрыдаться после каждой с трудом произнесенной фразы. Каждый из нас в этот момент думал о своем. С учетом возраста мы уже начинали понимать, что как-то все беспросветно в Стране Советов и неплохо бы вдохнуть жизнь в эти унылые партийные съезды, лицемерные телепрограммы.

Всем нам было известно значение слова «дефицит» и «блат», и тогда нам это казалось почти нормальным. Нас даже не напрягало тотальное лицемерие – это были правила игры, которые нам никто не объяснял, но мы и не нуждались в объяснениях. Достаточно было завучу по внеклассной работе на каком-нибудь протокольном мероприятии подойти к нашей однокласснице Эллочке Ряховской с просьбой выступить, как та не только не отказывалась, но даже и не уточняла, что нужно говорить. Уверенным шагом она шла к микрофону и произносила то, что требовалось : «Спасибо нашей партии и правительству за неустанную заботу о подрастающем поколении!».

В эти дни мы отмечаем сорок лет кончины Леонида Ильича Брежнева. По-своему это символичная дата, ведь именно столько Моисей вел свой народ на Землю Обетованную, чтобы тот успел познать истину и освободиться от рабских привычек. Кончина Брежнева еще не означала для жителей СССР начала освобождения – два с половиной года мы были свидетелями «гонки на лафетах», слушали бредовые рассуждения кремлевских старцев, пока не появился тот, кто сам того не желая, снял с нас этот непосильный душевный груз. И тоже можно считать символичным, что главный прораб Перестройки – Михаил Горбачев – ушел в мир иной спустя сорок лет после смерти Брежнева.

Сорокалетний цикл можно считать завершенным, но далеко не все из нас освободились от советских иллюзий. Мне бесконечно жаль, что тысячи моих соотечественников здесь, в Эстонии и миллионы их единомышленников в России так и не поняли, что присутствуют при гибели огромной империи, которая напоследок решила унести с собой в небытие десятки тысяч жизней. Ничего, кроме презрения, я не испытываю к тем деятелям, с позволения сказать, культуры, кто сейчас украшает себя знаком Z и надрывается в исполнении «патриотических» песен. Кто спешит поддержать всю истерику, в которую впадают отдельные пропагандисты, кто покорно отдает на убой своих мужей, отцов и сыновей. Никогда не думал, что стану свидетелем этого общенационального помешательства, но ведь мы знаем, что история больно наказывает тех, кто не извлекает уроков из прошлого.

Да, впереди у россиян долгие и мучительные годы прозрения, осознания бед, сотворенных их вождями. Боюсь, что я не дождусь того момента, когда Россия освободится от того шлака, который ей загрузили в огромном количестве в головы. Нет у меня надежды на то, что в Европе в ближайшее время к русским перестанут относиться так, как после Второй мировой войны относились к немцам.

К слову сказать, мы тут вновь стали рассуждать о преподавании религиоведения в школах. Какой смысл в этом, если многие служители культа даже не пытаются стать духовными лидерами? Если мы вспоминаем о Всевышнем и нравственных идеалах только тогда, когда на нас сваливаются беды несчастья, нами же спровоцированные?

Тяжелый путь нравственного очищения нам предстоит пройти не с одним поколением. Надеюсь только на то, что мы с нашими детьми не совершим больше тех роковых ошибок, которые совершили наши деды и отцы.