/nginx/o/2019/12/11/12803962t1h2111.jpg)
В конце ноября в таллиннской Russow Galerii состоялся концерт Юрия Наумова, виртуозного рок-музыканта из Нью-Йорка, исполняющего свои блюзы на уникальной 9-струнной гитаре. После концерта маэстро любезно согласился ответить на несколько вопросов – о рок-географии, меняющемся соотношении музыки и слов, и даже о геополитических перспективах.
- Вы родились на Урале, как музыкант сформировались в Сибири, но затем перебрались в Питер. Можно ли говорить о том, что рок-музыка в этих регионах всегда различалась?
- Я могу опираться на свои впечатления, которые относятся к эпохе 1980-х. На тот момент у рок-музыки Москвы, Питера, Урала и Сибири были свои неповторимые оттенки. Спрос был, и огромный, но рынка как такового – с его законами, трендами, технологиями – практически не было. Давление было, но идеологическое, а не маркетинговое. В этом смысле для художественного самовыражения это было опасное, но вместе с тем и благотворное время. После переезда в США я «выпал» из происходящего в России. Поэтому о ситуации на сегодняшний день что-то сказать затруднюсь.
- В США вы переехали в 1990 году. Это достаточно уникальный опыт для русскоязычного музыканта. Вроде бы в «перестроечную» эпоху рок-музыка в России уже существовала свободно. Что стало причиной вашего отъезда?
- Причиной было ощущение бесперспективности, как художественной, так и социальной. Россия – логоцентричная страна, язык – превыше всего. Я остро прочувствовал, что в российском культурном ландшафте музыка обречена быть довеском к слову. А я – в первую очередь композитор, и меня этот расклад не устраивал.
- Сочинение англоязычных песен вам дается легче?
- Моя эволюция приводит меня к тому, что слова – избыточны. На данном этапе я уже вполне могу выразить свою душу через блюзовую музыку без слов. Это особенный блюз, необычный. Тексты сейчас крайне редки и сводятся к нескольким строчкам, иногда – буквально к нескольким словам.
- Удалось ли вам «вписаться» в американскую музыку?
- Затруднюсь ответить. Звуковой ландшафт Америки сильно изменился за последние десятилетия. В каких-то аспектах – до неузнаваемости. Я не скажу, что к худшему. Но все стало гораздо более многообразным, и поэтому сложно говорить об «американской музыке» как о каком-то едином феномене.
- Наверное, это связано и с тем, что США – регионально очень многообразная страна. Вы, наверное, отметили какие-то культурные контрасты между разными штатами?
- Да, конечно. Жизнь на побережьях отличается от уклада в heartland (сердцевине страны). Атлантический берег отличается от Тихоокеанского. Жизнь на юге — от жизни на севере. В урбанистических, интенсивных, северных городах мне намного легче вибрировать. Нью-Йорк, Чикаго, Сиэтл, Бостон психологически мне более созвучны, чем Майами или Лас-Вегас.
- Вы не поете о политике, но иногда именно далекие от нее творческие люди острее и тоньше чувствуют политическую перспективу. Поэтому интересно ваше мнение: распадется ли Россия, проиграв эту имперскую войну? Если да, будет лучше или хуже?
- Россия дважды распадалась в ХХ веке: в 1917 и 1991 годах, и потом воссоединялась. Вероятность того, что это повторится, конечно, есть. Очень много противоречий назрело и они с этой войной подкатились к критической черте. На исторически коротком отрезке – будет хуже. На длинном – трудно сказать... Страна бодается с Западом, но поэтому у нее возрастает риск оказаться в зависимости от Китая. Стать его придатком. Риск серьезный…
- Чем вас привлекает Таллинн? Вы, кажется, далеко не первый раз здесь выступаете?
- В моей жизни Таллинн – это метафизический портал. Окно в необычные и важные измерения. Внешне прохладный, но теплый по сути. Поведенчески сдержанный, но эмоционально страстный. Я люблю играть в Таллинне, несколько знаковых для меня событий состоялось здесь. Первый раз я попал сюда ранней зимой 1985 года, за пару лет до того, как здесь был основан местный рок-клуб, которому в этом году исполнилось 35 лет.