Реконструктор человеческих тел: как выживает технологичный бизнес в Украине

Докторант Таллиннского технического университета Ярослав Головенько в помещении университетской 3Д лаборатории, где украинец разрабатывал методы печати медицинских 3Д имплантатов. Фото: Дмитрий Мороз

С выпускником Национального технического университета «Киевская политехника» Ярославом Головенько я познакомился в 2019 году. Тогда он добывал степень докторанта в Таллиннском технологическом университете. В тот майский день я встретил его в университетской лаборатории ЗД печати, где Ярослав занимался проектами создания ячеистых структур в биоинженерии. Говоря по-простому, на университетском 3Д принтере Ярослав учился создавать металлические структуры, помогающие сращивать человеческие кости, пострадавшие в результате травм или заболеваний.

На следующий год Ярослав успешно защитил свою степень и, невзирая на перспективность этого направления в мире, интересные предложения в ЕС, молодой ученый возвращается в Киев, где начинает работу над запуском компании 3Д печати медицинских имплантатов.

Сейчас бывшее складское помещение на Дорогожичах (район Киева) превратилось в ультрасовременный офис по реконструкции человеческих тел.

Все это возможно лишь при помощи дорогостоящего и энергоемкого оборудования. Поэтому я поинтересовался у Ярослава Головенько, каким образом его компания работает в нынешних условиях энергетического кризиса, вызванного ракетными обстрелами российской армии.

– Ярослав, скажите, как вы сейчас работаете в условиях постоянных ракетных атак, когда страдает энергетическая инфраструктура?

– Да, мы очень зависимы от электричества. Поэтому мы разработали несколько сценариев. Согласно первому плану, мы работаем в штатном режиме. Строим работу таким образом, что всякие энергоемкие процессы, как печать или термичка, происходили во время электроснабжения. А какие-то менее энергозатратные процессы, как ручная или механическая обработка, например, офисная работа – это можно делать и во время отсутствия электроэнергии. У нас есть небольшой генератор, он питает несколько компьютеров и кофемашину. В конце концов, должно же быть хоть что-то приятное в это неспокойное время.

У нас есть второй план, который называется «Большой генератор». Мы к этому готовимся, чтобы были плавные пуски, корректная работа всего оборудования. Мы посчитали, что себестоимость у нас поднимется на тридцать процентов.

Третий план предусматривает, что у нас как бы полный блэкаут на какое-то длительное время – дней пять, десять. И при этом нет каких-то обычных удобств типа отопления, электричества, водоснабжения, но при этом у меня есть запас. То есть я к этому готов, приблизительно два дня я могу так прожить без всех вот этих удобств, а потом у нас задействуется план «Эвакуация».

Мы уже знаем, кто куда будет эвакуироваться: в основном кудагде-то в небольшом городе, по селам, например, где есть какое-то печное отопление. То есть мы соберемся, просто запакуемся ко мне в машинку и поедем к моим родителям (смеется).

Когда такое происходит, обычно заказов тоже нет, потому что люди решают другие проблемы. Поэтому если там через две недельки появятся заказы, мы также соберемся там, возьмем запасы всего, чего надо.

То есть, приедем, вахтовым методом все сделаем, выдадим продукцию и опять уедем. То есть у нас есть какие-то сценарии, протоколы, как действовать в таких ситуациях, и это очень даже неплохо.

Сотрудник компании Ярослава Головенька готовит изделие из специального медицинского титана для печати на 3Д принтере Фото: Ярослав Головенько

Когда случился блэкаут один из первых блэкаутов, я видел, как люди стоят на заправках в очередях, а у меня как бы все есть – у меня полный бак дизеля, есть какой-то запас еды, воды. На два дня мне этого хватит, а потом я могу уехать, если что.

У нас сейчас очень гибкий график. То есть, если мы видим, что есть электричество, то начинаем работать, и все сразу понимают, что можно сейчас или, возможно, уже никогда.

Но план Б у меня был. Я хотел бы связаться с компаниями в странах Балтии, чтобы часть проектов реализовать у них. Возможно, у них было бы немного дороже, но я думаю, либо мы бы договорились с этими компаниями, либо мы договорились бы с заказчиком. Все непредсказуемо, поэтому сложно сказать. Но пока есть энергия, мы пробуем, пытаемся. Потом приедет генератор, можно будет что-то уже планировать.

– В ваш район прилетают ракеты?

– В основном в области. Сейчас со связью плохо, за новостями особо не следишь. Но то, что я видел, уличного освещения нет, в домах света тоже нет. И это во многих районах после обстрелов такое произошло. Ну, в принципе, все к этому были готовы или должны были быть готовы. О том, что такое будет, трубили из каждого утюга уже очень давно.

– У вас есть бомбоубежище?

– Есть типа укрытие, а ближайшее такое серьезное убежище – метро, до которого 15 минут пешком. Есть еще подземный паркинг, но он такой, я бы сказал, не очень надежный.

Поэтому мы проходили онлайн обучение. Военный специалист нас консультировал, что если, например, убежища нет, то все равно лучше выходить на улицу, потому что в здании все-таки рисков больше.

Если в здании будут люди, и оно обрушится, это дополнительная работа спасателям, нагрузка на них. Если люди будут возле здания на улице, то им намного легче оказать медицинскую помощь, увезти в больницу, а не плюс два часа доставать из-под завалов.

– В начале войны у вас был эпизод, когда вы эвакуировали офис вместе с оборудованием. А сейчас такие сценарии вы прорабатываете? Возможно ли повторение подобной релокации?

– Думаю, что нет. У нас есть последний сценарий, для которого плана нет. Называется он: наступление со стороны Беларуси. Но на самом то деле сейчас просто такой необходимости нет, потому что, ну, от чего мы сможем, что мы сможем выиграть, если мы это сделаем? Проблемы с электричеством по всей стране, не только в Киеве. Во Львове, в Ровно, или в Тернополе мы не много выиграем от того, что переедем туда.

Эвакуация оборудования из Киева, первые дни полномасштабного вторжения России в Украину. Фото: Ярослав Головенько

Кроме того, я заметил, что обстрелы идут по такому сценарию: они обстреляли, потом ждут, пока все восстановят, и обстреливают опять. Приблизительно так делают.

– Насколько энергоемко ваше предприятие?

– Минимально нам необходимо одновременно 16 киловатт. Это рабочие энергоемкости. От генератора мы планируем брать 20 или 25 киловатт, и после этого мы уже сможем запустить какие-то процессы.

– Какие проекты у вас сейчас в работе?

– В основном это все медицина. Пока у нас был свет, заканчивали два онкопротеза коленных, небольшая серия чашек тазобедренного сустава, и сейчас осталось только эту серию доделать. Еще бывает много челюстно-лицевых. Во время блэкаута глухо с заказами. Когда были первые обстрелы, то какая-то наблюдалась тенденция, что после обстрелов несколько дней заказов нет, люди занимаются другими вещами, ищут генераторы, жилье, еду, воду.

– Ярослав, я вот не могу понять. У вас такая специфика работы, что во время тотальных травм, ранений, вы вроде должны быть завалены заказами. А это не так, судя по твоим словам. Почему?

– Дело в том, что 90 процентов кейсов может быть закрыто стандартными решениями. А то, что делаем мы – это нишевая история. Но нужно понимать, что чтобы сделать такую операцию, нужно, чтобы врач умел делать такие вещи. Это очень высокотехнологичная история. Не все врачи обладают определенной квалификацией. Многие из них просто не хотят брать на себя ответственность, рисковать.

Плюс нужно понимать, что огнестрельные ранения – это не тот случай, чтобы вот так сразу можно было взять и поставить имплантат. Там сначала нужно бороться с инфекциями, это очень непростой процесс. Нужно это все залечить, мягкие ткани нарастить, потом как бы инфекцию убить в ране. То есть эта работа может длиться от трех месяцев до полугода, и уже после начинаем заниматься реконструкцией.

Например, сейчас у нас есть кейс, который может стать стандартным протоколом. Мы надеемся, что это будет такое лечение, чтобы избежать ампутации. Это пятковая кость, когда при определенной травме просто нет кости. Сейчас это ампутация 10 сантиметров выше стопы, потому что нет опоры на ногу, то есть, нога не функциональна.

Изделие из специального медицинского титана, напечатанное для сращивания человеческой кости, пострадавшей в результате травмы. Фото: Ярослав Головенько

Но будем сейчас делать это. Для того, чтобы это стало каким-то протоколом, нужно показать успешный кейс, именно клинические испытания, что это работает. Это очень простое решение. То есть, можно действовать просто по стандартному протоколу, и врач прав при этом. Но можно действовать с точки зрения сохранения конечностей для пациента.

И здесь есть какие-то риски, и это займет время. Это процесс подготовки, убить инфекцию, потом операция, сделать титановый имплант, это еще какое-то время, потом реабилитация. То есть это все может растянуться во времени на шесть месяцев.

Рентген-снимок с изделием, соединяющем кость. В последствии костные ткани прорастут в изделие, и произойдет сращивание тканей в цельную кость. Фото: Ярослав Головенько

То есть мы работаем практически на финальной стадии, где идет реконструкция. Например, у нас была пациентка, которая попала под обстрел на краматорском железнодорожном вокзале. Это было в апреле. В июле ей поставили скулоорбитальный комплекс индивидуальный – собрали лицо. До этого у нее было очень много операций, и микрососудистые, и всякие разные хирургии. За это время у нее был инсульт и много сопутствующих проблем.

Потом в октябре сделали операцию, мы печатали челюсти для нее. Она прошла два этапа реконструкции челюсти.

– Как у вас с финансированием?

– Сейчас мы работаем с несколькими фондами, которые могут это профинансировать, но все в ручном режиме, нет системного решения.

С точки зрения Министерства обороны, мы очень нишевая история. То есть, если 90 процентов кейсов можно закрыть другими способами, они вкладывают деньги туда, а мы больше про то, чтобы максимально функционально оставалось решение для человека после полученной травмы.– А вот вы говорите, возникла проблема с квалификацией медиков. Это по причине того, что многие врачи выехали из-за войны?

– На самом то деле, и до войны очень небольшой процент хирургов работал в этой сфере. За это берутся в основном врачи высшей категории, ведущие медики страны, которые сталкивались с этими технологиями. Впервые такой имплант поставили в 2008 году. Это не так давно, с одной стороны, но уже и давненько, для каких-то клинических результатов.

Во многих странах мира это уже стандартный протокол лечения. Но для того, чтобы это таким стало, необходимо обучение врачей. Как в Украине это происходит? Обычно вот эти ведущие врачи обучают всех остальных своих коллег. Иногда врачи едут за границу на практику, получают такой опыт и уже потом применяют его в Украине. В основном это операционные бригады, которые работают при ведущих врачах в Украине. И они на самом деле очень крутые. Мы знаем их всех. Многие из них сейчас на фронте.

Они там оперируют, как я понимаю, вахтовым методом: две недели на фронте, две недели – в своей клинике.

– А с кем вы сейчас сотрудничаете? С какими клиниками или медицинскими институтами?

– Много с кем, на самом деле. 12 больница из Киева, институт ортопедии, институт онкологии, с биолабораториями. Рынок очень небольшой, всех знаем в лицо, но когда мы начали работать по раненым, то значительно расширился список больниц, врачей, которые это делают.

И знаете, то, что делается сейчас в украинской медицине, станет прорывом в будущем. Очень многие украинские хирурги обрели бесценный опыт. Да, причина, к сожалению, не очень хорошая – война, но тем не менее: очень много опыта приобретено и в хирургии, и в реконструкции.

Многие западные компании уже зашли в Украину и работают у нас в качестве волонтеров. Приобретается бесценный опыт. В Украину зашла одна международная корпорация, которая фактически является монополистом на рынке программного обеспечения на рынке 3Д печати. Мы с ними тесно сотрудничаем, и они очень открыты к нам в ответ. Например, через них у нас есть возможность проконсультироваться с ведущими европейскими хирургами. Это очень круто, на самом деле.

Есть уникальные случаи, которые в мирной жизни практически не возникают, как вот этот кейс пятковой кости. Это все новое, которое нужно проверять, смотреть. И одно дело, когда в мире сделано всего несколько операций, а совсем другое, когда есть уже определенная статистика.

– Вернемся к энергетическим реалиям. Если во время производства изделия у вас случается обрыв электроэнергии в сети, не получится ли так, что это вам придется заново это создавать?

– Ну, вообще да. Такие изделия мы списываем в брак. Если, например, у нас три изделия печатается, два по высоте уже напечатали, а на третьем получился обрыв электроэнергии. Значит, это изделие надо перепечатывать.

Поэтому я рассматривал план Б, договориться заказать эти изделия просто в Европе. Недавно нам повезло, и у нас пять дней не выключали электричество, три из которых мы использовали по полной.

– А как вы сейчас занимаетесь поставками сырья? Медицинский титан и многое другое. Насколько мне известно, это вы в Европе закупаете?

– Да, раньше это все завозилось в основном из Германии. Потом, когда был коронавирус, наши поставщики немножечко упростили, скажем так, логистику. Это Дженерал электрик, и у них склады во всем мире. То есть раньше они там привозили это в Германию с завода из Канады, держали сырье на складе, потом они немного урезали свои затраты и перенаправили нас напрямую на завод в Канаде.

Как раз десятого октября к нам приехала свежая партия сырья. Почему я это помню? А потому что это была делегация, мы под обстрелами тут машины принимали, было весело.

– Не возникают проблемы в бизнесе из-за ограничений выезда за границу для мужчин?

– Удаленно можно сделать все дела. Есть, конечно, некоторые нюансы, но вот я второго декабря дал онлайн-презентацию на конференции в Тарту. Да, логистика подорожала почти в пять раз, но мы понимаем, почему. Раньше бы это все прилетело в Борисполь и приехало бы к нам сразу. А так оно прилетело во Франкфурт, из Франкфурта в Польшу, из Польши еще куда-то, и только потом уже в Киев.

То, что нельзя выехать, в нашей деятельности не является большой проблемой, потому что в 2020 году пандемия помогла много чего перевести в онлайн.

– Как ты видишь перспективы этого вида бизнеса?

– Я уверен, что это будет очень востребовано. Сейчас война в разгаре, а после, когда начнутся реконструкции, нужно будет приложить максимум усилий, чтобы это был системный подход. Мировая медицина движется в направлении индивидуализма, Украина – не исключение.

Ярослав Головенько работает в 3Д лаборатории Таллиннского технологического университета. Фото: Дмитрий Мороз

– Ярослав, тот опыт, который ты приобрел в Таллиннском технологическом университете, насколько он тебе пригодился в твоей работе в Украине?

– На самом деле, это основа всего. То есть, скажем так, если бы не опыт, который я приобрел, и те знания, которые я добыл в Таллинне, то я бы в принципе не мог заниматься тем, чем сейчас занимаюсь.