:format(webp)/nginx/o/2020/12/01/13506399t1h3293.jpg)
Социологические исследования показывают, что эстонские медики стали гораздо более толерантно относиться к идее легализации эвтаназии. Часто принято считать, что законная возможность добровольного ухода из жизни «тяжелых» пациентов является признаком гуманности общества, но не стоит забывать и о рисках злоупотребления применением этой меры, которые тоже нуждаются в тщательном анализе, пишет гражданский журналист Владислав Велижанин.
Профессор экономических наук Йельского Университета Йусуке Нарита оказался в центре скандала, предложив в качестве решения проблемы старения населения в Японии возможность массового самоубийства пожилых людей. Традиционное сеппуку может казаться пережитком из далекой для нас Азии, но и в Эстонии общественная дискуссия о поощряемом самоубийстве сейчас стала очень острой.
Исследователи из Тартуского университета недавно зафиксировали прорыв в отношении эстонских врачей к эвтаназии: сообщается, что почти три четверти врачей поддерживают узаконивание самоубийства в медицинских условиях. По сравнению с предыдущим исследованием, проведенным в конце 90-х годов, поддержка врачей легализации эвтаназии почти удвоилась.
Впереди нас ждут общественные дискуссии, но эти данные в целом воспринимаются как сигнал о жизнеспособности будущего законопроекта о легализации добровольного ухода из жизни. В ход уже идут возвышенные аргументы о личном выборе и прекращении страданий, припоминаются случаи «суицидального туризма» в Швейцарию, куда и жители Эстонии уже приезжали за этой последней в жизни человека медицинской услугой.
Сторонники легализации говорят, что эвтаназия будет разрешена только для пациентов без шансов на выздоровление, но к таким идеализированным заявлениям стоит отнестись скептически. Естественно, на первых порах это действительно будет совершаться исключительно по инициативе пациента и с одобрения большой комиссии с серьезными людьми во главе. Однако через какое-то время эта мера рискует стать такой же обыденностью, в каковую она превратилась к настоящему моменту в Нидерландах, где четверть всех умерших в 2017 году ушла из жизни в результате эвтаназии.
/nginx/o/2013/09/04/2022685t1h6bef.jpg)
Скорее всего, этот тренд продолжит развиваться по своей логике. Медицинский работник, который регулярно убивает своих тяжелых пациентов, вполне обоснованно может прийти к выводу, что это и есть нормальный исход течения многих заболеваний, особенно для пожилых пациентов, и может даже начать специально склонять их к эвтаназии.
Безупречно строгие в теории процедуры с трудом переживают столкновение с реальностью, которое становится особенно жестким в условиях высокой рабочей нагрузки и недостатка ресурсов. Практика стран с легализованной эвтаназией также показывает, что законы с течением времени пересматриваются в сторону дальнейшего послабления. Скорее всего, после снятия табу обществу в принципе будет все равно: мог ли условный никому не известный больной пенсионер прожить еще несколько месяцев на паллиативном лечении или его действительно нужно было из-за соображений гуманности поскорее «усыпить».
Если инициатором эвтаназии будут родственники, не желающие ухаживать за тяжелым пациентом, то тут просматривается даже коррупционный риск. Хотя в Нидерландах ситуация обстоит так, что семья и по закону часто назначает эвтаназию своим родственникам (Cohen-Almagor, 2013; Vizcarrondo, 2013). В любом случае, сам «клиент» точно никуда уже жаловаться не пойдет, ведь, как известно, «нет человека - нет проблемы».
Допущение самой возможности (само)убийства пациента вполне может стать лишь первой ступенькой на пути к более широкой нормализации этой практики. На примере донорства органов в разных странах можно проследить эволюцию общественного отношения к похожей теме, также связанной со смертью.
Пока что в Эстонии человек должен официально сообщить о своем согласии стать донором, чтобы врачи имели возможность использовать его тело для помощи другим. Однако набирает популярность и противоположная система, действующая, например, в Великобритании и называемая opt out, требующая, напротив, сообщить о своем нежелании быть донором органов. Тот, кто забыл или постеснялся подать заявление, считается добровольцем по умолчанию.
Это отнюдь не является критикой британской системы донорства органов, которая изначально распространяется на всех членов общества (в том числе не подозревающих об этом). На то есть веская причина: ведь каждый донор органов может спасти несколько других людей, которые тоже умрут без нового органа. Зачем ждать, пока люди заполнят какие-то бумажки? Гораздо эффективнее все сделать за них.
Это и благородно по отношению к пациентам, нуждающимся в ресурсах донора, и экономически выгодно; наконец, и сам донор имел возможность отказаться, а после своей кончины уже все равно не будет возражать. Однако эти же аргументы о рациональности могут быть использованы и для распространения добровольно-принудительной эвтаназии.
Во время пиковых недель коронавирусной катастрофы мы ясно услышали: всех все равно вылечить не удастся. По триажу на лечение отбирались самые перспективные пациенты, а остальным предоставлялась возможность тихо умереть, чтобы освободить ресурсы больницы для тех, кто с большей вероятностью пойдет на поправку.
Конечно, прекращение лечения отличается от убийства пациента, потому оно до сих пор и запрещено, а всех действительно вылечить не всегда возможно. Тем не менее, мы вплотную подходим к дилемме между максимизацией общественного блага и борьбой за каждую жизнь, между медицинским коллективизмом и индивидуализмом. Вообще, стоит признать, что идея о том, что общество будет бороться за жизнь каждого индивида, появилась совсем недавно, ведь раньше это было просто невозможно. Долго ли мы сможем продолжать?
Пандемия вроде как кончилась, а кризис во всех сферах жизни продолжается. Ресурсы всегда ограничены, а лечить дорого и некому. С точки зрения сторонников эвтаназии, почему бы не направлять всех особо не протестующих пациентов с неблагополучным прогнозом на скорейшую эвтаназию, чтобы «прекратить их мучения» и помочь спасти молодых и сильных?
Конечно, мы будем уважать свободу выбора людей, и все, кто против смертельного укола, смогут поставить галочку на портале Digilugu. Но вскоре это может стать плохим тоном, о чем как раз говорил упомянутый профессор Нарита. По его мнению, старое поколение должно дать дорогу молодым и не забирать у них ресурсы, тратя их на продление подходящей к концу жизни стариков. Если какой-то пожилой пациент без сознания ничего не написал о своем неприятии эвтаназии, это можно будет интерпретировать так, что, мол, наверняка он всегда хотел сам «достойно уйти из жизни» в такой ситуации.
Нужно учитывать, что лечение тяжелых заболеваний обходится очень дорого не только Больничной кассе и медицинской системе, но и пациенту и его семье. На семью ложится бремя по уходу, ложатся расходы на лекарства и медицинские принадлежности, иногда - на сиделку, и все это сопровождается сильным стрессом и переживаниями. Сам же пациент вынужден переносить всевозможные страдания, которые могут быть очень изнуряющими, но далеко не всегда влекущими за собой смертельный исход.
/nginx/o/2022/10/11/14892367t1hedd3.jpg)
Быстрый выход в виде эвтаназии, которая законна, доступна и дешева, кажется на этом фоне довольно привлекательной альтернативой. Тем более, что этим человек может в его понимании помочь своей семье и врачам, избавив их от заботы о себе. Это может даже стать новой формой проявления наивысшей любви к своим детям, а то и патриотизма, с учетом того, что выражающий уйти желание из жизни тяжелый пациент снижает нагрузку и на госбюджет.
Отдельная тема - люди с психическими заболеваниями, которые могут иметь суицидальные наклонности, как, например, 17-летняя Ноа Потховен из Голландии. Смерть Потховен вызвала международный резонанс в 2019 году, потому что она запрашивала право на эвтаназию из-за своего психического заболевания, и поначалу международные СМИ сообщили, что ей была сделана смертельная инъекция.
В итоге оказалось, что девушка умерла, прекратив есть и пить у себя дома, потому что местная клиника попросила ее дождаться 21-летия, прежде чем одобрить ее прошение на эвтаназию. Сейчас она как раз достигла бы этого возраста, и, возможно, могла бы совершить более легкое законное самоубийство, сдавшись в борьбе с психическим расстройством.
Альтернативой эвтаназии в целом является паллиативное лечение и поддержание качества жизни. Проводится много исследований о возможностях использования новых стратегий: например, с применением медицинской марихуаны или псилоцибиновых грибов. Препараты на основе конопли (Doppen et al, 2022) показывают перспективы для обезболивания, подъема аппетита и набора веса паллиативных пациентов, хотя и требуют дальнейшего изучения.
Более того, псилоцибин (Mayer et al, 2022), получаемый из грибов, особенно ценится за его потенциал облегчать психологические страдания, снижая экзистенциальную тревогу (или, проще говоря, страх смерти). Несмотря на это, и конопля, и псилоцибиновые грибы в Эстонии строго запрещены.
Разрешим ли мы медицинское (само)убийство раньше, чем попробуем дать людям еще одну возможность облегчить страдания при жизни? Простых решений тут в любом случае не просматривается, но легализация эвтаназии будет не итогом общественного обсуждения этой темы, а лишь началом нового, гораздо более сложного диалога о необратимо расширяющихся границах допустимого.