/nginx/o/2023/03/01/15173049t1ha2bc.png)
Обреченные империи всегда ведут войну с будущим. Они не хотят, чтобы оно наступало. Философ Анатолий Ахутин, переехавший из России в Украину в 2014 году, рассказал Rus.Postimees, в каком смысле это все-таки мировая война, что значит победа в такой войне и почему Европа для Украины - не цель, а модель. Материал публикуется в качестве послесловия к серии «Год войны».
Философ Анатолий Ахутин сначала выучился на химика, но с середины 1960-х занялся философией и историей науки. В советское время это был один из немногих способов реализовать настоящий интерес к философии. До 1991 года Ахутин работал в Институте истории естествознания и техники и участвовал в домашнем семинаре старшего коллеги по институту – выдающегося мыслителя Владимира Библера, создателя учения о диалоге культур.
С 1991 по 2014 год Ахутин преподавал философию в Российском Государственном Гуманитарном Университете. Когда Россия оккупировала Крым и вторглась на Донбасс, Анатолий Валерианович переехал в Украину. Одним из первых его текстов, написанных уже в качестве жителя Украины, была статья «Событие Майдана». В ней проводилась мысль, что война, которую Россия развязала в Украине, направлена против человеческого достоинства как основы самосознания Европы. В беседе с Rus.Postimees философ рассказал о борьбе мира, за судьбу которого сейчас сражается Украина, и войны, которая осталась единственной ставкой России в ее нынешнем виде.
/nginx/o/2023/03/01/15172917t1hbc72.jpg)
- Как вы встретили войну?
- Вы о 2014 годе? Плохо встретил. Как только Совет Федерации РФ разрешил использовать вооруженные силы за границей (1 марта 2014 года – прим. ред.), мы с женой начали собираться. Моя жена (психолог Ирина Берлянд – прим. ред.) родилась в Украине, поэтому у нее была возможность почти сразу получить гражданство. У меня как ее мужа был временный вид на жительство, а через два года я получил постоянный. Мы уехали, потому что решили жить вместе с украинцами, на которых напали. А горячую фазу войны я встретил, к сожалению, в больнице. Сломал ногу и слушал взрывы, лежа в палате.
- И что вы подумали?
- Я решил, что это что-то случайное и несущественное. Мы все знали о готовящейся войне, но я никак не ожидал, что все начнется с попытки захвата Киева! У меня и в мыслях не было куда-то убегать. Тем более, со сломанной ногой (смеется). Уже 26 февраля меня выписали, и я наблюдал за происходящим на экране компьютера. Правда, канонада иногда раздавалась за окном.
Район, где мы живем, оказался в стороне от военных действий. В городе был комендантский час, недолгое время не работал транспорт, были и другие признаки войны. Но атака на Киев захлебнулась с первых же шагов. Правда, этими шагами оказались Буча, Ирпень, Бородянка – небольшие города-спутники Киева, о которых теперь знают все. Реальная Украина оказалась совсем не той, что обитала в замкнутом мире Путина. Российские генералы были совершенно дезинформированы о том, с чем и с кем им предстоит встретиться.
/nginx/o/2023/03/01/15173150t1hced8.jpg)
- Важное наблюдение. Величина города имеет значение.
- Район в Киеве, где мы жили, почти не пострадал, обстрелы и столкновения были на правом берегу, в Оболони. Да, они провалились со своим блицкригом. И тогда перешли к другой, более привычной для России тактике — выжженной земли. Когда я сидел в тепле со своей ногой, они уничтожали Волноваху и Мариуполь. Прежде всего россияне бьют по жилым кварталам и критической инфраструктуре, повторяя мантры о высокоточных ударах. Военное преступление, которое недавно считалось случайностью, стало принципом, на который опирается Россия.
- Эта война – террористическая, в первую очередь?
- Она определяется тремя признаками. Первый - это экзистенциальная война. Она не имеет целью завоевание территорий. Ее цель - уничтожение Украины как независимого государства. Имперская Россия считает Украину своей неотъемлемой частью и несовместима с независимой Украиной. Теперь я часто вспоминаю слова Голды Меир: «Мы хотим жить. Наши соседи хотят видеть нас мертвыми». Второй признак этой войны - что она мировая. В том смысле, что это война с миром. Против договоров, условий, соглашений, правил, - всего, что держит мир в мире. Если Россия победит, в мире исчезнет последний след безопасности. Каждая страна, если только это не очередная «сверхдержава», будет знать, что она совершенно беззащитна. Помните, что такое будапештский меморандум?
/nginx/o/2023/03/01/15173173t1hc65d.jpg)
- Не помню.
- Так вот. Это был результат переговоров между Россией и Украиной при посредничестве США. В 1994 году было решено, что Украина присоединится к «договору о нераспространении» и передаст России все ядерное наследство СССР (справку см. здесь – прим. ред.). Тогда Украине сказали: отдай, и мы тебя защитим. И вот, пожалуйста. Гарант безопасности нападает через 20 лет. И его начинают даже не увещевать. По его поводу выражают озабоченность! А теперь уже приходится защищаться всем и поставлять Украине оружие. Мир против агрессора, которым является Россия, и мировая война, к несчастью для Украины, идет на ее территории. А Россия готова общаться только с теми, кого она считает серьезными пацанами, и делит мир. Никаких консенсусов, никаких переговоров.
- Консенсус для России – признак слабости…
- Так и есть. Это война против самой идеи мирного сосуществования. Была такая стертая советская формулировка. И это действительно очень слабое место в мире. Международные договоры постоянно подписываются и часто нарушаются. Но это считается исключением, а современная Россия как бы заранее вышла изо всех возможных договоров. Ее ставка теперь - чистая военная сила и ультиматумы. Такова теперь идеология и методы ее международной политики.
/nginx/o/2023/03/01/15173189t1h9923.jpg)
- Но ведь это и есть террор?
- Не просто террор, который сознает свою исключительность на общем фоне, а нигилизм как новая нормальность. Это не только террористическая, но и нигилистическая война. Нет никакой морали, никакой этики, ценности обесцениваются. В этой «свободе» Россия обретает силовое преимущество. Но опираться и ей на что-то надо. И вот современная Россия опирается на полное освобождение от обязательств. Гитлер освобождал своих солдат от «химеры, именуемой совестью» (в книге Германа Раушнинга «Говорит Гитлер» приводятся слова о совести как «выдумке евреев» - прим. ред.). Путин освобождает от всех химер.
И еще я скажу, смотря как бы изнутри философии: это война самого Ничто. Ее идеологические элементы нейтрализуют друг друга. У нее серп и молот под крестом, а чекист сидит в монархах. Там ничего нет внутри. Поэтому это война не за что-то: завоюем-де и начнем жить. Нет, это война как способ существования. Уничтожение - это и есть способ существования Ничто.
:format(webp)/nginx/o/2023/03/01/15173295t1hdb62.jpg)
- Можно ли победить нигилизм?
- Можно, если заткнуть черную дыру русского мира. Оттуда не идет ничего, кроме смерти. Все договоренности с Россией будут временными. И дело тут не в одном путинизме. От возникшей в XVI веке концепции «Москва – Третий Рим» (Основные положения сформулированы в послании псковского монаха Филофея – прим. ред.) до «мирового пожара революции», случившегося в 1917 году, Россия утверждает свою всемирную власть. Она и есть мир, больше ничего быть не должно.
Решит ли проблему откат России в границы 1991 года? Нет, конечно! Мало победить Россию в войне с Украиной. Политическая структура империи должна быть разрушена, имперское сознание (мессианизм, мировое господство) - дисквалифицировано, черная дыра нигилизма - заткнута, чтобы мир не провалился в нее.
- Для этого она должна быть обезглавлена?
- Не в голове дело. Российская империя - это даже не структура на самом деле. Это тело с кровеносной и нервной системой. В роли этой системы выступает военно-промышленный комплекс, основа российской экономики. Она была и осталась плановой на самом деле, заточенной на войну, как это было в СССР. Если просто не будет центральной власти, люди, как бы вышедшие на волю из разных ГУЛАГов, научных и культурных «шарашек», деполитизированные, лишенные гражданского самосознания, политически несовершеннолетние, скажут (и это уже было в 1990-е): мы не можем, мы сами не умеем. Трудности будут чудовищные, но только так можно вырваться из засасывающей воронки русского мира. Поэтому да – прежнего центра быть не должно. Тело распадается с кровью, и этого испугались в эпоху перестройки. Но другого пути нет.
- Вы участвовали в протестных акциях до своего отъезда. Хотели что-то изменить?
- Да, участвовал. Пока это было возможно, мы с женой это делали. Мы имели в виду проблемы на всех уровнях – от районного до федерального. Моя жена была наблюдателем на муниципальных выборах. В ментовку я впервые попал в 2012 году, когда Путин ехал в Кремль по пустой Москве. Я не стоял на баррикадах, на мне просто была белая ленточка. Потом в 2014 году, когда мы пришли к министерству обороны, чтобы протестовать по поводу аннексии Крыма, там раздавали значки с флагом Украины. Я взял, надел, и меня тут же посадили в автозак.
/nginx/o/2023/03/01/15173230t1hbadd.jpg)
Все по правилам полицейского государства. Есть протестанты, есть против них ОМОН. Но когда мы увидели, что на протестующих нападают люди, сограждане, называют их предателями, стало ясно, что в России делать нечего. В Украине сумели защитить Майдан, и мы решили быть с теми, кому мила свобода и на кого за это напали.
- Что и отрицали в России наиболее яростно.
- Конечно, как такое признать! Майдан же не зря назывался «Революцией Достоинства». Если бы дело было в «европейском выборе», все разошлись довольно скоро. А было важно, что студентов побил ОМОН, что беззащитных ребят били ночью. У нас три толстых тома интервью вышло - «Майдан. Свидетельства», так вот там каждый третий говорит, что протестом не интересовались, но в ноябре 2013 года вышли, когда эта подлость была совершена. Это был не политический переворот, а проявление солидарности во имя достоинства. А потом у этого порыва появился политический смысл. Второй том посвящен международной помощи и медицине на Майдане. Были же тайные госпитали – в квартирах, в офисах, были полевые госпитали вокруг Майдана и под брезентом на нем самом. Третий том – о помощи со стороны Польши и поляков.
- Майдан повлиял на ваши исследования? У вас ведь уже после вышла книга «Европа – форум мира».
- Интерес к Европе как культуре у меня давний. Упомянутая вами небольшая книга – часть большого проекта «Человек европейский». Я исхожу из того, что Европа - сама по себе уже глобальный мир, ее история - это история глобализации ойкумены (освоенная территория; буквальный перевод с греческого: «заселенная земля» - прим. ред.).
В отличие от больших окружающих стран (Египет, Вавилон, Персия), по чьим плоским землям текут медленные реки, средиземный мир Европы - это архипелаг, территория без территории, где происходят встреча и общение разных. Как этот образ формируется от Древней Греции до наших дней, легко проследить. Хороший пример - город Александрия, где жили и общались несколько разных этносов, языков, конфессий. Там была переведена на греческий язык иудейская Тора. Начался буквальный диалог культур.
/nginx/o/2023/03/01/15173226t1h5fcc.jpg)
Человек, который формируется Европой, многоязычен и чуток к различию смыслов. И для него национальное не менее важно, чем глобальное. Не зря же Данте писал по-итальянски, хотя никто лучше него не знал латынь! Устройство европейской культуры - прекрасный образец для возможной культуры глобального мира, общность которого держится не обобщением разного, а общением индивидуаций.
Вот я и сам учу сейчас украинский язык, уже сдал экзамен и подал документы на гражданство. Читаю свободно, понимаю речь бытовую и публичных политиков. Но нужно еще научиться говорить!
:format(webp)/nginx/o/2023/12/08/15769194t1h2566.png)