Депортация немцев из Эстонии: уникальный дневник проливает свет на малоизвестное преступление

Георг Хайтманн в начале 1940-х годов. Фото: Erakogu

В Институте памяти Эстонии издана книга, которая показывает историю депортации немцев из Эстонии глазами скромного бухгалтера, ставшего ее жертвой.

Мы поговорили с составителем книги, историком Олевом Лийвиком, по мнению которого этот акт государственного террора напоминал геноцид. Дневник помогает заполнить пробелы в знаниях о советских репрессиях и напоминает об остающейся в тени роли балтийских немцев в истории Эстонии.

– Георг Хайтманн был одним из 407 немцев, депортированных из Эстонии в 1945 году. Что это была за депортация и почему мы так мало о ней знаем?

Олев Лийвик Фото: Институт исторической памяти Эстонии

– Одна из причин заключается в том, что эстонская культура памяти связана с депортацией эстонцев. Их было две, они были гораздо масштабнее, и с ними связано много носителей этих воспоминаний и их потомков. Депортация немцев для нас нечто чуждое. Люди, пережившие эту депортацию и имеющие здесь потомков, уже не немцы.

– Но эти депортированные немцы были в основном гражданами Эстонии. Многие из них были эстоноговорящими.

– Да, но потом они стали стыдиться того, что их депортировали как немцев. Быть немцем в Советском Союзе после Второй мировой войны было вдвое хуже, чем быть эстонцем. Очень поучительной частью книги является объяснение автора, что в глубине России не было разницы между эстонцем и немцем - оба были фашистами. Но в некоторых областях, где когда-то была немецкая культура, большинство косо смотрело - мол, этот плохой человек, этот эксплуататор, еще и немец.

Книга

Дневники Георга Хайтмана. Фото: Издательство Argo

«Смерть должна подождать. Дневник Георга Хайтманна, эстонского немца, депортированного в Сибирь, 1945-1947 г.»

Составитель Олев Лийвик

Издательство Argo, 2023 г.

– Поскольку немцев депортировали из Эстонии после окончания войны, когда исчезла угроза Советскому Союзу со стороны немцев, то было ли это остаточной ненавистью?

– Да, это избавление от враждебной национальности. Юридически это можно считать геноцидом.

– В Эстонии был организован геноцид немцев?

– В Советском Союзе. Враждебной была объявлена одна нация, которую затем нужно было медленно уничтожать где-то вдали от Родины. Либо с помощью каторжных работ, либо принудительного переселения. Основной причиной этого была, конечно же, война, начавшаяся в 1941 году. Почему-то это заняло так много времени, операция была претворена в жизнь только в августе 1945 года, когда война действительно закончилась и ни малейшей угрозы русским со стороны немцев уже не было.

– Известно ли нам приблизительно, сколько немцев осталось в Эстонии после сталинских репрессий?

– Точного числа назвать не могу, но думаю, что несколько сотен. И в основном в сельской местности. Конечно, они могли уже культурно эстонизироваться.

– Георг Хайтманн, бухгалтер, жил и работал на Хийумаа, до этого в Санкт-Петербурге. Он бегло говорил по-русски. Как история этого человека дошла до исследователей истории?

– Я всегда интересовался историями жизни немцев, еще во время учебы в университете, в бакалавриате. Я не хотел прославлять какую-либо национальную группу, я занимаюсь научными исследованиями не для этого. Но поскольку немцы так или иначе считаются причиной возникновения рабства в нашей стране, я хочу изменить эту картину так, чтобы она стала немного более научной и объективной. Отсюда мой интерес.

Выдержки из дневника Георга Хайтманна

Прибытие в пункт назначения в России

Воскресенье, 26 августа 1945 г.

Когда мы достигли пункта назначения, предназначенного для нашего карантина (Чернушка), вода стояла слишком низко, чтобы пристать к берегу, и весь багаж пришлось переносить на сушу на плечах и маленькой плоскодонке, которая также не могла дойти до берега. Мне пришлось снять обувь и носки и идти на берег.

Мы взобрались на берег и увидели небольшой поселок, состоящий из отдельных крестьянских изб. В одной из них мы остановились на ночь, после того как заскочили в малюсенькую баню. Из бани мы направились к врачу (женщине) для удостоверения личности. У меня спросили только фамилию, имя, отчество, возраст и профессию, вот и все удостоверение. От доктора мы пошли в маленький домик, где нам выдали хлеб и чеки на обед, потом в столовую, где нам дали хороший суп и перловую кашу.

– Как дневник Хайтманна попал в Институт исторической памяти Эстонии?

– В институте есть такой действенный инструмент, как мемориал жертвам коммунизма и электронный мемориал. Очень многие люди интересуются своими репрессированными родственниками: уточняют данные, предоставляют дополнительные документы, сведения о чьей-то судьбе. Потомки Хайтманна обнаружили, что их имена – как имя, так и фамилия – в основном были написаны с ошибками. Они отправили запрос. В ходе дальнейшего общения выяснилось, что у них есть интересные материалы о деде: полностью сохранившийся дневник за 1945–1947 годы.

Страница из дневника, который Георг Хайтманн вел в 1947–1949 годы. Фото: Частное собрание

– Где Хайтманн вел этот дневник и как он выглядит?

– Он начал вести его во время переездов по России. В день депортации, когда его увозили отсюда, он, наверное, был настолько напуган, что ничего не записал в тот день. Хайтманн начал писать в поезде и вел дневник на протяжении всего времени, проведенном на поселении. Записи были ежедневно. Часто рассказ очень подробный: события, мысли, сны, вся активная физическая деятельность, которой у него все же было мало.

– Был ли он только на поселении, или также и в тюремном лагере?

– В лагерях тоже. Но что сделало его историю особенно захватывающей и увлекательной, так это заключительная часть дневника, то есть его побег в Эстонию – семидесятилетний человек сбежал и вернулся домой! В то время этот возраст можно было считать особенно преклонным, и у него было около десяти разных проблем со здоровьем. Несомненно, эта часть дневника – настоящий триллер.

Выдержки из дневника Георга Хайтманна

Мечта о побеге в Эстонию.

Среда, 27 августа 1947 г.

На последней открытке Лиля [Елизавета Хайтманн] написала о какой-то «комбинации», «предприятии». Мысль об этом мучает меня – что она собирается сделать? Она написала об этом 7 августа, с тех пор прошло три недели – и ничего не слышно и не видно. Значит ли это, что из «комбинации» ничего не вышло? – Я стал настолько нервным, что везде вижу и жду своих родных. Пролетает аэроплан – я вскакиваю и смотрю, не приземлится ли он у нас. – Когда я вижу вдалеке человека, особенно женщину, я с нетерпением жду, когда она подойдет, но никто не приходит за мной. – Когда я один дома и слышу стук в дверь, вскакиваю – не Лиля ли это. – Но, с другой стороны, когда я размышляю трезво – я бы не хотел, чтобы Лиля сюда приезжала – это слишком тяжелая поездка.

– Почему он предпринял опасный для жизни побег?

– В дневнике это отмечено во множестве записей. Он не был аристократом по происхождению, его отец был пивоваром, мать домохозяйкой. Семья была небогатой, но он продвинулся, работая в Петербурге, дослужившись до должности главного бухгалтера на заводе «Треугольник». В Петербурге его окружали относительно образованные люди.

Во время депортации он попал в русскую деревню на реке Кама в России, где многие не могли писать, где была грязь, халатность, люди не были заинтересованы в работе; он описывает тамошние большие попойки. Хайтманн описывает, как он изучает местный русский язык, потому что никогда не сталкивался с языком простых людей.

Жизнь там казалась ему настолько угнетающей, что он думал, что не хочет умирать в этой среде. Балтийские немцы, вместе с которыми его туда привезли, непрерывно умирали, не обеспеченные домом, не имевшие денег и еды, к тому же со слабым здоровьем. Многие из них не и верили, что вернутся домой.

Выдержки из дневника Георга Хайтманна

Слухи!

Понедельник, 25 марта 1946 г.

Ходят всевозможные слухи об отправке нас обратно на родину, и разные обстоятельства говорят об оправданности этих слухов, например то, что почта в Таллинне не принимает деньги и почтовые посылки для пересылки нам. А также то, что местные власти более внимательно относятся к нам, больше стараются для обеспечения чистоты в бараках, вызывают к больным врача и фельдшера. Более тяжелобольных хотят отправить в Сайгатку для госпитализации. — Еще говорят, что Сталин снят с должности и что наркомы переименованы в министров, т. е. наша государственная организация приближается к западной.

– Он просто хотел умереть дома?

– Да потому что его супруга, ребенок, внук – все остались в Эстонии. Он вернулся.

Жена и ее новый муж приехали его забрать, помогли организовать, но это было не так просто - отправится на родину. Естественно, он сделал все, чтобы подготовить свой побег.

– Георг Хайтманн бежал из Сибири в Таллинн, где позже был задержан. Что с ним стало?

– Задержали, да. Хотя человек был практически инвалидом, с 1947 по март 1949 года он просидел взаперти в стенах своего дома, с задернутыми занавесками, чтобы его никто не увидел.

После ареста Хайтманн был доставлен в Батарейную тюрьму и приговорен к 20 годам каторжных работ за то, что незаконно покинул поселение. Затем его отправили в трудовой лагерь, а через несколько лет – в закрытый дом престарелых, или колонию, которая являлась закрытым учреждением типа больничного типа.

– Он перестал писать после второго ареста?

– Дневник он больше не вел, но говорят, что написал довольно много писем, большая часть которых была уничтожена. Однако сохранились его последние письма.

Дочь Георга Хайтманна (сам он стоит на камне) Ирина со своими одноклассниками на берегу в Луйдья на Хийумаа, 1935 год. Фото: Частное собрание

– Как Хайтманн находил бумагу, чтобы написать так много? Это был серьезный дефицит. И как можно было избежать того, чтобы солдат или офицер, досматривавший его, не забрал дневник и не добавил за содержание еще пять лет?

– Сначала записи были довольно нейтральными, много разговоров о том, куда шел и прибывал поезд, что ели и какая температура была на улице и кто с кем разговаривал. Потом, конечно, стало появляться все больше отзывов о разгильдяйстве, безразличии русских, жестокости чиновников – не физической жестокости, а психическом терроре – и так далее.

Если бы записи попали в руки надзирающего, было бы много неприятностей. Причём Хайтманн писал по-русски, которым он совершенно свободно владел благодаря своему долгому опыту проживания в России, только он часто не знал некоторых бытовых выражений, иногда они заменялись немецкими.

Почему записанное им не было обнаружено – возможно, местных не заинтересовал какой-то семидесятилетний старик. Ждали, когда он умрет или исчезнет оттуда. Когда он бежал в 1947 году, местные не чинили ему никаких препятствий.

Выдержки из дневника Георга Хайтманна

О бедности и милостыни

Среда, 16 октября 1946 г.

Пришел к нам нищий, полуслепой, милостыню во имя Христа просить – но никто ничего не подал – сказали, что мы сами нищие, высланные сюда, идите к русским, крестьянам. – Мы были все очерствелые, оскотинившиеся! – Когда он уже вышел, я хотел пойти за ним и дать ему что-нибудь – но поленился. – Стыдно, раб Божий Георг! Может случиться так, что и тебе тоже придется просить милостыню и получать отказ за отказом! Может, и тебя сошлют, если не к русским, то к немцам или эстонцам, а может, и просто к черту! – Ай, ай, Георг, Георг! У тебя, правда, тоже мало что есть – но ты все же не голодаешь, хоть и нет возможности жить в тепле! Стыдно!

С доступностью бумаги обстояло так, что, как человек с характером педантичного бухгалтера, он все-таки взял с собой на поселение как можно больше вещей. Например, чемодан жены, потому что он предполагал, что ее тоже могут выслать вслед за ним. Наконец, Хайтманн начал обменивать женскую одежду на тетради.

Одно из самых интересных мест в дневнике – описание того, как они живут в России. Вовсе не в каких-то больших общественных зданиях, а на те небольшие деньги, которые присылали им из дома, им приходилось снимать разваливающиеся бараки, с пожароопасными печками, сквозящими окнами, или вовсе такими, в которых отсутствовало стекло.

Хайтманн жил в бараке у местного жителя, который сам ночевал в другом углу комнаты. Хайтманн описывает одну ситуацию, в которой глава той семьи вырывает страницы из своей тетради, чтобы отдать автору дневника, потому что у него закончилась бумага: «А я и не хочу ничего писать, мне не интересно. Забирай себе!»

Старик хотел вернуться домой, можно сказать о Георге Хайтманне, который в возрасте 70 лет, несмотря на ряд проблем со здоровьем, сбежал из поселения. Фото: Частное собрание

– Как Хайтман определяет свою культурную принадлежность, как эстонец, или как немец? Он вообще затрагивает эту тему?

– Это очень существенный вопрос. Он явно ориентируется в немецком и русском культурном пространстве, но эстонская культура ему совершенно чужда. Его потомки говорили, что Хайтманн понимал эстонский язык, но не хотел им пользоваться. В дневнике он упоминает, что не может правильно писать по-эстонски, по крайней мере, он чувствует, что делает в нем ошибки.

Культурное пространство Георга Хайтмана было немецко-русским, но одно место в дневнике, которое заставляет меня ухмыльнуться, – это запись, где он сочувствует эстонцам, потому что русские обзывают их эстонскими фашистами, а они отвечают, что они не эстонцы, а немцы. Для простых деревенских русских национальность ничего не значит. На это они задают вопрос: а откуда вы приехали? Из Эстонии – значит, эстонцы.

Понятно, что «фашисты, нацисты, гитлеровцы» – это совершенно несправедливо по отношению к эстонцам. Хайтманн понимает, что у него, как не крути, явно выраженная немецкая идентичность, и понимает, что немцы виноваты перед русскими. Герой этой истории с большим уважением относится к русской культуре и русскому народу, что удивительно, ведь он совершенно несправедливо страдает от их рук.

Выдержки из дневника Георга Хайтмана

Сравнение тюрьмы и невыносимых условий жизни на поселении

Понедельник, 14 апреля 1947 г.

Лежа снова на кровати, совсем рядом с печкой, я думал, что моя жизнь здесь очень мало отличается от тюремной: я, конечно, не свободен, я должен жить в Мельничной, я вынужден жить в тесной избушке, я вынужденно лишен каких бы то ни было удобств. Моя жизнь, наверное, отличается от жизни в настоящей тюрьме тем, что там жизнь комфортнее, дешевле, лучше, чем моя жизнь: в тюрьме мне давали бы готовую пищу, – здесь я должен готовить ее сам, что связано с иногда с непосильными для меня хлопотами; – в тюрьме меня бы кормили достаточно и бесплатно, – здесь я часто голодаю, и моя еда обходится моей семье в большие деньги; в тюрьме врач проверял бы мое здоровье, – здесь никого не волнует, здоров я или болен, сломал ли я ногу, – лечись, как хочешь; – в тюрьме выдают лекарства, если нужно, – никаких лекарств здесь нет, а средства для моего сердца, желудка, почек, мочевого пузыря, головы – все вынуждена отправлять мне моя семья из Эстонии; в тюрьме каждый день дают возможность подышать свежим воздухом, подвигаться, погулять по двору, – здесь грязь и влажность такие, что на улицу нельзя сделать ни шагу; – в тюрьме – зимой отапливают, и не приходится мерзнуть, – здесь то, чтобы достаточно отапливаться зимой – связано с большими расходами и непосильной работой, и, не смотря на это, можно замерзнуть, и никому не будет до этого дела, и никого не волнует, жив ты или нет; – в тюрьме – одиночество и тишина, – здесь крики и шум, а уединение и тишину воспринимаешь как редкое блаженство. – Я говорю о одиночном заключении – в общих камерах, наверное, намного хуже, но все же не хуже, чем здесь, в бараках и общежитиях, с которыми мне тоже пришлось познакомиться ближе, чем хотелось бы.

– В книге 486 страниц, не считая алфавитного указателя. Это очень большая работа, за эти два года было потрачено много сил и много часов работы. Почему эта тема так важна в изучении новейшей истории Эстонии?

– Книга важна в нескольких отношениях. Хотите верьте, хотите нет, но такого источника, как дневник отправленного на поселение человека, в Эстонии практически не существует. Есть парочка, датируемых 1941 годом. Около десяти лет назад был опубликован дневник Эрны Нагель, теперь забытый даже историками. Кое-где есть еще небольшие записи, но такого дневника, который охватывал бы, например, два года жизни человека в Сибири, до сих пор просто не существовало. Конечно, писем много, потому что после войны уже можно было отправлять письма в Эстонию. Во время войны такой возможности не было.

– Означает ли это, что в контексте повышения осведомленности о депортациях эта книга уникальна?

– Для Эстонии она определенно уникальна. Она также позволяет нам посмотреть на немцев как на своих соотечественников. Они жили в нашей Эстонии и страдали точно так же, они тоже были жертвами сталинских репрессий. Их история тоже имеет значение. Депортация – это не только история эстоноязычных людей, но и история всех людей, которые жили в этой стране, даже если в данном случае это очень грустная история.