Латышский перевод обогащает русскую пьесу: театральный продюсер из России ставит на двуязычие

Фото: KatlZ

В январе 2023 года рижская театральная компания KatlZ выпустила спектакль «Солнечная линия» на латышском языке. Ничего особенного, если бы до этого те же самые актеры не играли его только на русском. Теперь языки чередуются: в феврале прошла серия по-русски, в марте - опять по-латышски. Зачем нужно театральное двуязычие в мире, где обострились противоречия, рассказала Rus.Postimees основатель компании, продюсер Евгения Шерменева.

Пьеса Ивана Вырыпаева «Солнечная линия» была написана в 2015 году и впервые прозвучала в авторской читке на фестивале «Любимовка». Вырыпаев, вероятно, самый известный современный драматург, пишущий на русском языке. Пьеса, которую взяла театральная компания Евгении Шерменевой, с привычной для автора жесткостью и прямотой рассказывает о непонимании в любовных отношениях. В Латвии эта драма приобретает свою особую специфику, считает продюсер. 

Театральный продюсер Евгения Шерменева ставит в Латвии спектакли на двух языках. Фото: Личный архив

- Наверное, нелегко одним и тем же актерам играть сценический материал на двух языках?

- Мы поставили пьесу Ивана осенью 2021 года. Это была реакция на ковидное время, когда уже полтора года все сидели по домам, маялись в четырех стенах и начинали выяснять отношения. Нам показалось, что разговор героев пьесы помогает найти выход из тупика. Мы сначала сделали в Риге русскую постановку, потому что было проще получить на нее права. В спектакле заняты латвийские актеры Мария Данилюк и Андрис Булис, говорящие на двух языках. На русском мы играли спектакль в Риге и в Латгалии, где живет много русских. Съездили в Болгарию на фестиваль и еще в Клайпеду, где есть русскоязычный зритель, а театра для него нет. Осенью 2022 года получили европейские права, перевели пьесу на латышский и сделали его с теми же актерами.

- При этом Андрис – латыш, который и в русской версии играет носителя латышского языка?

- Да, мы изначально не пытались это скрыть, наоборот, показывали на сцене пару, в отношениях которой важны не только гендерные различия. В пьесе они постоянно повторяют, что не понимают друг друга, и языковое различие усилило эту проблему. Это сделало героев еще более узнаваемыми. В Латвии это сплошь и рядом и у зрителей, и у актеров. Когда Андрис и Маша репетировали, они говорили: «О, так у наших соседей было, а это – прямо как у меня!»

- Вы говорите, что не пытались скрыть различия в интернациональной паре. А их надо скрывать?

- Если зритель приходит на русскоязычный спектакль, он ждет, чтобы со сцены звучал какой-то совершенно прекрасный русский язык.

Мария Данилюк и Андрис Булис - дуэт рижской «Солнечной линии». Фото: KatlZ

- В Риге так, да?

- Да, и это не только люди, для которых русский – родной язык. Есть и латыши, говорящие по-русски, и они тоже ждут, что язык будет безупречным. Они ждут от искусства…

- …нормативности?

- В их понимании – да. Но так не только в Риге. Если вы приедете в Великобританию, вы не услышите неидеальной английской речи со сцены. Не пускают туда таких актеров. По крайней мере, на большие площадки. Какие-то альтернативные сцены что-то себе иногда позволяют, но, если вы пойдете в National Theatre или в Old Vic, там вы ничего подобного не услышите.

Конечно, влияние эмигрантов постепенно проникает на сцену. Но честного признания, что на сцене могут быть разные люди, пока нет. Даже если вспомнить знаменитые спектакли Робера Лепажа или Яна Фабра, где люди говорили на нескольких языках, надо уточнить, что они говорили на них в совершенстве. Там тоже господствовало классическое отношение драматического театра к языку. А мы принципиально другую историю играем.

- А пьеса Вырыпаева хорошо подошла для такой сценической трактовки?

- Для него как раз очень важен ритм речи. Он хоть и пишет прозой, но это почти стихи. И Андрису, как бы он ни старался, очень сложно. Ему нравится русский текст, хотя он и не всегда с ним справляется. Но что интересно: когда мы начали играть на латышском, его влияние проявилось в русском тексте. Когда спектакль снова играется на русском, актеры говорят мягче, более расслабленно. Они поймали другую интонацию. И мне очень нравится это взаимное влияние. В русском языке есть много агрессивных моментов, в латышском их вообще нет.

- Русский язык вообще атакующий, скорее.

- Наверное, дело в конструкции предложения, не знаю. Латышский совсем другой, там фразы заметно короче. И само звучание намного более мягкое. Когда я в январе слушала латышскую версию, мне очень понравилось. Это новый текст, с совершенно новым звучанием.

- Не изменилось ли что-то в настроении спектакля и его восприятии, когда пандемия ушла в историю?

- Она не ушла в историю, люди болеют. То, что мы не успели выйти из пандемии и попали в ситуацию большой войны, которая влияет на все, только обостряет ощущения от разговора на сцене.

На репетиции спектакля «Солнечная линия», 2021 год. Фото: KatlZ

- На какой площадке вы играете спектакль?

- В основном в музее Жаниса Липке – это такой латвийский праведник, спасавший евреев во время Второй Мировой войны. И для нас важно, что спектакль играется в тесном кругу, где зрители очень близко от актеров, на расстоянии вытянутой руки. Люди не могут не вовлекаться в разговор, когда актеры находятся вплотную и постоянно обращаются к ним за поддержкой. Они же спорят между собой и просят попеременно: поддержите меня! – а теперь меня! В музее есть ощущение дома, что для спектакля очень важно.

Жанис Липке (1900–1987) – латвийский праведник мира, который во время немецкой оккупации Латвии спас 56 узников рижского гетто. Знание немецкого языка помогло ему устроиться на склады армейского снабжения. Крупные предметы мебели служили тайниками для людей из числа тех, что Липке отбирал в гетто для подсобной работы. До войны Липке был контрабандистом и даже отбывал тюремные сроки. Этот опыт помог ему ни разу не выдать себя и сообщников.

- Что, кроме созвучия собственному житейскому опыту, обнаруживают зрители в контакте языков и культур, которые они видят на сцене? Ведь сейчас отношения носителей разных языков в странах Балтии сложные.

- Сейчас везде сложно, и в Латвии тоже. Ужесточены, например, требования к знанию латышского языка. Но наш спектакль показывает: люди в нормальной жизни – нормальные! Даже когда они переживают кризис и выясняют отношения, они потом протягивают друг другу руки. Вот вы приходите к точке, когда невозможно существовать на прежних условиях. Что тогда люди делают? Они вступают в переговоры. И наш спектакль – о том, что надо вести переговоры!

Сцена из спектакля «Солнечная линия». Фото: KatlZ

- Как начинала ваша театральная компания?

- Первую постановку мы сделали в 2018 году – она была по пьесе Миши Дурненкова «Война еще не началась». Мы играем ее и сейчас на русском языке – там заняты латвийская актриса Гуна Зариня, литовский актер Гитис Иванаускас и актер рижского Русского театра Саша Маликов. Из-за того, что у всех языки разные, мы играем по-русски с титрами. Этой зимой поставили на латышском пьесу «Сосед» Павла Пряжко – ведущего драматурга современности из Беларуси. Это разговор как будто ни о чем, полный самых драматических переживаний, который играют два актера разных поколений. В прошлом году мы также подготовили спектакль с украинской актрисой Екатериной Вишневой, которая уехала в Литву. Сначала была ее история, потом еще три актера из Риги, которые общались с беженцами, дали свой материал, и мы из этого материала собрали пьесу-вербатим. Ну, еще мы онлайн-читки разные делали, когда пандемия была.

Вербатим (лат. verbatim – дословно) – документальный театр, материалом которого служит речь реальных людей. Изобретено в 1920-е годы революционным театром России (Всеволод Мейерхольд) и Германии (Эрвин Пискатор). Возродилось в 1960-е годы (Петер Вайс, Кэрил Черчилль), приобрело широкую популярность к концу XX века. На русском языке наиболее известны постановки театра «Ложа» (Кемерово), Театр.doc (Москва) и др. Громкие имена русскоязычного документального театра – Михаил Угаров, Елена Гремина, Дмитрий Волкострелов.

Подробнее – здесь.

Читка вербатима по материалам интервью с украинскими беженцами. Фото: Maxim Shesterikov / KatlZ

- А как давно вы в Риге?

- С 2017 года. Я купила здесь дом в деревне в 2014 году, долго приводила его в порядок. У меня была работа в России, потом я ее потеряла, и это стало дополнительным стимулом (подробности биографии Евгении см. здесь – прим. ред.).

- Глядя из Эстонии, можно подумать, что в Латвии большой кластер русских интеллектуалов, не столько местных, сколько «понаехавших». А они переплелись с местной средой или нет?

- Нет никакого переплетения. Отдельные пересечения – да. Переплетение происходит скорее с латышской средой – по профессии, по ценностям. Между русскими, которые всегда жили здесь и, например, получили российские паспорта, потому что не смогли или не захотели получать латвийские, и русскими, которые переехали сюда из России недавно, больше различий, чем сходства.

- Вы по-английски с латышами общаетесь?

- По-русски. Я все больше понимаю и стараюсь говорить по-латышски. Но есть определенный барьер. Недавно я общалась с одной актрисой, иногда переходя на латышский. И, когда она меня в очередной раз поправила, я попросила: «Перестаньте нас поправлять! Дайте нам возможность говорить неправильно! Мы же никогда не заговорим, если вы будете постоянно нас поправлять!» А она сказала: «Ой, как круто, а я никогда об этом не задумывалась!» То есть люди хотят как лучше. Но человек перестает разговаривать, если его постоянно поправляют! В Англии половина людей говорят на разных вариантах эмигрантского языка. И ничего.

- У вас же еще и на радио есть передача?

- Да, на радио Baltkom, она называется «Без антракта». Я туда приглашаю часто говорящих не очень хорошо по-русски деятелей искусства Латвии, потому что своими скромными силами пытаюсь решить одну проблему. Она состоит в том, что вы не найдете на русском языке информации о современном искусстве Латвии. На русском языке будет только, может быть, о международном кино, о местном русском театре, может, о некоторых нишевых проектах, и все. И мы, кто там живет, да и не только мы, но и вы, например, в Эстонии, никогда не узнаете, что происходит в галереях Латвии, местной музыке, современном искусстве и в театре. Это все только по-латышски. А когда я со стороны наблюдаю за этим, возникает кросс-культурный эффект, больший объем, потому что угол зрения другой, язык другой. Латыши мне сами об этом говорили не раз. Вряд ли только из вежливости.