Белорусский писатель Владимир Козлов известен безжалостными книгами о постсоветской молодежи, которая взрослела вместе с автором. Его называют «беспристрастным натуралистом» и «русским Сэлинджером». В прошлом году он уехал в Турцию, сейчас в Германии. Rus.Postimees обсудил с ним цену ностальгии по недавнему прошлому. Писатель убежден: именно так и не разобранное наследство СССР привело к нынешней войне.
«Если бы в 2020 году Беларусь сбросила Лукашенко, Москва ввела бы танки»: белорусский писатель о невыученных уроках недавней истории
Козлов с разных сторон подступается к путинской эпохе с вопросом: как же вышло и что мы сделали не так, что она длится так долго. Независимое издательство «Подснежник» готовится сейчас выпустить его роман «Вавилония» - о возвращении беспредела 1990-х в Москву накануне массированного вторжения в Украину.
- Кем вы себя ощущаете - русским автором поверх границ?
- Хотелось бы быть автором, которого может читать любой человек, читающий по-русски. Действие моих первых книг происходило в позднесоветское время, о котором помнят люди, раскиданные по всему миру. Несколько моих книг посвящены России, но там речь идет скорее о срезе общества в определенный исторический период. На свете есть множество людей, для которых Россия и Беларусь – не чужие, где бы эти люди ни жили. Я для них работаю. Хотя сейчас вопрос о том, как мои книги дойдут до читателя через те или иные границы, очень обострился.
Владимир Козлов
Родился в Могилеве в 1972 году.
Учился в Могилеве, Минске и Блумингтоне (США). Дипломы переводчика и журналиста.
В 2000–2022 годах жил в Москве, продолжая называть себя белорусским писателем.
Первые романы («Гопники» «Школа», «Варшава») выходили в нонконформистском издательстве Ad Marginem, позднее писатель издавался в более мейнстримных «Амфоре» и «FreeFly». С середины 2010-х годов предпочитает работать с небольшими издательские проекты.
Автор нескольких книг эссе – о футбольных фанатах и молодежных субкультурах.
Поставил шесть полнометражных фильмов по своим сценариям - «Десятка» (2013), «Кожа» (2015), «Аномия» (2016), «Как мы захотим» (2019), «Три товарища» (2020), «Лето.1989» (2022) выпустил документальный фильм «Следы на снегу» (2014) о сибирском панк-роке.
В 2020-2021 годах вел подкаст о жизни в СССР «Все идет по плану».
- Руководство России пытается приватизировать русский язык и культуру. Хотя мы хорошо знаем, что это трансграничное явление…
- Более того, на свете много людей, которые говорят по-русски и не считают себя русскими. Яркое тому подтверждение – Украина. В Беларуси вообще языковая ситуация такова, что большинство населения говорит по-русски, но при этом все называют себя «беларусами».
- Язык объединяет даже тех, кому это не нравится… А есть ли, на ваш взгляд, будущее у русской книги за рубежом? Она будет жить так же, как в эпоху холодной войны?
- Огромное количество русскоговорящих людей быстро уехало из России за минувший год. Их и раньше-то было немало, но тут был сразу большой отток. И речь в основном именно о читающих людях, причем именно таких, которые и до отъезда предпочитали оппозиционную литературу. В сложившейся ситуации наибольшие вопросы вызывает логистика, поэтому издание цифровых книг – это сейчас правильный ход (как, например, у Григория Урушадзе в проекте Freedom Letters – прим. ред.).
- Читая ваш последний роман, я не мог отделаться от чувства полной безнадежности. Возможно, это проекции моего внутреннего состояния. Чего еще ждать от человека моих взглядов на 15-м месяце войны в Украине? Но такого отчаяния при чтении прозы я давно у себя не припомню. Вам понятна эта реакция?
- Не просто понятна! Я заканчивал роман в первые месяцы после масштабного нападения России на Украину. Условно говоря, мир окончательно рухнул, а я довожу книгу. Мои ощущения не могли не выразиться в этом тексте. Кроме того, когда я задумывал роман, у меня было крайне гнетущее впечатление от той московской реальности, которую я наблюдал. Я чувствовал, что живу в больном обществе. Кто-то мне когда-то сделал большой комплимент, сказав, что я в своих текстах даю фотографию реальности. Вот я и попытался сфотографировать осень 2021 года между фактическим окончанием пандемии и началом войны.
- Роман «Вавилония» – монтаж истории героя и фрагментов из медиа и соцсетей, которые потребляют он и другие персонажи. Зачем это сделано?
- Я довольно давно слежу за тем, как развивается современное информационное пространство. Я считаю его, с одной стороны, просто тоталитарным, агрессивно манипулирующим людьми, а с другой – распихивающим нас по информационным пузырям. Диалог между обитателями разных пузырей все менее возможен. Любые факты в представлении одного человека являются фейками в представлении другого. Конечно, эту инфляцию смысла можно сдерживать, но процесс это затратный и утомительный. Я пытался отразить в романе нашу зависимость от каналов и соцсетей, их вплетение в ткань самой жизни.
- Один из самых гадких персонажей – сводный брат главного героя. Инфантильный, состоящий из кусков разных предрассудков, искренне считающий, что сильная страна – это та, у которой есть рабы. Что это за средний россиянин, каждая фраза которого вызывает нерадостное узнавание?
- Таких людей в современной России, к сожалению, много. Это представитель больного общества и разносчик заболевания. Человек, в котором я вижу все отвратительное, что выжило и разрослось на обломках империи. Склонность к насилию, готовность принять, усвоить и пересказать любой пропагандистский бред, антизападный и гомофобный пафос, то есть неприятие всего другого, непонятного.
Болезнь, которую распространяет такой человек, называется аномия – у меня был фильм под таким названием. Это когда в обществе нет консенсуса о нормах, когда оно живет, как придется. За последние 20 лет российское общество не сформировало институтов, на которые могли бы опираться люди.
Поэтому война в Украине – это не что-то внезапное, это все растет из 2000-х, если не раньше. И это вовсе не злая воля нынешних элит. Напротив – элиты просто попустительствовали худшему, что само, как сорняк, закреплялось в народе. С одной стороны, гонка за материальными благами, с другой – ложь о духовности. В результате общество состоит из отдельных индивидов, лишенных моральных ориентиров. Можно все. И власть своим примером нормализует то, чего раньше обыватель в себе стеснялся.
- Вы почти до 30 лет жили в Беларуси и не теряли связей, когда уехали. Можете ли вы сказать, чем общество в Беларуси отличается от общества в России?
- Да, конечно. Я бы выделил две черты. Во-первых, в силу географического положения Беларусь гораздо более европеизирована, чем Россия. Люди постоянно перемещаются из Гродно в Литву или из Бреста в Польшу, и это не может не влиять. Поэтому в 2020 году это европеизированное общество и проявило себя, однозначно высказавшись против режима, обманувшего людей на выборах. Во-вторых, белорусы резко отличаются от россиян отсутствием каких-либо имперских великодержавных амбиций. Я не встречал белорусов, которым это было бы близко, тогда как в России самые обычные люди говорили такие вещи постоянно. Причем задолго до того, как это стало мейнстримом государственной пропаганды. Я со своим белорусским паспортом ощущал, что люди смотрят на меня свысока просто по факту наличия у меня такого гражданства.
- Вы упомянули, как люди протестовали в 2020 году. Если бы в 15-миллионной Москве вышла десятая часть населения, даже армия бы не справилась. А в двухмиллионном Минске вышла половина людей. Почему у них все равно ничего не получилось?
- Я бы предположил, что Россия все равно ни при каких обстоятельствах не допустила бы смены власти в Беларуси. Если бы протестующим удалось сбросить режим, и в Беларуси появился лидер, не лояльный Москве, последствия были бы самые ужасные. Российские танки вошли бы раньше, чем в Украину в 2022-м, в Беларусь в 2020-м. Как в Прагу в 1968-м. Но это все рассуждения задним числом, тогда как на этапе самих протестов отрицательно сработал животный страх Лукашенко. Он очень испугался, поэтому включился принцип: «Кто сильнее, тот и прав». Отряды ОМОНа годами воспитывались в состоянии все той же аномии. Им скомандовали: бей, пока шевелятся. А еще в Беларуси все это тянется так долго, что нет харизматичных лидеров, которые вывели бы людей на общенациональную забастовку. Им просто неоткуда появиться.
- И что вы думаете о перспективах, шанс упущен совсем?
- К сожалению, все сложно. Протестный импульс 2020 года исчерпан. Я пессимистично настроен. Политически Беларусь теснейше связана с Россией. Я не вижу никаких оснований для того, чтобы Россия отпустила Беларусь. Да, люди надеются на малейшую возможность, но она маловероятна. Разве что мир в целом, начиная с пандемии, резко повысил свою непредсказуемость. В Беларуси будет востребован любой сценарий, который позволит ей двинуться в сторону Европы.
- Многие ваши тексты посвящены ностальгии по СССР как непроработанной травме. Вы обращались к этой эпохе, потому что просто хорошо ее знали, или это был осознанный проект?
- Действительно, когда я писал еще свои первые книги «Гопники» и «Школа», у меня было чувство, что мы просто отпустили то время, даже не попрощавшись. И тут же принялись брать из советского прошлого только то, что нам нравилось, и выборочно приукрашивать. Гламуризация прошлого началась в 1990-е, как только оно стало прошлым. Мне хотелось рассказать не о каком-то «небесном» Советском Союзе (таким эпитетом исчезнувшая в 1992 году страна награждена в просоветском романе Михаила Елизарова «Библиотекарь» - прим. ред.), а о том, каким он был на самом деле.
- Является ли война в Украине следствием ностальгии по СССР?
- Определенно да. В 1991 году у России был шанс начать с чистого листа, не копя обиды на тех, кого якобы требовалось «удержать», а строя настоящее независимое государство. Но тридцать лет накопления травм привели к тому, что мы сейчас откатились даже не в 1991 год, а еще раньше – в совершенно дремучий «совок». Он просто вылез из людей, причем в еще более запущенной форме, потому что погоня за материальными благами в последние тридцать лет выветрила из людей эмпатию. Может, это и спорная теория. Но в современной России я постоянно наблюдал свидетельства того, что людей совершенно не заботит, как они выглядят со стороны. Я не знаю, необратимы ли эти изменения, и когда люди смогут вытащить себя из этого. Путин тут не монстр и не демиург, который захватил Россию и что-то ей навязал. Он лишь поднял муть с самого дна.