:format(webp)/nginx/o/2022/04/20/14494947t1h2d02.jpg)
Законодательство об «иноагентах» было принято в России еще в 2012 году, однако тогда многие НКО недооценили разрушительный потенциал этих законов и не сделали почти ничего, чтобы оказать сопротивление их принятию. Политолог Игорь Грецкий пишет, что с течением времени российское гражданское общество было превращено в выжженную пустыню, и шансы на его возрождение многие активисты связывают сейчас лишь с военной победой Украины.
Что происходит с российским гражданским обществом после начала полномасштабного вторжения России в Украину? Чтобы ответить на этот вопрос, Международный центр обороны и безопасности (ICDS) провел исследование, основанное на 22 глубинных интервью с ведущими активистами и руководителями неправительственных организаций из 15 регионов России. Из них 8 человек уже были признаны «иностранными агентами», либо являлись сотрудниками юридического лица с таким статусом.
По мнению большинства участников исследования, одним из главных последствий вторжения для российских НКО стало радикальное уменьшение объема пожертвований. Это связано не столько с международными санкциями, сколько с массовой эмиграцией интеллектуалов, представителей малого бизнеса и молодежи - словом, тех, для кого помощь и взаимодействие с организациями «третьего сектора» была обычной практикой. Вкупе с турбулентной ситуацией в экономике России, это создало неразрешимые финансовые проблемы для НКО и поставило многие из них перед дилеммой: или прекращать свою деятельность, или переходить на государственное финансирование.
Вместе с этим в России усилилось влияние «темного гражданского общества», то есть подконтрольных государству марионеточных НКО (их еще называют GONGO). Они не только стараются консолидировать низовую активность населения, направленную на сбор пожертвований в пользу российских вооруженных сил, но и занимают оставленные эмигрантами ниши, такие как, например, оказание консультаций по призыву в армию.
Наши собеседники утверждали, что задолго до вторжения в Украину независимым НКО было практически невозможно конкурировать с «темным гражданским обществом» за умы молодого поколения. GONGO имеют несравнимо бóльшие бюджеты на осуществление проектов и рассматриваются молодыми людьми как мостик к хорошо оплачиваемым должностям на государственной службе или в госкорпорациях. Сотрудничество с независимыми НКО, напротив, воспринимается ими как карьерный тупик.
Однако вторжение в Украину почти никак не повлияло на структуру российского гражданского общества, так как основные события, определившие его институциональный облик, произошли еще до начала 2022 года. В течение нескольких предыдущих лет принимались законы, позволявшие властям закрывать или кооптировать независимые НКО, а также под различными предлогами выдавливать иностранные фонды из страны. Организованная гражданская активность продолжалась лишь в тех сферах, которые путинский режим считал для себя безвредными. Демонстрируя свою лояльность, благотворители, экологи и градозащитники давно дистанцировались от политически острых тем и приняли «правила игры» Кремля.
Другими словами, к началу большой войны против Украины российское государство полностью завершило процесс сегрегации организованного политического активизма, ставящего вопрос о смене власти, от неполитического. Многие наши респонденты уверены, что начало этой сегрегации было положено в 2012 году с принятием законодательства об иностранных агентах. Независимые НКО недооценили его разрушительный потенциал и не сделали практически ничего, чтобы оказать солидарное сопротивление.
Лишь весной 2021 году, когда силовые структуры заканчивали разгром наиболее авторитетных сетевых НКО, их лидеры обвинили государство в развязывании против них «холодной гражданской войны». Однако уже было слишком поздно. К тому моменту, за исключением очень редких оазисов, российское гражданское общество было по сути выжженной пустыней.
При этом наиболее опытные активисты из регионов уверены, что свой путь к нынешней своей катастрофе российское общество начало еще раньше - с момента, когда Россия развязала Первую Чеченскую войну. Действуя по принципу «у кого сила, тот и прав», Кремль тем самым сделал нормой применение насилия при решении внутренних конфликтов. Несколько иной взгляд на это у респондентов из Москвы. По их мнению, до февраля 2022 года динамика развития гражданского активизма была позитивной. В этом контексте они чаще всего упоминали всплески протестов 2019 года, связанных с делом Ивана Голунова и выборами в Московскую городскую Думу.
Делясь своими оценками относительно современного состояния российского общества, некоторые респонденты не скрывали свое бессилие и разочарование. С одной стороны, когда речь шла о причинах широкой поддержки войны в России, они были склонны возлагать всю ответственность за вторжение исключительно на репрессивный политический режим Путина и пропаганду в государственных СМИ. Но вместе с тем некоторые из наших собеседников признавались, что давно живут с ощущением, что их труд почти не востребован широкими слоями населения. Особенно обескураживающим для них стало равнодушие, с которым основная масса россиян отнеслась к ликвидации ведущих правозащитных организаций, таких как, например, движение «Мемориал».
Плачевное положение дел внутри российского гражданского общества усугубляет и острый дефицит взаимопонимания между его участниками. В интервью с представителями региональных НКО часто проскальзывала обида на снобизм и высокомерие столичной интеллигенции. Например, северокавказские правозащитники сильно разочарованы тем, что когда в Чечне или Кабардино-Балкарии полиция заводила уголовные дела на местных активистов, многие их коллеги из Москвы оставляли это без своего внимания. А когда осенью 2018 года ингуши выходили на отчаянные митинги против незаконного отчуждения территории своей республики, российские мегаполисы не проявили никакой солидарности с ними.
Относительно будущего России взгляды наших респондентов существенно разошлись. Многие активисты из мегаполисов ждут внешнего импульса к переменам. Их надежды преимущественно связаны лишь с военной победой Украины в ближайшие 2-3 года. Они ожидают, что после этого последует демонтаж институтов авторитарной власти и у гражданского общества появится шанс на обновление.
Между тем представители Северного Кавказа, как правило, делились куда более мрачными прогнозами. По их мнению, при любом исходе войны фундаментальные перемены в России крайне маловероятны, поскольку ранее ни военные поражения, ни самые амбициозные реформы так и не смогли изменить ее «имперскую матрицу».
Полностью исследование на английском языке опубликовано здесь.