/nginx/o/2023/12/08/15769194t1h2566.png)
Сегодня в Таллинне начинается XIII молодежный праздник песни и танца «Святая земля». Почти всю рабочую неделю город готовился к этому событию. Менялись маршруты и расписание городских автобусов – потому что пробки (хотя какие пробки в маленьком Таллинне). С непонятной, на первый взгляд, гордостью публиковались самые незначительные новости об этапах подготовки. Потому что песня - святое дело, тут и думать нечего.
Праздник песни и танца – тот редкий повод, когда можно сказать: да, это сама Эстония, это ее собственный дух, ее особенность. Не приправа к национальному блюду и не глава в путеводителе. Хочешь понять, на чем держится местная идентичность – приезжай на такой праздник. В Эстонии в этом смысле все прозрачно – никаких загадок, никаких интриг, все прямолинейно. Народ делается в песне собой, производит в этом состоянии свою идентичность.
Что представляет собой этот праздник? Люди в национальных или просто стилизованных, часто созданных на скорую руку, нарядах наводняют город, стоят на огромном поле с резонирующей чашей и поют, поют. Плечом к плечу с профессионалами выступают любители, ни о какой иерархии нет и речи. Счет присутствующих идет на десятки тысяч, хотя все население Эстонии чуть превышает миллион человек. В своем роде песня – единственный повод, по которому буквально вся страна съезжается в одно место. Туристы – неслучайные, в основном понимающие, что это и зачем.
В 1869 году тартуский журналист Йоханн Вольдемар Яннсен, основатель газеты Postimees, до кучи придумал еще и песенный фестиваль по случаю 50-летия эстонского народа. Яннсен и не скрывал условности этой даты. Основной миф, о необходимости которого как раз примерно за 50 лет до этого говорили немецкие романтики, создавал необходимую историческую перспективу. Юбилей – это вообще могучий союз истории и мифа. Числа наглядно выражают древность, о которой вдруг с жаром и восхищением заговорил XIX век.
За год до проведения первого песенного праздника в Эстонии профессор Иенского университета Иоганн Густав Дройзен опубликовал работу «Очерк истории», где определял воспоминание как основную потребность культурного сознания. Память концентрирует опыт и упорядочивает этапы пройденного пути. В памяти о прошлом — энергия будущего. Сейчас это общее место. А тогда эта идея спровоцировала процесс национального строительства в Европе. Народы, у которых не было политической независимости, вдруг осознали себя вправе «из ничего» создать свою идентичность.
По этому пути и пошли эстонцы, начавшие шаг за шагом выгораживать себе право на культуру – преподавать язык (сначала – колониальными усилиями остзейских немцев), издавать газеты, собирать фольклор, из которого к концу XIX века возникла национальная литература. Дальше, в общем-то, – дело техники, терпения и адекватной оценки исторического шанса.
Первый песенный праздник прошел в Тарту с участием 878 исполнителей. Все песни были на эстонском языке, хотя у него тогда еще не было современной орфографии, а в среде немецких баронов и русских помещиков он числился варварским наречием, на котором говорят аборигены. Масштаб праздника испугал Российскую империю, которая была и до сих пор, несмотря на лживое название «федерация», остается тюрьмой народов. Поэтому попытка повторить встретила их активное сопротивление. Второй и еще более многочисленный слет певцов и музыкантов состоялся только в 1879 году. Третий – прямо через год. Тогда праздник переехал в Таллинн, где его активно поддержала местная интеллигенция.
Конец XIX и начало XX века культурные империалисты, часто не осознаюшие себя таковыми, называют «серебряным веком русской культуры». На заре этой эпохи, в 1893 году, русский язык сделался основным языком в гимназиях, а Тарту переименовали в Юрьев – началась активная русификация Эстляндской губернии. Власть почувствовала опасность «поющего», то есть подозрительно пацифистского сепаратизма. Империя не ошиблась в предчувствиях своего конца.
В период 1904–1906 годов эстонцы впервые получают большинство мест в городском собрании Таллинна. В университетах проходят первые лекции на эстонском языке. Формируется репертуар первого эстонского национального театра. Поэт Густав Суйтс произносит фразу, ставшую девизом нации: «Останемся эстонцами, но станем европейцами». История устроена странно, она движется в разных направлениях. На фоне судорожной русификации законы дореволюционной империи, в первую очередь, связанные с особым статусом Остзейских губерний, позволяли выгораживать пространство культурной автономии.
Ни литература, ни театр Эстонии даже сегодня не оспаривают гегемонию народной песни. Народ, веками живший без книжной грамматики и авторской литературы, видит в устной форме глубокий смысл. Песня передается из уст в уста, она демократична и человечна. Анонимные и авторские песни слились в единый канонический репертуар, прирастающий новыми произведениями. Это подчеркнуто органический процесс.
Собственно молодежный праздник песни, помимо всеобщего песенного праздника, который устраивается раз в пять лет, впервые прошел на волне, точнее, уже на закате хрущевской «оттепели» в 1962 году. Рубеж 1950-60-х годов был временем, когда во всем мире, вне зависимости от политического строя, заявила о себе молодежная культура. Нынешний праздник - 13-й по счету. И сегодня как никогда важно помнить о силе песни, которая проявила себя в 1988 году. Тогда на майских днях музыки в Тарту прозвучал цикл патриотических песен Ало Маттийсена, а уже в июле на певческом поле в Таллинне их запел многотысячный хор. Это было начало так называемой «Поющей революции», которая завершилась отделением Эстонии от СССР. Песня изменила историю, что бы там ни говорили политики и военные.
Эстонцы, вообще говоря, народ весьма сдержанный, если не сказать больше. Над этим очень любят шутить и они сами, и - с большей готовностью - их различные соседи. Песня же буквально помогает эстонцу раскрепоститься, признать власть традиции и ее специфических правил игры. Это значит, что никто не боится выглядеть глупо, и поэтому выглядит хорошо. Любой человек на празднике песни может присоединиться к шествию, не говоря уже о хорах. Ядро переливается и дрожит, вовлекая периферию. Люди, купившие билеты как зрители, просто обязаны стать в той или иной степени участниками.
Конечно, все понимают ритуальность праздника, что связано с неизбежной коммерциализацией зрелищной культуры. Такие события удобнее наблюдать по телевизору. Участие – всегда в той или иной степени дискомфорт. Но только так можно поймать то чувство песни, которая растет будто из самой земли, словно шатер или храм над городом, растет и взлетает, уже как колокольный звон или огромная птица. Обоюдными усилиями по отдельности маленькие люди порождают звук нечеловеческого масштаба. По телевизору это совершенно непонятно, нечего и мечтать. Ради этого небывалого чувства эстонец может приехать из Канады и Австралии, где живет с рождения. Для этого даже не нужно владеть эстонским. Песня – она стерпит. Чувство важнее.