Интервью ⟩ «Мы должны ловить то, что витает в воздухе»: как эстонская рок-группа предсказала войну в Украине

В Эстонии вряд ли сейчас есть группа, схожая по репутации с Sõpruse Puiestee. Возникнув как ответвление панк-синдиката Vennaskond, они еще не стали таким же национальным достоянием, поскольку разиваются и не ставят себе памятники. От них можно и нужно ждать чего-то нового. На пороге этих изменений Rus.Postimees и застал основателя команды Аллана Вайнола. А поводом для разговора послужило, ни много, ни мало, 20-летие культового альбома «К черному морю». 

Аллан Вайнола – настоящий старорежимный рокер, человек в коже и с гитарой, чей облик – одна сплошная блистательная цитата. О музыке его группы этого не скажешь – она всегда непредсказуема. Так было и с удивительной пластинкой, где изображен матрос броненосца «Потемкин», то же самое можно сказать о последнем альбоме Jaam – это и правда промежуточная «станция» на Бульваре Дружбы. Группа Sõpruse Puiestee определенно собирается ехать дальше.

Аллан Вайнола, фотосессия в Тарту, 2018 год. Фото: Sille Annuk/Pm/scanpix Baltics

- Вашу музыку называют прозрачной и меланхоличной. Лично мне мелодии кажутся потрясающими, их невозможно забыть. Кто повлиял на вас, как вы стали композитором?

- Для начала спасибо за комплимент! Тексты и мелодии Sõpruse Puiestee – это такая конструкция, где все находится в состоянии взаимовлияния. Мелодия не просто иллюстрирует текст, она придает ему более глубокий смысл. Бывает, что текст вдохновляет на создание мелодии с таким настроением, что невозможно отвязаться. Например, текст песни «1905 год» - это как раз такой случай.

В детстве я слушал много эстонской поп-музыки. Она пользовалась большим успехом на рубеже 1960-70-х годов. Все тогда отлично работали - композиторы писали оригинальную музыку, авторы создавали тексты, и все это вместе делали очень хорошие певцы – и Яак Йоала, и Тийу Варик, потом Марью Куут и Уно Лооп (это был джаз), эти вкрадчивые, сладкие Калью Терасмаа и Хейди Тамме, а еще Велло Оруметс и другие. Я всегда внимательно относился к аранжировкам. Почему-то это было важно – создавалось настроение. Кстати, если о старой музыке, то дирижеры Пеэтер Сауль и Эри Клас тоже сыграли большую роль в моем становлении.

Вся эта плеяда состоит из профессионалов своего дела, так что результат очень приятный и вдохновляющий. Сколько я себя помню, всегда было так. Я знакомился и с историей рока, которую все мое поколение изучало с помощью винила, записанного на магнитофоны. Led Zeppelin и Jimi Hendrix, всякий глэм вроде T-Rex и David Bowie, даже Abba, наконец. В тот период я и написал свои первые песни для панк-группы Ajutine Valitsus. Мы собрали ее в средней школе. Затем случился Vernaskond, а также Sõpruses Puiestee, Allan Vainola & Unenäopüüdjad. Да, и для театральных постановок я тоже писал музыку в 1990-е…

- Интуиция мне подсказывает, что музыка SP очень эстонская. Или у музыки нет национальности?

- Что-то похожее говорил Стив Вэйнони, музыкант и художник американского происхождения, то и дело играющий на саксофоне на записях Sõpruse Puiestee. «Эстонскость» – это не то, что можно прямолинейно сформулировать. Скорее, это как-то само собой сплавляется из текстов на эстонском языке и произведенной здесь музыки. Я думаю, что это «местное выражение» присуще многим, оно позитивное и увлекательное. Ведь производителей такого особенного местного продукта становится все больше.

- Ты начинал как панк, а потом вырос из него? Или все немного сложнее?

- Помню такой детский эпизод, когда записывали какой-то инструментал на магнитофон. Был там какой-то ударник, вероятно, бубен или вроде этого, мандолина, акустическая гитара и детский синтезатор Pille. В общем, там было все, что в тот момент было в квартире. Никто не умел играть, как следует, но мы сделали форму песни, отдельные части и сыграли их в оговоренном порядке. Например, кто-то начал с ударов в бубен, затем со слабой доли вступила мандолина, затем кто-то на гитаре с медиатором, а синтезатор издавал звуки вертолета.

Это было страшно увлекательно, причем даже запись было интересно слушать. Нам не терпелось посмотреть, как получилась песня. Я думаю, что Pink Floyd могли повлиять на нас. Все это определенно произошло еще до того, как панк-движение пришло в Эстонию. Панк пришел в Эстонию в конце 70-х, а затем продолжал расширяться, прошел разные этапы и стал модой. Я был панком, когда мне было 16, он меня очень вдохновлял, в первую очередь потому, что был запрещен – родителями, школой, чиновниками. Через несколько лет блеск панка померк. Панков стало много. Изначальный посыл реализовался. Но стихийный антисоветский бунт 1980 года, который произошел после концерта группы «Пропеллер» в Кадриорге, показал, что музыка пробуждала в людях смелость. Я думаю, что именно несовершеннолетние панки раздували ​​искру мужества. А потом огонь охватил всех.

- Откуда в Эстонии взялось столько панков? Почему эту традицию так быстро тут подхватили - прямо с конца 1970-х?

- Кажется, панк и правда подошел Эстонии. В 1980-е быть панком означало так или иначе примыкать к сопротивлению. Панк изначально пришел из Англии и казался совершенно новым явлением. Это было движение молодых людей, которых не устраивали равнодушие и стагнация старшего, казавшегося более ответственным и бывшего более обеспеченным поколения. Сцена, где можно было показать свой протест, свою реакцию с помощью одежды и поведения, была тогда блестящей. Надеваешь дедушкин костюм или старую кожаную куртку тракториста, собачью цепь на шею, вкалываешь в одежду английскую булавку, и на улице все пальцем показывают. На самом деле, люди просто поняли, что молодежь вышла из-под контроля, потому что больше не хочет играть по правилам старших. В этом смысле панк идеально подошел к условиям Советского Союза.

- Как бы ты описал свой период жизни в Vennaskond? Как сейчас относишься к этой группе?

- Vennaskond кажется группой вне времени, ее музыка продолжает находить отклик у людей. Ведь всегда есть кто-то, кого обижают, поэтому должен быть кто-то, который за него борется. И в то же время против кого-то или чего-то. Vennaskond — воплощение такой романтики. Новые поколения открывают для себя их музыку, слушают и ходят на концерты, то есть «братство» буквально прирастает, а у группы остается стимул. Мы в хороших отношениях, я и сейчас играю там на гитаре. Я также написал, пожалуй, их наиболее известные хиты - «Гиперболоид инженера Гарина», «Пилле-Рийн», «Рига, любовь моя», «Поездка в такси» и т. д.

На очередном трибьют-концерте Vennaskond, 2020 год. Фото: Postimees Grupp / Scanpix Baltics

- В этом году исполнилось 20 лет вашему знаменитому альбому «К черному морю». Какова история его появления?

- Один из наших друзей, Андрес Роовяли, с которым мы познакомились в Финляндии в 1993 году, сказал, что хотел бы создать группу для народа, под которую бы можно было танцевать. Но чтобы тексты были острее и интеллектуальнее, чем в обычной поп-музыке, которая вся про любовь. В том числе, чтобы поднять уровень образованности у публики. А группа должна называться Sõpruse Puiestee, потому что улица с таким названием есть практически в каждом городе бывшего Советского Союза. Такое название кажется знакомым. Эта идея показалась хорошей, и мы решили воплотить ее в 2003 году. Оглядываясь назад, вы можете быть довольны результатами.

- У титульной песни очень открытый и провокационный текст. Военные корабли, самолеты, пейзаж Севастополя – это советское детство? Спрашивают ли вас о ракетном обстреле, который там упомянут? Сейчас это производит особое впечатление…

- Да, эта вещь была написана где-то в 2000 году и сейчас может показаться пророческой. Автор этой песни Майт Вайк рассказал, что в детстве лежал в больнице Севастополя с аппендицитом. В песне нашли отражение впечатления, что он получил от общения с ребятами, которые лежали в той же больнице. Дух воинственности на фоне упадка Черноморского флота, бестолковые командиры и обычные парни, готовые умереть по чьему-то приказу без лишних вопросов. Такова их страна и жизнь, которую они бездумно проживают. Живут этой жизнью, считая ее своей, и не знают, что есть другой путь, и что на самом деле он в миллиметре от них. Такие впечатления лежат в основе этой песни.

- Зачем была создана русская версия песни «1905»?

- Мы сделали русскую версию «1905» по разным причинам. Во-первых, нам нравились российские группы - «Кино», «Аквариум», «Гражданская оборона», «Звуки Му», «Союз композиторов» и т. д. У нас было много русских знакомых и друзей. Мы и сами много ездили по России автостопом и тусовались с такой же, как мы, молодежью. Теплилась надежда, что песня с русским текстом понравится русскоязычной публике, и группа сможет гастролировать на восток от Эстонии. В конце концов, мы были тогда лучше знакомы с Россией, чем с Западом. Мы предполагали, что наша музыка будет понятна тем, кто был нашими товарищами по несчастью – теми, кто жил в похожей среде. Также к началу 2000-х в Эстонии стала актуальной тема так называемой интеграции русскоязычного населения. Много говорилось о том, что русскоязычные отделились, живут сами по себе и никто ими не занимается. Мы думали, что подаем положительный пример - больше никто этого не делал.

- Позже у вас были более позитивные и ритмичные альбомы вроде Selle Suve Nägu (2017). Значит ли это, что с возрастом любовь к жизни усиливается?

- Это верное наблюдение. Упомянутый тобой альбом знаменует совершенно новый период в нашей работе, это была своего рода перезагрузка. Состав изменился, группу покинули барабанщик Виллу Вийрсалу, саксофонист Март Сюда и клавишник Каупо Калдмяэ. Их заменили Абрахам Кенни (ударные) и Тынис Веэлмаа (синтезатор). Качество игры и в целом осмысленность тогда заметно подросли. Как метко сказал басист Андрус Уутсалу, участник одного из наших ранних составов: «Теперь Sõpruse Puiestee звучит как настоящая группа». При этом «Лицо этого лета» - классический рок-альбом достаточно чистого стиля, в основном ориентированного на гитару. Я также использовал особую технику, играл на старых гитарах, активно включал эффекты и приставки, чтобы подчеркнуть правильное ощущение.

Затем последовал альбом Klavedritoas («В рояльной»), где проводился эксперимент по смешиванию синти-попа и рок-н-ролла. А также альбом Jaam («Станция»), который в музыкальном плане в основном вдохновлен синти-попом 80-х. Это был танцевальный, энергичный и в некотором роде поворотный момент. Такое стопроцентное подношение себе ко дню рождения, в очень дружеском стиле.

- В последней пластинке я слышу символическое подведение итогов. Или еще рано?

- Не знаю. За последние несколько лет мы довольно быстро издали один за другим три альбома. Так что нам, вероятно, стоит собраться с мыслями, чтобы сделать что-то новое.

- Материал альбома Jaam был записан ведь еще до войны в Украине? Как вы отзываетесь в своем творчестве на эти события? Могу предположить, что русских версий песен больше не будет…

- Мы, как все, ждем освобождения Украины и окончания войны. К сожалению, сейчас уже мало надежды на то, что люди в России одумаются после саморазрушения диктатуры. В общем, все происходящее вызывает большое разочарование. Очень надеюсь, что ситуация по крайней мере стабилизируется для всех сторон, так ведь невозможно…

А лирика альбома «Jaam» — это наша реакция на происходящее, по большей части тревожная и задумчивая. Есть, например, песня, где супружеская пара, мужчина и женщина, видят из окна своей дачи на берегу моря военный корабль, и мужчина понимает, что ему пора на войну. Текст этот был написан как минимум за полгода до начала войны в Украине, но тревога витала в воздухе давно. Мы должны ловить то, что витает в воздухе!