Руслан Вольфсон, человек-театр: «Если хотите театр для взрослых, будет то же самое, только без одежды»

Детям в театре угодить непросто. Изображать интерес они пока не умеют, внимание надо по-честному. Режиссер, актер кукольник Руслан Вольфсон совместно с Екатериной Корабельник поставил в «Русском театре» спектакль «Акулиска враг редиски», который осенью возобновится. Говорим сегодня в передаче Rus.Postimees «На кухне» о пленительной силе абсурда, управлении смехом и месте куклы в нашей жизни.

Сегодня на кухне Rus.Postimees – Руслан Вольфсон, кукольник, режиссер, актер и просто человек-театр. В прошлом году он проехал сквозь Эстонию, ничего о ней не зная, а в этом планирует уже третий проект с Русским театром. Хотя по большей части Руслан привык работать самостоятельно - рисовать, лепить, строгать, пилить, клеить, создавать спектакли, которые умещаются в чемодан и могут быть показаны в любом месте. Эти постановки рассчитаны на детей, но взрослые на них угорают не меньше. 5 и 6 августа он покажет на сцене РКЦ свою «классику» - спектакль «Колобок», где текст сказки превращен в смешные стишки, а персонажи умеют смеяться сами над собой.

- В Русском театре ты уже сделал что-то и будешь делать, в связи с чем мы сегодня и встречаемся. Русский театр… отношение к нему в свете происходящих событий двойственное. Ко всему, что происходит здесь по-русски, отношение двойственное. Но это театр, который находится в Эстонии и продвигает совершенно определенную политику. Мы не будем ее сегодня касаться, может, немножко. А разговор у нас пойдет об искусстве - как ты здесь оказался, что уже сделал, какие планы. Для начала я бы спросил: как ты сам себя называешь? У тебя сложная идентичность художника, ты изобретаешь всякие методы и делаешь это фантастически смешно…

Только начали, а столько уже рассказали... Фото: Konstantin Sednev/Postimees Grupp

- Да ты уже все рассказал про меня! Часто возникает проблема, что меня приглашают на фестиваль и спрашивают: а как вас называть? Название же должно быть какое-то! Сейчас уже редко кто называет себя «Театр имени самого себя», это раньше авторский театр был в моде. Первое название у меня было – Небольшой театр. Ну, у меня же все такое небольшое, в чемодан засунул и поехал. Потом выяснилось, что театр с таким названием есть, и находится он, по-моему, в Ульяновске (также Небольшой Драматический театр (НДТ) существует в Петербурге, но гость вспомнил более близкий ему театр с детским репертуаром – прим. ред.). Потом мне посоветовали все же назваться «Театр Руслана Вольфсона». Иногда добавляется – человек-театр, чтобы было понятно направление, в котором я работаю. Это сольные моноспектакли.

- Ты работаешь с куклой и сам как актер. Границы нет, и в этом весь прикол?

- Ну да, я кукольник и даже заканчивал училище на кукольника (Нижегородское театральное училище им. Е. Евстигнеева – прим. ред.). У меня проблема с этими куклами. Почему 90 процентов играет не кукла, а я сам? Потому что я не люблю классические куклы. Я разбавляю все это маленькими штучками и всякими бумажками. Внимание маленького зрителя удержать трудно, и я начинаю многое сам делать. <…> И давайте разделим – где отсебятина, а где импровизация, которая отработана годами. Зрителю, особенно взрослому, иногда кажется: нет, ну он тут какую-то халтуру гонит, сбивается, текст забывает. Вроде у него стихи были, а теперь вон прозой говорит. В общем, сырой спектакль. Хотя спектаклю 10 лет. Вот это у меня называется «импровизация».

Импровизация - это вам не отсебятина... Фото: Konstantin Sednev/Postimees Grupp

- А это такой сознательный прием?

- Он стал сознательным не сразу. Я сначала и не знал о существовании такого приема. Не знал, что это технически нарабатывается. Когда ты играешь-играешь, а потом вдруг раз – и начинаешь с ребенком или со взрослым говорить на какую-то совершенно отстраненную тему, которая может и спектакля не касаться. Со временем я стал замечать, что зрителям это нравится – они видят, что человек простой, ничего не наигрывает. Я стал класть эти вещи к себе в «бардачок», копить их.

- Напоминает переключение ритма у Корнея Чуковского в стихах. Чтоб не было скучно.

- Но все ведь все равно в стихах. <…> А у меня-то внаглую. Я иногда действительно забываю текст…

- И с этим надо что-то делать…

- (Смех) Есть прием поставить пюпитр за кулисы и бегать смотреть, что написано. А есть такой, что ты останавливаешься и говоришь: ой, у тебя такие очки классные, я себе такие в детстве хотел, так что у меня текст из головы вылетел, и я не знаю, что буду говорить по сказке. <…>

- Ты упомянул маленького зрителя. А твой небольшой театр – он для детей? Или там взрослые тоже что-то находят? И если да, от чего это зависит?

- Это очень хороший вопрос. Зачастую после спектакля подходят родители и говорят: ой, а мы смеялись больше, чем дети, у вас есть что-нибудь для взрослых? И я все время отшучиваюсь: да, я играю то же самое, только без одежды. Вот, значит, приходите на спектакль! (Общий смех). Дело в том, что я стараюсь идти от себя, и мне бы хотелось, чтобы ко мне ходили семьями. Не так, когда, знаешь, детский сад или школу по 200 человек загоняют. Они все друг друга знают, у них в зале свой спектакль, а у тебя на сцене свой, никто на тебя не смотрит. Мне хочется семейного общения. Поэтому я закладываю внутрь спектакля взрослые шутки и в то же время пытаюсь визуально делать так, чтобы детям было интересно. В моем первом спектакле «Колобок», где кукла на магнитах, перемещаются плоские картинки, которые иллюстрируют классическую сказку. Но в речи я добавляю всякий юмор с подтекстом, который понятен родителям. То есть дети смотрят сказку, которую они знают, а родители в то же время получают что-то «между строк».

- То есть родители считывают то, что детям безразлично, у них свое?

- Да-да. Дети – про добро и зло, а родители – про квир (смех).

- Слушай, я помню в «Колобке» был прекрасный момент, от которого я смеялся до колик. Там же он убегает от волка и вдруг кричит протяжно: «Прощай, волчара!»

- Я очень переживаю за этот момент, ведь это же детская сказка, нельзя детям говорить «волчара», поэтому я так <сдавленным шепотом – прим. ред.>: «волча-а-ара-а-а», то есть прячу его немного, чтобы не было претензий. Вот ты говоришь, что смеялся, а я его совсем не выстраивал. <…> Очень много вещей сваливаются случайно, исходя из реакций зала. Я его играю уже 12 лет, и многое меняется в процессе.

- Ты ведь в Таллинне «Колобка» тоже будешь показывать?

- Да, совершенно случайным образом, как говорится, проездом. Мне удалось договориться с Русским кукольным театром в РКЦ. Это будет 5–6 августа. Наверное, днем, я время точно не помню (показы пройдут 5 и 6 августа в 11:00 – прим. ред.). <…>

Руслан Вольфсон - лучший друг детей. Фото: Ян Левченко

- Но сотрудничаешь ты с Русским театром в Таллинне?

- Я сделал там два проекта. Один – это кукла к спектаклю «Баба Мора». Я всю механику придумал, чтобы одна актриса управлялась с такой большой куклой – это птица, у нее там крылья, глаза двигаются. А второй проект мы сделали на малой сцене совместно с моей подругой Катей Корабельник, она тоже режиссер. Мы оба там создатели, но я больше люблю всякие технические вещи, проекции там, мультимедиа, а Катя занималась мизансценами.

- Кто выбрал этот норвежский материал – «Акулиска враг редиски»? Это же культовый норвежский писатель (Бьёрн Рёрвиг – прим. ред.)?

- Я особо не заморачиваюсь с материалом, для меня важна техническая составляющая. Главное для меня, чтобы это было «вау», чтобы ребенок 45 минут не мог глаз оторвать. Так что мне все равно, какой материал. Его подкинула Катя, она уже разминала его с актерами. <…>

- Кукла позволяет тебе сделать больше, чем живой актер, или меньше? Или вообще другое?

- Что-то она позволяет делать больше, чем человек. Визуально кукла часто выразительнее человека, и в то же время может быть хуже человека. С ней может полчаса стоять на сцене пять человек, у нее будут двигаться глаза и руки, она вся будет пластичная, красивая. Но вот пять минут она читает монолог, а дальше неинтересно. Поэтому кукла – это добавочный элемент к природе актера. Она нужна, чтобы поддержать живого человека. Не бывает такого, чтобы кукла взяла на себя 100 процентов действия. <…>

«Кукла - это добавочный элемент в природе актера»... Фото: Konstantin Sednev/Postimees Grupp

- У тебя же кукла с собой? Ежик Боря его зовут?

- Да, эта кукла уже больше двадцати лет назад, как я выпустился из театрального училища, оказалась у меня дома. Это персонаж, который жил в училище, с ним делали всякое разное…

- А ты покажи…

- (Надев куклу на руку) Чо? – Ну, ты сам расскажи о себе? – Да я вообще поесть сюда пришел, а ты меня заставляешь что-то говорить! – (Отвлекаясь) В общем, мы с Борей снимаем тик-токи, рилсы в YouTube и Инстаграме. Актер, который с такой куклой работает, называется чревовещатель. Он за нее говорит, а у него губы не шевелятся. Я это делю в открытую. (Переходит на интонации ежика). Говорю этим голосом, ничего не стесняюсь, он вообще ничего не стесняется. (Снова от себя). И мы снимаем этого ежа, ходим по улице. История возникает здесь, в моменте, достаточно просто достать его из рюкзака.

- Боря пристает к кому-то?

- Пристает к взрослым, детям. Ругается, нехорошими словами, так что приходится запикивать.

- Ест что-нибудь?

- Ест все. Вот печенье (Боря хватает печенье и приговаривает). Я сейчас только макну его в компот этот прозрачный. (Снова голос Руслана) Кукла, как вы понимаете, не может есть, поэтому мы делаем стоп-кадр. Сейчас не можем, но обычно делаем. А потом (чавкает) – все, съел. Такой вечно голодный еж.

- Он реагирует на актуальную повестку, на новости? Или что вижу, то пою?

- Это мой внутренний зверь! Пять лет мы с ним снимаем видео. Ему позволительно сказать то, что я не могу сказать сам и выложить в Фейсбуке. Боре вот пока можно говорить, но если он скажет что-то не то, его вместе с хозяином могут куда-то запрятать… (Голосом ежа:) Да мне уже ничего не страшно, я где только ни бывал! Он весь такой потертый, мы ему каракулевую шапку заказали, будем чинить.

- А детей ты своих развлекаешь с помощью Бори?

- Дети принимают непосредственное участие в контенте. Процентов на 85. Мы никогда ничего не репетируем, всегда импровизируем. Вот какая-то ситуация, и я говорю: Василиса, иди сюда, у нас метро копают под домом, пойдем посмотрим. Ну, мы идем и снимаем.

Ежик Боря всегда рядом с хозяином. Фото: Konstantin Sednev/Postimees Grupp

- Опыт отцовства помогает в работе с детскими спектаклями?

- Помогает. У нас три девочки, мы еще мальчика хотим, но не знаем – получится или нет. Они растут, ты с ними общаешься. Они маленькие – делаешь для них «Колобок», это три плюс. Они подрастают, тогда появляется «Самый счастливый осьминог», я его тоже в Эстонии показывал в прошлом сезоне. Теперь уже хочется что-то для подростков делать <…> У нас есть для Русского театра идея спектакля «Мой внутренний Элвис». Это про девочку, которая много ела, влюбилась в Элвиса и решила на фестиваль поехать. Так что, если мы договоримся с новым руководством, – там должен новый худрук появиться, - может, что-нибудь сделаем.

- Можно ли сказать, что Эстония тебе подкинула тебе какие-то творческие идеи?

- Все, что я сделал тут, родилось спонтанно. Я вообще не ожидал, что проездом окажусь здесь, убегая от той ситуации, которая сложилась в России (речь идет о войне в Украине и всеобщей мобилизации – прим. ред.). Я совершенно случайно познакомился с директором театра и делал здесь то, что до этого и не собирался делать. Например, в драматическом театре работать.

- А здесь отношение к кукле более консервативное, чем у тебя?

- Тут немного побаиваются. Это же другой жанр театра. Давайте, например. начнем оперу ставить! Актеры поют, и мы оперу поставим, да?

- Страшно, конечно.

- Театру боязно делать спектакли, где акцент целиком на куклах. Поэтому я бы и об «Акулиске» не сказал, что это кукольный театр. Там много мультимедиа, которая работает так, что я бы это назвал - «приемы кукольного театра». Но это не собственно кукольный театр. У меня были предложения сделать акцент на куклах, но театр пока к этому не готов. Ну как это, надо же просчитать, будут ли люди ходить. А то они придут на драматический спектакль и будут говорить: мы шли на актеров, верните деньги. Точно так же может быть и в кукольном театре. В театре Образцова, где я работал, выходили люди на сцену, а куклы были уже на подтанцовках. И возникали вопросы – и у зрителей, и внутри театра…

Зритель смотреть на актера, видит куклу и такой: «Верните деньги!»... Фото: Konstantin Sednev/Postimees Grupp

- Ребенку, наверное, все равно: живой актер или кукла, главное, чтоб интересно было?

- Ну да. Раз театр кукольный, значит там куклы. А мы пытаемся там все жанры внедрить.

- Дети могут чему-то научить людей театра?

- Дети специально ничему не учат. Мы учимся на их реакции, как и на взрослых. Я, кажется, сказал «мучимся»? Оговорочка по Фрейду. Некоторые актеры мучатся от детских спектаклей. Очень трудно быть нечестным с ребенком, он все чувствует и теряет внимание. Актеру некомфортно, и он пытается скрыться (кричит) ЗА ГРОМКИМ ГОВОРЕНИЕМ ТЕКСТА, ЗА КАКОЙ-ТО ПЛАСТИКОЙ!!! А подойти к ребенку и просто поговорить может позволить себе человек, который на 100 процентов погружен в то, что он хочет сказать.