На экраны вышел 17-й фильм Кристофера Нолана «Оппенгеймер». В его основе – исполинская (в русском переводе больше 1000 страниц) книга Кая Бёрда и Мартина Шервина «Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея».
Борис Тух ⟩ «Оппенгеймер»: Прометей ХХ века, который пробудил разрушительную силу и пытался ее обуздать
«Мы знали, что мир уже не будет прежним. Некоторые люди смеялись, некоторые плакали. Большинство молчали. Я вспомнил строку из священной книги индуизма, «Бхагавад-гиты», где Вишну принимает свое многорукое обличье, говоря: «Если сияние тысячи солнц вспыхнуло бы в небе, это было бы подобно блеску Всемогущего… Я стал Смертью, разрушительницей миров». Я полагаю, что все мы, так или иначе, подумали о чем-то подобном».
Так через много лет после испытания на полигоне первой атомной бомбы ее создатель Дж. Роберт Оппенгеймер вспоминал о дне, когда вставшее над пустыней в штате Нью-Мексико огненное зарево температурой в 16000 градусов расплавило песок полигона, превратив его в стекло.
Ученый не ошибся: мир действительно стал иным. Несравненно более хрупким. Повис на ниточке, которую в лихую минуту может перерезать какой-нибудь подонок, обладающий внушительным ядерным потенциалом и уверенный, что он успеет первым, исключив вероятность ответного удара. Или не уверен в этом, и потому со средневековым мракобесным фанатизмом убеждает себя: «Они сдохнут, а мы окажемся в раю».
И не случайно фильм Нолана заканчивается изображением земного шара, которого охватывает атомный пожар.
Последний довод короля. После «Довода»
Кристофер Нолан – великий мастер того жанра, который не причислишь ни к science fiction, ни к fantasy, хотя вы же не скажете, что «Бэтмен», «Интерстеллар», «Темный рыцарь» и снятый частично у нас, а потому мы относимся к нему с особой ревностью, «Довод» - это реализм. Законы физики в его картинах не работают, зато работают те законы, которые он сам признает и ставит над собой – и по каким, как мы знаем от Пушкина, только и возможно судить художника.
В отношении Нолана действует еще одна удивительная закономерность. Его творчество подчинено определенному – посторонним его не вычислить – алгоритму, согласно которому в какой-то момент и в каком-то месте должна возникнуть, если уж мы говорим сейчас о фильме, главный герой которого был гением в квантовой физике, черная дыра. Неудача. Конечно, неудача Нолана, кому-то другому за такую картину рукоплескали бы. Такой неудачей был «Довод». Нет, конечно, снято было эффектно, и идея свободного движения по оси времени, совершая прыжки в будущее и возвращаясь из него, давно не просто признана фантастикой, но и обсосана ею со всех сторон, однако картина получилась рыхловатая, путаная, сумбурная; казалось, режиссер в процессе монтажа почувствовал, что сюжет не очень вытанцовывается, и стал громоздить аттракцион на аттракцион, чтобы держать зрителя в постоянном напряжении, не давать ему задуматься над тем, что же тут, собственно, происходит.
Признаюсь, что интуитивно предвидел сомнительный успех «Довода» – уж очень понравилась предыдущая картина Нолана, «Дюнкерк». Для него – неожиданная. Хотя были здесь и типичные нолановские фишки, когда событие рассматривалось с трех точек зрения и время то растягивалось, то сжималось, и было опять же характерное для Нолана нежелание идти проторенными путями: в картине о войне не было атак, искаженных в крике солдатских ртов, масштабных батальных сцен: война для Нолана включала в себя и кошмар бессилия перед неминуемой смертью., и почти животную волю выжить, поступившись всем, что только можно, и героизм – скромный, непафосный, напоминающий, что подвиги совершаются тогда, когда другого выхода нет, зато есть чувство чести, которое помогает тебе не поступиться собой, несмотря на то, что оказался в противоестественных условиях ( а война по определению противоестественна).
Художнику невозможно постоянно удерживаться на вершине. Иной раз с нее съезжаешь. Чтобы зацепившись за выступ почти отвесного склона собраться с силами и продолжить движение вверх.
И потому «Оппенгеймеру» было суждено стать великим фильмом.
В XVII веке кардинал Ришелье приказал чеканить на пушках латинскую фразу Ultima ratio regum – «Последний довод королей»; т.е. оружие – это последний аргумент в ситуации, когда все прочие исчерпаны. Атомная бомба в 1945 году стала таким аргументом. Известно, что первые опыты по созданию ее начались в нацистской Германии; в ноябре 1939 года президент США Франклин Д .Рузвельт получил подписанное Альбертом Эйнштейном письмо, в котором предупреждалось, что нацисты готовят оружие невероятной мощности. Необходимо было опередить Гитлера; 13 августа в Лос-Аламосе, штат Нью-Мексико, начались работы по «Проекту Манхэттен», научным руководителем его стал 38-летний профессор кафедры теоретической физики Калифорнийского университета Беркли Джулиус Роберт Оппенгеймер.
Выбор героя. И герой, который сделал выбор
Если помните, Андрей Тарковский после того, как Аркадий и Борис Стругацкие представили ему то ли восьмой, то ли девятый вариант сценария «Сталкера», воскликнул: «Наконец-то я получил мой сценарий!».
Не знаю, воскликнул ли Нолан, когда решил снимать «Оппенгеймера»: «Наконец-то я нашел моего героя!». Но здесь произошло именно это. Нолан почти во всех картинах рассказывал истории об одержимых людях, которые поглощены своими призваниями, будь то космические путешествия, кража снов или жажда разрушения. Он искал героя, которого переполняли космические амбиции и который на пути к цели мог отрешиться от всего. Благородные герои-протагонисты в его картинах удавались не всегда; да, зритель им сочувствовал, их играли звездные актеры, но все-таки глубины, неожиданности, объема характера им недоставало. В «Темном рыцаре» самой яркой фигурой был не главный герой, Брюс Уэйн, сыгранный красавцем Кристианом Бэйлом, а его антагонист Джокер, гениально воплощенный так рано ушедшим из жизни Хитом Леджером. В нем было то, что так привлекает, ставит в тупик, озадачивает. Уникальность.
Но ведь и Оппенгеймер был уникален, в нем ощущались огромные, разрывающие его душу амбиции, он явно выламывался из любого окружения, сложный, угловатый характер, явный эгоцентризм, идущий от поглощенности одной идеей.
Человек, который способен изменить мир, знает, что в этом его миссия – и в реальности он действительно изменил мир, наука была для него единственным способом жить и выжить в обществе, ради науки, ради страсти передвинуть еще хоть на одно деление вверх знание о мире и возможность пересоздать что-то важное в этом мире, он мог пренебречь другими людьми – не из эгоизма, а из эгоцентризма, причем для него эго – не просто Я, а Я в науке. И это привлекало режиссера.
Характер, сотканный из противоречий. В фильме военный руководитель «Манхэттенского проекта» полковник (позже генерал) Лесли Гровс говорит Оппенгеймеру, приглашая его возглавить работу над бомбой: «Вы бабник, самовлюбленный эгоцентрист, эстет, да еще и сторонник коммунистов – и всё-таки никому, кроме вас, я не могу дать эту работу!» Какой многообещающий образ, особенно при той харизме и обаянии, которые были у Дж. Роберта и какие возможности для актера! Кристофер Нолан взял на главную роль ирландца Киллиана Мёрфи, с которым работал в «Дюнкерке», первом «Бэтмене» и в «Темном рыцаре: Возрождении легенды», но там у него были небольшие роли. Мёрфи сыграл поразительно. В его голубых глазах отражалось и раскрывалось то, что не было высказано словом – но слово становилось здесь уже лишним.
Режиссер и актер погружались в глубины гениальной, противоречивой и очень ранимой личности Оппенгеймера, исходя из того, что о нем было известно, но добавляя очень много своего, свои версии происходящего. Режиссер показывает события от лица своего героя, как все гении, сложного и хаотичного. Видящего то, что обычным людям увидеть и понять не дано.
Нолан не противоречил книге Бёрда и Шервина, но с самого начала знал, что его картина не станет ни традиционным байопиком, ни экранизацией почти полупудового фолианта: «Я хотел дать зрителям возможность ощутить мысли и переживания человека, который находился в самом центре величайших перемен в истории. Джулиус Роберт Оппенгеймер сформировал мир, в котором мы живем - к лучшему или к худшему. И его историю нужно увидеть, чтобы в нее поверить. Она полна противоречий и этических дилемм – и именно такого рода материал меня всегда интересовал», – сказал режиссер.
Назвав Оппенгеймера Американским Прометеем, Бёрд и Шервин явно внесли в каноническую – известную нам еще от Эсхила – версию мифа – свои нюансы. Получается, что Зевс приковал Прометея к скале не только оттого, что жестоко карал за любое несанкционированное действие, а еще и потому, что дал людям то, чем они по своему низкому умственному и нравственному развитию могут воспользоваться во зло. И полетят в огонь неугодные книги, и начнут жечь на кострах инакомыслящих. Дар Прометея оказался амбивалентным. Как и энергия атома. Вспомним не только Хиросиму и Нагасаки. Но и Чернобыль.
В фильме Нолана Оппенгеймер – человек, который – с самыми лучшими намерениями, но и из любопытства, без которого настоящий ученый немыслим, - выпустил джинна из бутылки. И просчитав последствия, всю оставшуюся жизнь пытался загнать джинна обратно в сосуд – за что государство, которому он так беззаветно служил, лишило его допуска к секретным работам. То есть приковало к скале, лишив возможности реализовать себя - самой ценной для ученого.
В фильме только звезды, или Свистать всех в кадр!
Для участия в «Манхэттенском проекте» были собраны все лучшие физики-атомщики, американские и бежавшие из оккупированной нацистами Европы Кристофер Нолан точно так же собрал в своем фильме блистательного оператора Хойте Ван Хойтема, с которым работал на своих предыдущих картинах, небывалое даже для Голливуда число звезд первой величины.
Какие имена! Мэтт Деймон, Роберт Дауни-младший, Эмили Блант, Кеннет Брана, Гэри Олдмэн, Кейси Аффлек; Альберта Эйнштейна сыграл знаменитый шотландский театральный актер Том Конти…
Очень многим из первоклассных актеров дано появиться в кадре очень ненадолго – потому что их персонажи хотя и сыграли чрезвычайно значительные роли в истории и немалые роли в судьбе самого Оппенгеймера, в фильме увидены глазами главного героя, а он – при всем своем обаянии и артистизме показан интровертом, который скрывал эмоции глубоко внутри и выстраивал стену между собой и миром. Оставаясь в своих отношениях даже с друзьями довольно холодным, держа дистанцию, он тем не менее мог симпатизировать и помогать очень многим – когда Гитлер пришел в власти и многие коллеги Оппенгеймера, евреи или просто люди, несовместимые с тем, что творилось в нацистской Германии, покинули страну, Оппенгеймер отчислял изгнанникам часть своей профессорской зарплаты.
Когда началась гражданская война в Испании, он жертвовал деньги на закупку оружия для республиканцев; так как это осуществлялось по каналам Компартии США, ФБР установило слежку за ученым. В его досье было сказано: «Оппенгеймера стоит включить в список лиц, подлежащих содержанию под стражей на время расследования в случае чрезвычайного положения национального масштаба», но ФБР не имело доказательств, что он был членом КП США или хотя бы идейным коммунистом.
Главный герой – ядро атома, остальные – частицы, вращающие вокруг, то исчезающие, то появляющиеся снова, а то и сходящие с орбиты. И это отражено в композиции фильма: он выстроен нелинейно, действие постоянно переключается между тремя линиями и тремя течениями времени в картине: жизнь Оппенгеймера до, во время и после Манхэттенского проекта», слушание его дела в комиссии Сената США по атомной энергии (1954) – и история Льюиса Штраусса, человека, который донёс на Оппенгеймера (из мелочной зависти; ах как это обычно; сколько в нашем мире мразей, которые прокладывают себе дорогу доносами и воспоминаниями о дорогих покойниках, с которыми якобы близко дружили). Полную картину событий зритель сможет сложить только в конце. Сюжетные линии разбегаются как частицы в квантовой физике, и на экране возникают картины происходящего в атомном ядре.
Сюжетная линия Штраусса (адмирала Штраусса, как он требовал себя называть), в фильме черно-белая: Нолан дает понять, что в политике существуют либо черное, либо белое, либо, разумеется, 50 и больше оттенков серого: особенно сейчас, когда ярких личностей не осталось, а торжествует серость. Красок, то есть настоящего кипения эмоций, веры, любви, страсти, метаний, словом, всего, что составляет нашу жизнь, здесь нет, есть только скучная, хотя опасная для всех прочих, грызня.
Штраусса сыграл Роберт Дауни-младший; такой обаятельный в роли Шерлока Холмса, здесь он создает образ холодного и уязвленного пониманием собственной ничтожности интригана с поджатыми тонкими губами и сверлящим собеседника взглядом. Ненависть его персонажа к Оппенгеймеру возникла из-за пустяка, недоразумения. Он сам пригласил создателя атомной бомбы в Комиссию по атомной энергии, здания которой находились в роскошном парке. Оппенгеймер заметил вдали у пруда Альберта Эйнштейна, подошел к нему, два гения перебросились несколькими фразами. Когда к ним приблизился Штраусс, Эйнштейн прошел мимо него, не обратив внимания – как мимо пустого места. Штраусс решил, что Оппенгеймер что-то сказал о нем Эйнштейну и возненавидел нашего героя… Дауни-младший фантастически точно сыграл человека со своими потаенными обидами и скелетами в шкафу. Человека – чей мир черно-белый.
Вторая блестящая актерская работа, которая, как и работа Дауни-младшего наверняка окажется в списке оскаровских номинантов на роль второго плана – генерал Лесли Гровс в исполнении Мэтта Дэймона. Он тоже показан глазами центрального героя: Оппенгеймер впервые видит Гровса на обеде в честь начала «Манхэттенского проекта»: плотный человек в военном мундире ведет себя за столом слишком непринужденно, хорошими манерами не наделен, и у аристократически воспитанного Дж. Роберта возникает предубеждение против этого солдафона.
Оно развеивается не сразу; поначалу в Лос-Аламосе Оппенгеймер со свойственным ему артистизмом старается очень серьезное дело смягчить элементами игры, то он появляется в совершенно не идущей ему военной форме, то в ковбойской шляпе; к приему на работу коллег относится с некоторым легкомыслием, не отдает себе отчета в возможности утечки информации. Гровс становится для него кем-то вроде заботливой няньки при вундеркинде, от которого можно ожидать что угодно – и Оппенгеймер проникается теплыми чувствами к своему опекуну. Кульминация роли Гровса – эпизод в сенатской комиссии.
Члены комиссии, явно настропаленные Штрауссом, пытаются объяснить утечки информации (как американские атомные секреты выкрала советская разведка, известно, но в фильме этого нет) прокоммунистическими симпатиями Оппенгеймера, генералу задают вопрос: «Сегодня вы бы дали допуск Оппенгеймеру?». И тот, учитывая, что сегодня – это время охоты на ведьм и игра идет по правилам, в 1942 году немыслимым, честно отвечает: «Сегодня – нет. Но учтите, что сегодня я не дал бы допуска ни одному из тех, кто там работал». Подтекст: если бы тогда мы действовали по вашим правилам, США не имели бы атомной бомбы».
Личная жизнь
Она дана скороговоркой, Жена Оппенгеймера Китти (Эмили Блант), женщина, в жизни которой были свои драмы, отчего она стала едва ли не алкоголичкой, показана прежде всего как верная подруга гения, тот надежный тыл, без которого нет великого мужчины.
Интереснее другая женская роль, Джин Тэтлок (Флоренс Пью), эксцентричной молодой коммунистки, с которой у героя в молодости был страстный роман. Джин была девушка со странностями: терпеть не могла цветы, и если их ей дарили, выбрасывала в мусорную корзину. Ее история показана в картине пунктиром, неясно, отчего она впала в депрессию, отчего покончила с собой – ясно только, что ее смерть оставила в душе Оппенгеймера глубокий след.
Сцены молодости героя дают представление о том, кем были американские коммунисты – по крайней мере, каковы были интеллектуалы, разделявшие идеи (и особенно – идеалы) коммунизма. Ничего общего с КПСС – или в те времена ВКП(б)! Прекраснодушные молодые люди, которые были за все хорошее против всего плохого, против эксплуатации человека человеком, расизма, нацизма – и за свободу слова и свободу мысли. И, разумеется, против войн и уничтожения. Через эти убеждения прошел и создатель атомной бомбы.
«Мне кажется, мои руки запачканы кровью»
Самое важное в картине – то, что произошло после Хиросимы и Нагасаки. Но до этого – великолепно снятые кадры испытания в пустыне и поразительная сцена совещании, на котором генералы решают, на какие японские города сбросить атомные бомбы. И надо ли сбрасывать. Теперь-то известно, что к началу августа 1945 Япония окончательно проиграла войну, но тогда этого не знали. Военные были уверены, что бомбардировка сохранит жизнь многим тысячам американцев – и японцев тоже, к тому времени на каждого убитого американского солдата приходилось до десяти японцев. Бомба убьет «всего лишь» десятки тысяч людей. В списке городов был Киото, но его вычеркнули – там множество ценнейших памятников культуры, к тому же один из генералов вспомнил, что когда-то провел там медовый месяц с женой. Оппенгеймеру даже совещательного голоса не дали.
После бомбардировки в Лос-Аламосе триумфальный митинг, Оппенгеймеру аплодирует, и тут – вроде бы лежащий на поверхности, но сильнейший и необходимый режиссерский ход – произнося свою «тронную речь», он запинается, перед его глазами встают кадры разрушений, обугленные трупы, изуродованные проникающей радиацией лица под палящим огнем, яркие белые вспышки, крики ужаса и надрывный детский плач.
На аудиенции у президента США Гарри Трумэна (Гэри Олдмен удивительно сыграл маленького человечка, который видит себя вершителем судеб мира и не принимает возражений!) Оппенгеймер признается: «Господин президент, мне кажется, что мои руки запачканы кровью».
Президент протянул ему носовой платок – мол, вытрите ваши руки, холодно простился с Оппенгеймером и сказал своему секретарю: «Больше не пускайте ко мне этого плаксу!»
Кадры, в которых Оппенгеймер, уже в 1963 году, получает премию им. Энрико Ферми – ироническая имитация счастливого финала: мол, награда нашла героя. Есть и имитация другой необходимой финальной коды: зло наказано. Штраусс метил на пост министра торговли в правительстве президента Эйзенхауэра, но сенатская комиссия отвергла его минимальным большинством. Среди тех, кто проголосовал против человека, оклеветавшего великого физика, был молодой сенатор от штата Массачусетс, Джон Фицджеральд Кеннеди.
Но обе эти сцены – не ключевые. А ключевая – тот самый разговор с Эйнштейном. ««Альберт, помнишь, ты говорил, что это разрушит весь мир. Мне кажется, мы это сделали», – обращается Оппенгеймер к Эйнштейну. Тот молчит. И на экране возникает земной шар, которому грозит катастрофа.
/nginx/o/2023/07/27/15482365t1hc012.jpg)