/nginx/o/2023/12/08/15769194t1h2566.png)
Во-первых, потому что мы по большей части идиоты. Приверженцы консервативных ценностей, готовые вписываться за нефть и газ, могут дальше не читать. После них однозначно потоп, так что непонятно, почему они, например, так упорно противодействуют абортам. Во-вторых, индустрия туризма и короткий отпуск в условиях капиталистического труда убедили нас, что тепло – это хорошо. И чем теплее, тем лучше. Плевать, какой ценой.
В пятницу 22 сентября, закончив ровно в полдень общение с одним известным рижским поэтом и культурным деятелем, я пересек улицу Гертрудес, не доходя до улицы Чака, также являющейся важной артерией латвийской столицы. Я хотел наконец-то позавтракать в сетевом кафе Lido. Перед тем как войти в неожиданно для этого часа переполненное помещение, я бросил взгляд в телефон, чтобы узнать температуру воздуха на улице. Солнце, уже приклеившее к спине пиджак, светило так, что я с трудом разглядел на экране цифру «23». Слава богу, в заведении был кондиционер – это и была причина, по которой там яблоку было негде упасть.
/nginx/o/2023/09/24/15611189t1h4368.jpg)
Последний раз подобную температуру в конце сентября в этих широтах я запомнил в 2016 году, а раньше еще восемью годами ранее. Оба раза погода не была основной причиной того, что ей удалось удержаться в памяти. Не знаю, кто как, а я не могу запомнить погоду как таковую. Она меня не очень волнует. Как горожанин во втором поколении я приучился не обращать на нее внимания, если в ней нет ничего экстремального. Но, кажется, 2023 год с его +23 – хотя жаль, не 23-го, а то было бы красиво – пересилит эту привычку.
Уже с весны этого года начались разговоры о том, что прогнозы о возвращении Эль-Ниньо по совокупности признаков сбудутся на 80 процентов. В середине апреля в Таиланде температура превысила 45 градусов тепла. Регион пылал в прямом и переносном смысле. 28 апреля в Кордове на юге Испании была зафиксирована температура 38,8 градусов тепла. Андалузские лагуны, где гнездились розовые фламинго, пересохли, птицы улетели искать другие места. Летом горело все Средиземноморье – горело и выгорело дотла. Казалось бы, где Тихий океан, а где Кипр, куда жару приносит ветер сирокко из аравийских и африканских пустынь?
Эль-Ниньо - значит «малыш», так по-испански принято обозначать младенца Иисуса. Перуанские рыбаки назвали в его честь северное течение южного полушария, следующее из экваториальной части Тихого океана к берегам Америки примерно в период католического и/или протестантского Рождества. С конца XIX века значение понятия расширилось. Географы начали использовать его для обозначения как самого явления, так и его последствий, таких как засухи в Южной Азии, связанные с ослаблением пассатов и ростом средней температуры на побережьях, где из-за этого так и не образуется достаточного ресурса муссонных дождей.
В 1923 году, то есть ровно сто лет назад, британский физик и математик Гилберт Томас Уокер описал явление Эль-Ниньо как осцилляцию, или колебание температуры мирового океана. Уокер, как никто, повлиял на современную глобальную метеорологию, для которой в порядке вещей обнаружение причинно-следственных связей в разных уголках планеты. Фаза Эль-Ниньо ритмично сменяется фазой Ла-Ниньи, то есть «девочки». Хорошая новость долгое время состояла в том, что «девочка» рано или поздно сменяет «мальчика», то есть наступает похолодание. Плохая – в том, что «мальчик» в течение XX века наливался силой и приходил все чаще.
Впервые Эль-Ниньо был настолько сильным, что обратил на себя всеобщее внимание, в самом конце XX века. Я прекрасно помню палящее лето 1998 года в Петербурге. Сначала была не очень суровая зима, если не считать пары недель 25-градусного мороза. Потом весна долго не наступала и сразу случилось лето. А потом началось что-то странное. Люди загорали у стен Петропавловской крепости с начала мая, а закончили в конце сентября. А за два месяца до памятного обвала рубля, то есть 20–21 июня 1998 года, ураган в Москве достиг 30 м/с, за день выпало 35 мм осадков, от летящих деревьев и обломков зданий пострадало около 150 человек.
Как на это реагировало население? Да в общем-то никак. Жесточайший финансовый кризис, который обрушился на позднюю ельцинскую Россию в августе 1998 года, совершенно вытеснил воспоминания о климатическом скачке. Обливаясь потом, люди бегали по обменам валюты, не обращая внимания на то, что погода далека от средних показателей прохладного петербургского августа. Дышать было нечем, и это хорошо сочеталось с ощущением конца света, когда с грязных фур, заезжавших прямо во дворы многоквартирных домов, продавали хозяйственное мыло, подсолнечное масло, спички и туалетную бумагу, по несколько раз в день переписывая ценники.
Не имея пристального интереса к проблеме, я все же заметил, что примерно с начала нового столетия климатический вопрос начал регулярно ставиться в его глобальном масштабе. Какое-то время теплилась надежда, что это просто тревожность экологов, работников заповедников и молодых людей, делающих себе имя на «горячей» медийной проблематике. Чего греха таить, и сейчас в мире хватает «знатоков», улюлюкающих в адрес Греты Тунберг и считающих, что теория заговора или сексизм – наилучшие инструменты объяснения ее поступков.
К настоящему моменту нет никаких сомнений в том, что Эль-Ниньо ритмично возвращается. При этом каждый раз «младенец» все горячее. Нагрев тихоокеанских вод все больше похож на репетицию Судного дня, наступление которого невозможно ни предсказать, ни срежиссировать. В 2023 году температурные показатели в разных точках планеты оказались выше, чем когда-либо за всю историю наблюдений. И это звучит абстракцией – мы не понимаем, в чем тут проблема. Большая часть северного полушария с его умеренным климатом и тоской по солнцу и теплу радуется, что бабье лето в этом году приходит несколькими волнами.
Стоит ли разделить эту радость? Не уверен: все чаще думаю о землетрясениях вроде того, что случилось в 2010 году на Гаити, где ничего не осталось от города Порт-о-Пренс, в котором за несколько минут погибло больше 300 тысяч человек. Думаю о том, как душно стало в Таллинне осенней порой, когда вроде должен лить дождь и дуть холодный ветер, как привычно с детства. Все это периодически возвращается, но потом вдруг раз – и снова высокое небо, палящее солнце, готовые зацвести растения. И возникает перед глазами образ затопленного города, о чем каждый из нас смотрел свой фильм-катастрофу.
Мне можно возразить: это все мой собственный возраст. Жизненный опыт, как правило, склоняет к пессимизму. Но куда более сильной причиной мне кажется ощущение необратимости процесса, который запущен и не поддается управлению. Мы хотим остановить вращение ключа, но только болтаемся на его лепестках, не зная, на что опереться. У нас нет ответа на вопрос «что делать?» на фоне бессмысленности вопроса «Кто виноват?», - и это притом, что существуют программы развития, планы A и B, «дорожные карты», по которым никто не ездит. И это вовсе не тот случай, когда можно махнуть рукой и расслабиться. 2024-й обещает быть еще жарче, потому что у «мальчика» растут аппетиты…