:format(webp)/nginx/o/2023/06/26/15415707t1h84db.jpg)
Масштабная сеть коррупционных связей, выстроенная в РФ, сыграла немаловажную роль в том, что Кремль решился на полномасштабную войну против Украины. Научный сотрудник Института Шютте Елена Павлова пишет, что именно отсутствие подотчетности и прозрачности помешало руководству РФ адекватно оценить как потенциал российской армии, так и настроения в Украине, что породило уверенность в возможности легкой победы. Сейчас же коррупция парадоксальным образом помогает России уклоняться от санкций.
Данный материал подготовлен в сотрудничестве Института Шютте Тартуского университета и портала Rus.Postimees.
Масштабы коррупции в России не являются секретом ни для кого, ни в самой стране, ни за рубежом. Однако никто не ожидал, что именно коррупционная система станет одновременно и одним из факторов, подтолкнувших Россию к развязыванию большой войны, и ресурсом для выживания экономики страны в условиях все возрастающих санкций. Каковы же основные характеристики российской коррупции и как с ней борются?
Прежде всего нужно отметить, что вся российская экономическая система завязана на коррупционные связи - это и кумовство, и «откаты», и фиксированные суммы взяток за те или иные «услуги». При этом с одной стороны, это видится гражданам как неотъемлемая часть экономического процесса. Так, например, экономист Александр Аузан писал о коррупции как о «второй», «реальной налоговой системе, когда люди пытаются купить разные блага, образовательные, медицинские, административные и прочие, но с точки зрения закона это выглядит как взятка». С другой стороны, хотя все согласны, что коррупция - зло, для рядовых россиян само понятие коррупции ассоциируется не столько с бытовым каждодневным взяточничеством, сколько с финансовыми преступлениями в высших эшелонах власти.
Именно здесь коренится важнейший парадокс. В последние годы государство активно боролось с коррупцией и даже добилась некоторых успехов. Уровень так называемой низовой коррупции существенно понизился, но вот преступлений на высшем уровне это совершенно не касалось. Более того, официальные структуры по борьбе с коррупцией стали одним из ее ключевых источников.
По сути, в рамках так называемой «большой коррупции» имела место не борьба, а использование антикоррупционной риторики против политических оппонентов, где проигравший мог оказаться под следствием, а выигравший получал доступ к очередному источнику личного обогащения. Вместо системы контроля качества продукции и услуг была выстроена сеть коррупционных связей, в рамках которой растраты и воровство покрывались на взаимообразной основе.
Именно отсутствие подотчетности и прозрачности помешало руководству страны адекватно оценить как потенциал российской армии, так и настроения в Украине, что породило уверенность в возможности легкой победы. Иными словами, именно коррупция стала триггером войны, но она же привела к провалу «блицкрига» ввиду нехватки вооружений, неясности целей «специальной военной операции» и недооценки противника. Выделенные на эти цели средства были «освоены» высокопоставленными чиновниками, а результаты пришлось проверять уже в ходе боев.
С началом войны к существующим формам коррупции прибавились новые. Прежде всего это связано с мобилизацией. Если раньше в системе военного учета практиковалась просто продажа медицинских справок о непригодности к военной службе, то сегодня коррупционный рынок предлагает и другие возможности. Показателен случай университета «Синергия». Сотрудники этой сомнительной с точки зрения качества образования структуры организовали продажу фальшивых справок, позволяющих получить отсрочку от военной службы в качестве «студента».
А вот в бизнес-структурах руководителям было предложено самим определить, кто из сотрудников наименее ценен, чтобы именно их отправить на фронт, что породило новый виток злоупотреблений. Государство переложило моральную ответственность на руководство предприятий. В результате, чтобы обеспечить свой вклад в мобилизацию, фирмы стали открывать специальные вакансии с высокими зарплатами, куда приглашали людей, готовых отправиться на фронт.
Новые просторы для коррупции открылись и в сфере обеспечения мобилизованных. Государство оказалось не в состоянии предоставить нужную экипировку, и как только семьи мобилизованных начали сами закупать все необходимое, цены выросли настолько, что ситуацией заинтересовалась Антимонопольная Служба. Правда, она лишь посоветовала розничным магазинам «не завышать цену».
Не менее поразительно, что практически не возникает вопросов о массовых хищениях в оборонной промышленности и снабжении армии, которые привели к военным неудачам. В российских СМИ мы можем скорее встретить разоблачения отдельных лиц, причем большинство громких дел связаны с мошенничествами при поставках средств ПВО.
В то же время с марта мы можем наблюдать новый тренд информационной борьбы - попытку подчеркнуть, что разговоры о коррупции в армии ведутся предателями. Так, в интервью «Российской газете» один из прокремлевских военных экспертов отмечал, что именно западные информационные центры пытаются поссорить армию с добровольческими отрядами, пытаются убедить население, что армия боса, не накормлена и ей нечем воевать, а армию убеждают, что генералитет погряз в коррупции и ведет солдат на убой.
Эта риторика, безусловно, связана с выходом России из ряда международных соглашений по антикоррупционному сотрудничеству. В декабре 2022 года Россия покинула группу GRECO (Group of States against Corruption). В конце февраля был принят федеральный Закон о денонсации Российской Федерацией Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию, в начале марта нежелательной организацией была признана Transparency International.
Генпрокуратура высказалась в том плане, что 30 лет формально борясь с коррупцией по всему миру, в России Transparency International почему-то решила вмешиваться во внутренние дела страны. Такая же аргументация звучала и отношении денонсации соглашений об антикоррупционном сотрудничестве в рамках Совета Европы. Как сказал в интервью «Российской газете» член Ассоциации юристов России Евгений Пантазий, это не снизит борьбу с коррупцией, но Россия не позволит европейским чиновникам превращать борьбу с коррупцией в политические игры: «В современных условиях европейскому чиновнику не только нет нужды, но даже противопоказано изучать реальную обстановку, так как выводы любых докладов готовы заранее, вкратце их суть сводится к следующему: в России все ужасно… Если выражаться современным «прогрессивным» языком, мы выходим из абьюзивных отношений».
Подчеркивалось, что речь не идет о полном отказе от международного сотрудничества по борьбе с коррупцией, так как договоры в рамках ООН остаются в силе. Однако эксперт по коррупции Елена Панфилова отметила: «Если приглядеться к нашему законодательству о противодействии коррупции, можно увидеть, что оно структурно и содержательно очень похоже на Конвенцию ООН по противодействию коррупции. Но дело в том, что у этой конвенции менее прозрачный и менее организованный мониторинговый механизм».
И действительно, практически одновременно с прекращением сотрудничества с СЕ российским чиновникам было разрешено публиковать декларации о доходах анонимно (то есть граждане не будут знать, кто из слуг народа сколько заработал за прошедший год). Разумных объяснений этому не последовало. А проблема, о которой всегда говорили представители СЕ, отсутствие транспарентности, усугубилась. Российские эксперты указывают, что круг конфиденциальной информации, которую предприятия предпочитают не раскрывать, в 2022 году значительно расширился, в законодательстве появилось больше неопределенностей, которые государственные органы могут трактовать по-разному. На фоне новых процедур и быстрых изменений (например, в сфере параллельного импорта) могут возникать новые коррупциогенные факторы.
Большой резонанс вызвало предложение главы Совета Федерации Валентины Матвиенко ввести «на время СВО» мораторий на закон, регулирующий в антикоррупционных целях государственные закупки. Однако важность предложения Матвиенко заключалась еще и в тех возможностях, которые такое решение создало бы для деятельности российских структур на оккупированных территориях Украины.
«Основной упор делается на восстановление социальных объектов и ремонт пострадавших от военной агрессии со стороны Украины жилых домов, которые очень нужны. Люди активно возвращаются», - так прокомментировал этот проект Матвиенко и. о. главы т. н. ДНР Денис Пушилин. Однако коррупционная мотивация была настолько очевидна, что принять это предложение не решились. Тем не менее, география «антикоррупционной борьбы» расширяется. Так, в СМИ регулярно появляются сообщения о разоблачении коррупционных схем в Крыму. В январе 2023 год президент Владимир Путин даже поручил создать подразделения по предотвращению коррупции на «новых территориях».
Подводя итог, я хотела бы подчеркнуть следующее. Хотя российский бизнес и до начала войны не отличался транспарентностью, а уровень коррупции был крайне высок, одной из ключевых сфер сотрудничества РФ с Западом всегда была антикоррупционная деятельность. Именно здесь было меньше нормативных разногласий. Это сотрудничество серьезно сдерживало российские политические элиты и, хотя черный рынок и различные виды контрабанды всегда имели место, всегда соблюдалось некое подобие приличия.
Сейчас, в условиях денонсации международных договоров, у коррупционеров полностью развязаны руки, и это уже не скрывается. Очевидно, что происходит взлет теневых экономических структур. Если раньше коррупция хотя бы частично контролировалась для поддержания российского реноме, то сейчас по серым каналам идет колоссальный параллельный импорт.
Это будет иметь серьезные негативные последствия для российской экономики и общества в целом, но на данный момент существенно ослабляет влияние санкций и надежды, что они смогут повлиять заставить Россию пойти на соглашение с Украиной. Более того, теневая экономика вполне сможет стать замещением нефтяной ренты для многих олигархов, и это тоже скорее приведет к затягиванию войны.