Одному из лидеров политической партии «Демократична сокира» Юрию Гудыменко прочат большое политическое будущее в Украине. С того момента, когда он взялся за журналистское перо, прошло около двух десятков лет. В один момент он встал на путь профессионального политика, а позднее надел форму военного. В «Украинской студии» Rus.Postimees Юрий рассказал о том, каким он видит будущее Украины, какие усилия нужно прилагать к тому, чтобы что-то изменить в его стране и каким должно быть наказание для страны-агрессора.
Украинский политик и ветеран полномасштабной войны Юрий Гудыменко: я хочу, чтобы Россия была уничтожена
24 октября 2023, 11:04
С полномасштабным вторжением Юрий сразу вступил в ряды ВСУ и чуть не потерял жизнь во время одного из боевых заданий на востоке Украины. Сейчас Юрий Гудыменко приходит в себя после тяжелого ранения, многочисленных операций и реабилитации.
- Юра, в одном из недавних интервью украинским журналистам ты сказал, что Путин попробует раскачать ситуацию в странах Балтии даже невзирая на то, что они находятся под защитой НАТО. Что ты имел в виду, выступая с таким утверждением?
- Я имел в виду то, о чем я часто говорю: он не рациональный человек, он не политик, который принимает решения мозгом, он человек, который пытается реализовать всю ту имперскость, которая сидит в его голове. А для того, чтобы это реализовать, и, как он считает, оставить свой след в истории, ему необходимо присоединить к России Украину, Польшу и страны Балтии.
- Это может быть сценарий по типу Донбасса или как-то еще?
- Я не уверен, что это будет происходить, но я уверен, что он хочет этого. Если Украина падет, и он добьется здесь своего, то в опасности окажутся все его европейские соседи.
- Юрий, я знаю тебя как политика от партии «Демократична сокира», что в переводе на русский означает «Демократический топор». Сейчас ты запустил проект под названием «Мрія», что по-русски означает «Мечта». Это что такое, новая партия или что-то другое?
- Это группа организаций, политикой мы не занимаемся. Мы хотим закрыть те вопросы, которые не может в полном объеме взять на себя государство.
У нас получилось так, что с самого начала войны в обществе появилось огромное количество людей, принадлежащих к группам, которые раньше даже близко не были настолько многочисленны. Это и переселенцы в другие регионы Украины, переселенцы за границу, ветераны, семьи погибших, семьи военнопленных. Получилось так, что государственный аппарат был к этому физически не готов, речь идет о сотнях тысяч и миллионах людей. И мы начали принимать в этом процессе участие, помогать государству, но в какой-то момент мы поняли, что не сможем помочь всем.
Мы пытаемся не только помогать, а и добиваться от государства изменений законодательства, выплат льгот и прочего, чтобы в какой-то момент мы не стали просто не нужны. Чтобы государство исполняло весь функционал так, как это необходимо. В последнее время туда подключился ветеранский вопрос. И он остается одним из самых болезненных, я им занимаюсь лично.
- Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что это один из самых болезненных вопросов?
- Сейчас люди на фронте спасают Украину и, не побоюсь этого слова, Европу. Через некоторое время, если этот миллион, или около того человек, будут недовольны происходящим, когда они станут ветеранами, то они могут раскачивать ситуацию в стране и стать угрозой. Я этого категорически не хочу.
У нас есть целый набор примеров. Начиная с Германии 1917 года. Можно посмотреть, к чему приводило заигрывание с ветеранами со стороны государства. Вот сейчас выглядит так, что государство по закону взяло на себя большое количество обязательств по отношению к ветеранам, которые оно не может выполнить физически. Не может дать квартиры стольким ветеранам, не может обеспечить им столько льгот, которые обещало, не может дать им 2 гектара земли, потому что для этого нам придется захватывать Белгородскую область (смеется).
И вот, у тебя вернется миллион человек, которые видели смерть, которые многое потеряли, и им говорят: дорогие друзья, да, мы вам должны раз, два, три, четыре, но страна разрушена, в экономике денег нет, поэтому вот вам грамота, похлопали по плечу, и идите в свои разрушенные города и ищите работу, которой нет. Это произведет к тому, что начнется раскол между ветеранами и всеми остальными, ветераны будут выходить на протесты, вступать в радикальные партии, демонстрировать недовольство, что справедливо, а общество будет на них смотреть и говорить, что им еще не хватает. Они же наши герои, а теперь какие-то попрошайки. Речь идет о большом количестве людей, мягко говоря, не простых людей. Это будет один из факторов внутренней раскачки государства.
- Это при том, что война еще не окончена, а во всех видах украинской армии сейчас служит около полутора миллиона человек, плюс их семьи. И вполне вероятно, что этих людей станет намного больше, если учитывать то, что война продолжается, нужно будет больше людей.
- Да, вполне. Никто из нас не может заглянуть в будущее, никто не может сказать, сколько людей пройдет фронт. Война может длится день или десять лет. Кроме того, надо понимать, что ветераны возвращаются уже сейчас. Это люди, которые потеряли здоровье, они уже сейчас уходят из армии, становятся ветеранами. Каждый день это количество увеличивается.
Не критично пока что, но надо понимать, что люди, которые потеряли ноги или руки, не заслуживают того, чтобы, заходя в какой-нибудь троллейбус, показывая свое удостоверение участника боевых действий водителю, слышать от него ответ, что вот, мол, два льготных места уже заняты, поэтому выходи и подожди на остановке, пока следующий приедет. Эти люди видели ад, и они не заслуживают такого отношения к себе.
- Кстати, следующий мой вопрос словно в продолжение это темы. Вот цитата из твоего интервью: ты сказал, дословно, что твой приоритет номер один - это месть. Что ты имел в виду?
- Я хочу, чтобы Россия была уничтожена. Мысль простая, сделать сложнее, но я постараюсь вовлекаться в процессы, которые этому способствуют. Я не даю угаснуть той мысли, что ни одна победа не будет конечной, пока не понесут ответственность те, кто совершал военные преступления в Буче, Мариуполе и в других городах Украины. Потому что война - это не физическое состояние, война очень сильно завязана на понятии справедливости, потому что наша война - оборонительная, мы ее не начинали, но мы ее закончим. И пока мы будем видеть, что справедливость свершилась не в полной мере, это будет означать, что большое количество людей в Украине будут считать, что война не закончена.
- А каким ты видишь окончание этой войны?
- Она может закончиться неожиданно. Это то, чего нельзя предположить точно. Сейчас многие вспоминают опыт Минских соглашений, но данный метод для нас неприменим, потому что еще одну передышку России никто не даст, она вернется еще раз. Это совершенно бессмысленно и вредно. И поэтому войну надо продолжать до момента, когда Россия запросит о мире.
Это тяжело, больно, означает потерю огромного количества людей, но на другой чаше весов еще большее количество людей и их жизни, пыток, насилия.
- Заранее прошу прощения за немного циничную терминологию, но как эту идею «продать» США, Европе и прочим странам свободного мира?
– Если сравнить нынешние заявления политиков Европы и США с их заявлениями времен начала полномасштабного вторжения, то станет ясно, что их риторика очень сильно изменилась. И сейчас большая часть американских политиков совершенно точно не думают так, как они думали в марте прошлого года. А это означает, что еще через год они будут думать совершенно иначе, чем думают сейчас. В какой-то момент становится понятно, что бешеное животное не подлежит излечению. Это тоже немного цинично, но больше похоже на правду.
Сейчас большая часть европейских политиков находятся в парадигме того, что вот нужно, чтобы к власти в России пришел условный Навальный и все будет хорошо. Но с каждым расстрелянным украинским военным, с каждыми новыми пытками и казнями, издевательствами над пленными, все больше политики понимают, что в головах российского правительства лишь отражения того, что находится в головах граждан России.
Это значит, что российские граждане подлежат тому же, через что прошли немцы после 1945 года. Они подлежат перепрограммированию. Нужно с ними работать, контролировать их медиа, полностью перестраивать им систему устройства страны, и они даже близко не понимают, что они творят. Они знают все факты, знают, что они делают, но они хотят это продолжать. И это нельзя остановить заменой Путина на Медведева, Медведева на Шойгу, а Шойгу на Навального. Любой политик озвучивает те идеи, которые есть в головах у его электората. Невозможно, чтобы вышел демократ в Америке и переубедил миллион республиканцев. Толпа управляет политиком, а не наоборот.
- Какой ты видишь конфигурацию парламента Украины после войны, которая рано или поздно закончится?
- Я думаю, что там будет президентская партия, то есть партия Зеленского; там будет партия, условно говоря, волонтеров; будет партия, в которой будет много ветеранов войны. Хотя ветеранов будет много в любой партии. Если честно, я не представляю себе ни единого политического списка без ветерана. Слишком много людей на фронте: от рабочих до топ-менеджеров компаний.
Что-то заменит пророссийские партии, как ни странно. Эта партия будет отображать интересы того же электората, ведь большая часть пророссийского электората не стала в один момент проевропейской, проамериканской и так далее. Они, возможно, стали менее пророссийскими, но от этого они не особо полюбили ЕС, НАТО. Это будет политсила, которая будет говорить, что да, Россия, конечно, плохая, но в Европе содомия и разврат, а в Америке линчуют чернокожих. Как-то так это будет выглядеть. В целом такого электората стало меньше, но он присутствует в довольно значимых в статистическом смысле количествах.
- То есть, будущий парламент Украины будет более центристским и правым, так?
- Понимаешь, выборы будут очень быстро. То есть, вот закончится активная фаза боевых действий, будет снято военное положение, моментально будут назначены выборы. Не будет вот этого года или полутора лет, чтобы партии сформировались, набирали команды. Это будет спринтерская стометровка, где все будут расхватывать каких-то людей, и бежать с ними в парламент, в местные советы, в президенты, куда угодно. Не будет времени даже как следует поговорить об идеологии. Это будет соревнование портретов людей. То есть, вот этого человека я знаю, и поэтому за него проголосую, а какая там партия за что выступает, мы не успели разобраться.
- Олигархи будут в парламенте?
- Они значительно потеряли в состоянии и влиянии, потому что их влияние базировалось на их телеканалах, которые демонстрируют одну и ту же картинку и фактически контролируются государством. Многие из олигархов потеряли часть активов на оккупированных территориях, или просто разрушены их заводы, потеряны рынки сбыта из-за перекрытых портов, а значительная часть олигархов торговали с Россией. Часть из них, как Игорь Валерьевич Коломойский, отдыхает в СИЗО.
- Мне кажется, он очень вовремя присел, не так ли?
- Если честно, вовремя для Коломойского было бы лет так 25 назад, потому что все остальное он просрочил и начал накапливать свои долги по отношению к украинскому народу. Но в каком-то виде олигархи участвовать будут, потому что политика - их потенциальная защита от будущих преследований, но это будет уже не та роль, что раньше.
- Знаю, что ты недавно был в Запорожье, в твоем родном городе, который сейчас стал прифронтовым. Чем там сейчас живут люди, какие настроения?
- Тяжело живет город, до линии фронта 28 километров. В город ежедневно прилетают С-300. Их невозможно перехватить. Сначала происходит взрыв, а потом объявляется воздушная тревога, потому что расстояние слишком маленькое.
Это давит на психику, без сомнения. Потому что в том же Киеве ты успеваешь уйти в укрытие. В Запорожье ты живешь с пониманием того, что ты можешь умереть через секунду, и ты об этом даже не узнаешь.
Из города уехало много людей с деньгами и возможностями, вместо них приехало множество переселенцев из Мариуполя, Орехова, Мелитополя. Получилось так, что люди, которые создавали рабочие места, уехали, а те, кто должен был занять эти рабочие места, приехали, а работы нет. Тяжело, конечно. Финансово город сильно просел.
Но что мне понравилось, что стало сильно больше украинской речи. Запорожье сопротивляется, это видно. Это какой-то вызов все-таки. Вот те, кто там остались, демонстрируют всему миру, что они там, они работают, и никакие С-300 их не сломят.
- В 2021 году мы с тобой встретились в Таллинне. У тебя была рабочая поездка по странам Балтии. Я так понял, что ваша партия в твоем лице налаживала контакты в странах Балтии. Удалось ли что-то наладить, и помогает ли это сейчас в борьбе?
- Моей главной задачей тогда было передать нашу тревожность всему миру, потому что уже тогда были донесения разведки о грядущем нападении. Нашей задачей было убедить политиков из стран Балтии, что речь идет о самом плохом сценарии. Этим занимались не только мы, а очень многие люди. Я думаю, что это привело к тому, что Украина начала получать оружие значительно раньше, чем это произошло бы в том случае, если бы полномасштабная война оказалась бы полным сюрпризом для всего мира.