Восьмого ноября в Париже состоялось вручение премии Global teacher prize 2023. «Нобелевская премия для учителей», как ее между собой называют педагоги из разных стран мира, ежегодно присуждается десятерым учителям из разных стран за выдающиеся достижения в сфере образования. Лишь три учителя из Европы удостоились этой премии в 2023 году, среди них – учитель украинского языка и литературы из Луганской области Артур Пройдаков.
Лучший учитель Украины и мира Артур Пройдаков: «Пока русские бомбят Украину, не очень хочется разбираться в тонкостях поэзии Пушкина»
В студии Rus.Postimees мы поговорили с Артуром Пройдаковым о том, как найти подход к украинским детям в эстонских школах, какова судьба русского языка в украинских школах и о многом другом.
Артур выходец из города Стаханов, ныне Кадиевка в Луганской области. Этот город оккупирован еще с 2014 года. Артур Пройдаков преподавал там вплоть до ноября 2014 года, но со временем понял, что оставаться в родном городе небезопасно.
После переезда в Киев Пройдаков не стал зацикливаться на стандартном учебном процессе, который регламентирован министерскими программами, а стал искать новые прогрессивные методы донесения информации до школьников. Это не оказалось незамеченным, и Артур Пройдаков стал лауреатом премии лучшего учителя Украины в 2021 году, а в 2023 вошел в десятку лучших в мире.
– Артур, скажите, как вы попали в десятку лучших учителей мира? Какие были критерии отбора?
– На самом деле, история началась еще весной 2023 года, когда премия Global teacher prize объявила о том, что стартует набор претендентов на премию. Можно было подать заявку из любой страны, любому учителю, любого предмета, в любой дисциплине.
Анкета включала в себя 10 вопросов. Надо было ответить: какая у вас педагогическая история, какие предметы, что вы цените в профессии, какие темы затрагиваете на уроках во время общения с детьми, то есть, такие, достаточно глобальные философские вопросы в сфере образования.
Я заполнил эту анкету еще весной, где-то в апреле 2023 года. Поскольку я являюсь победителем украинской премии 2021 года, поэтому решил принять участие и в этом конкурсе, даже не из-за эгоистических целей, а просто, чтобы там были представители Украины. Это было для меня важно.
В августе я получил email о том, что я – среди кандидатов в ТОП-50. Там у нас было онлайн-интервью с организаторами на английском языке. До этого перед нами была поставлена задача снять небольшой видео ролик о своей работе.
Потом снова собеседование, и мне уже сообщили, что я попал в десятку. Ну, и восьмого ноября было уже приглашение на церемонию, там были представители Франции, Украины и Великобритании, больше из Европы никого не было.
– Какие дисциплины представляли эти учителя?
– Самые разные. Учитель из Лондона, Шафина, она, например, использует лего конструктор на своих уроках. Николя, он преподаватель информатики из Франции, учит детей, как правильно постигать тонкости IT. Эрик из Ганы, Африка, он тоже представляет область точных наук. А моя коллега, это Анни из Канады, она также преподает язык. Была еще Мелисса, преподавательница биологии из США.
Тут, знаете, ценится не совсем то, что вы делаете сейчас, а больше ваша история, как вы вошли в профессию. У нас вот была учительница из Пакистана, которая начала работать уже в 14 лет, когда открыла свою собственную школу на территории своего дома. Она стала победительницей, ну а мы все вошли в десятку лучших.
Второй раз подаваться на эту премию мы не можем, и теперь являемся амбассадорами, послами этой премии в своей стране, в других странах, можем обмениваться опытом, поощрять учителей из других стран к участию в этой премии.
– Какие интересные параллели, Пакистан и Украина – две горячие точки и участники в рамках одной премии.
– Кстати, да, могу продолжить эту тему пояснением, что я военнообязанный, и был в Париже в течении двух дней с разрешения министерства образования. Я вернулся в Украину, все хорошо, но эта поездка была очень важна для меня еще и тем, что дала возможность поговорить, рассказать что-то коллегам, развенчать какие-то мифы об Украине.
Вот меня коллега из Индии спрашивал, есть ли у нас вода, электроэнергия. Даже такие вопросы звучали. Я ему говорю: ну, всякое бывает, зима скоро, но Украина живет, мы работаем, стараемся, дети ходят в школу. Да, если есть воздушная тревога, мы спускаемся в убежище и продолжаем там уроки. Для моих коллег это был шок, что мы продолжаем работать в таких условиях.
– Как в данный момент у вас организован учебный процесс?
– Учебный год мы начали в сентябре. Мы работаем офлайн, в школе есть укрытие – подземный паркинг, где мы организовали классы - лавочки, стульчики, - куда дети могут приходить и продолжать занятия.
Как только звучит сигнал воздушной тревоги, а последние дни в Киеве это стало нормой, мы сразу прерываем учебный процесс, спускаемся в подвал.
Как только сигнал тревоги заканчивается, мы возобновляем учебный процесс. Но если тревога была долго, несколько часов и больше, то мы не поднимаемся в классы, а выходим на улицу подышать свежим воздухом, делаем перемену 30 минут вместо десяти и потом возобновляем учебный процесс.
Может быть тревога посреди урока, и пока ты идешь вниз в укрытие, ты уже думаешь, а что делать в укрытии, как продолжить урок, чтобы детям было интересно и полезно там находиться. Поэтому самое важно качество украинских учителей сейчас – это адаптивность и гибкость, когда мы можем поменять один формат на другой посреди урока. Мы готовы к различным сценариям, но стараемся, чтобы не проседало качество уроков.
– Как дети реагируют на войну, вы замечаете у них какие-то травматичные изменения в психологическом состоянии?
– Ну, дети все разные, у каждого из них своя история. Кто-то выехал из Луганской – Донецкой областей, и у него свое видение войны, кто-то выехал в ЕС и вернулся сейчас назад. Но, понятно, что все это не про позитив, и дети устали от постоянных стрессовых ситуаций, постоянной готовности ко всему.
С другой стороны, знаете, на переменах дети играют, шутят, сохраняются все элементы жизни, которые у нас не могут забрать русские солдаты. Потому что дети растут и хотят дальше жить, влюбляться, шутить, смеяться.
Иногда во время тревог дети даже шутят, и ты смотришь на них и думаешь: зачем им это все знать? Это страшно, но дети к этому привыкают.
– Кстати, вы упомянули о том, что многие ваши дети из оккупированных территорий. Я знаю, что вы также родились и выросли в Кадиевке, в Луганской области. Знаю, что даже вы работали там учителем украинского языка и литературы во время оккупации в 2014 году. Как это было возможно?
– Этот город назывался Стаханов до переименования в 2017 году. Кадиевка – это историческое название города. Я преподавал украинский язык и литературу. Мы думали, что все эти события как-то остановятся, что дальше не будет развития войны. Плюс летом уже началось АТО и в какой-то момент, когда ВСУ возобновили контроль на Лисичанском и Северодонецком, очень много сепаратистских группировок приехали именно в Стаханов летом 2014 года. И вот, в этих условиях мы закончили учебный год. Для нас тогда было важно оставаться вне политики, мы свою работу делаем, детей учим, аттестаты, дипломы по украинскому образцу вручили, все было абсолютно позитивно и хорошо.
В сентябре мы учебный год не начали. Мы стартовали первого октября 2014 года. Над нашим колледжем не было никакого флага, непонятно, на кого мы работаем, куда и как. Но на педсовете сказали, что надо работать, студенты есть. Все надеялись, что все закончится, в тот момент были первые Минские договоренности, все надеялись на перемирие. Но ситуация не стабилизировалась.
Я преподавал украинский язык и литературу все также в Стаханове в 2014 году в октябре, зарплату тогда не платили. И в ноябре я принял решение, что нужно выезжать. По нашему колледжу уже начали студенты ходить в военной форме, которые представляли эти квазиреспублики. Я понял, что дальше там находиться небезопасно. Мы думали, что уезжаем ненадолго и вернемся скоро обратно.
– Артур, очень часто в риторике СМИ можно слышать такое выражение, что вот, выходцы с Востока Украины имеют пророссийские настроения. По вашим ученикам вы могли так сказать?
– Сложно сказать, потому что я в том окружении вырос и сформировался. Я бы сказал, что местное население там было не столько пророссийское, сколько имело какой-то нейтралитет. На выборы люди ходили, хоть и не сильно желая того, какие-то национальные праздники отмечали, но также без особого энтузиазма. Но вот у нас в Стаханове самый популярный праздник был День шахтера. Вот это максимально нас характеризовало, особенно старшее поколение. Вот мы и не туда, и не сюда, сами по себе.
Молодежь выезжала в другие города. Я работал в Артеке много лет до оккупации. Там были люди из разных регионов: Житомир, Тернополь. Мы общались, дружили, и все было абсолютно нормально. Мне кажется, в 2014 году это произошло искусственно, когда на полную катушку включилась пропаганда. Когда начали жителей Луганской и Донецкой областей убеждать в том, что вы вот, мол, не из Украины, а у вас есть какая-то псевдо родина. Вот на это многие люди купились. Плюс, большая часть молодежи на тот момент выехала. Это были люди, которым нечего было терять, нет семьи, жилья, обязанностей, и эти люди продолжили работать или учиться уже на территории Украины.
Мы были в меньшинстве в 2014 году, поэтому я там не остался бороться за свою землю. На тот момент это был единый оптимальный вариант. Но это не было на 100 процентов пророссийское население. Яркий пример тому – футбольный чемпионат Евро-2012, когда на матчах сборной Украины в Донецке весь стадион был увешан украинскими флагами. Многие идентифицировали себя с Украиной.
Тем не менее, на Донбассе, в Луганской области очень много людей смотрели российское телевидение, в том числе у нас дома оно постоянно было включено. Это был фон такой для ужина, для завтрака, для каких-то посиделок, и так далее. И мне кажется, по этой линии пошел такой надлом, когда не все восприняли идею Майдана, кто-то остался в нейтралитете, а на кого-то пропаганда так действовала, что Майдан воспринимался как какое-то зло, силы Запада.
– Артур, и здесь, в Эстонии, и в Украине сейчас остро стоит вопрос русского языка, особенно после полномасштабного вторжения. И в Украине, как я понимаю, этот процесс идет намного быстрее. Сейчас, наверное, не осталось ни одной школы в Украине, где преподается русский язык и литература?
– Официальный язык образования – украинский. Возможно, где-то какие-то факультативы есть, но я сомневаюсь. Это был бы прецедент, потому что мы в принципе сейчас и русскую литературу не изучаем, и я считаю, что это правильно, потому что пока русские снаряды летят в Украину, как-то не хочется разбирать особенности поэзии Александра Сергеевича (Пушкина), потому что не до этого сейчас, мягко говоря.
У нас сейчас политика украинизации, в хорошем смысле этого слова. Более того, я знаю, что многие взрослые хотят улучшить свой украинский язык. У нас в школе вот есть такой разговорный клуб, куда приходят взрослые, родители наших учеников, и мы с ними стараемся прокачивать навыки владения украинским языком.
Ну и даже если брать общественное информационное поле, то даже русскоязычным блогерам осталось мало места для выступлений в публичном пространстве, на телевидении на русском языке.
– Учителя эстонских школ сейчас столкнулись с появлением большого количества украинских детей. Возникают сложности в учебе из-за разницы менталитетов. Что бы вы посоветовали эстонским учителям, которые работают с украинскими детьми, как найти к детям из Украины подход, чтобы не возникали конфликтные ситуации?
– Универсального рецепта, конечно же, нет, потому что все случаи индивидуальные. Но можно пообщаться с ребенком, узнать, как он оказался в Эстонии, что он видел на территории Украины. Возможно, есть последствия травмы, потому что мы же не знаем, что видел этот ребенок, и, может быть, это не позволяет ему включаться в учебный процесс.
Я бы советовал давать какие-то коллективные задания, где могут взаимодействовать несколько детей из Украины и несколько из Эстонии, чтобы они могли интегрироваться в коллектив, чтобы не чувствовали себя белыми воронами. Возможно, делать дни украинской культуры в школе. Дети могут рассказать о своем родном городе в Украине, может, они могут представить какие-то стихи украинских поэтов. Я думаю, что тут надо сделать шаг навстречу этим детям. С родителями необходимо взаимодействовать, потому что очень многое идет из семьи.
Полную версию интервью смотрите на видео.