ОТ ПОЛИТОЛОГА ⟩ Новый спектакль Юлии Ауг: апология русского страха

Андрей Макарычев. Фото: Margus Ansu

10 декабря в нарвском центре Vaba Lava прошла премьера спектакля Юлии Ауг «#ярусский». Своими впечатлениями делится профессор региональных политических исследований Тартуского университета Андрей Макарычев.

Данный материал подготовлен в сотрудничестве Института Шютте Тартуского университета и портала Rus.Postimees.

Спектакль, основанный на интервью с русскоязычными жителями Эстонии, в очередной раз обратился к теме их интеграции в эстонское общество. Важно заметить, что за несколько дней до премьеры Юлия Ауг открыто объявила себя «патриотом России», и именно сквозь призму этой позиции мне хотелось бы прокомментировать постановку. Несколько моментов кажутся мне ключевыми.

Главный состоит в многократно повторенной ссылке на «страх», который, согласно сценарию, господствует среди русскоговорящих жителей Эстонии. Чувство этого страха имеет размытую природу и объясняется по-разному - от боязни потерять работу до опасения быть наказанными из-за высказываний, противоречащих официальной позиции правительства Эстонии. Конечно, жанр документального спектакля позволяет режиссеру преподнести свою позицию как нейтральную, объективную и идущую от бытовой эмпирики. Но между строк нетрудно было прочитать основной посыл спектакля: в свободном и демократическом государстве страха быть не может.

Политический капитал с высоким накалом

Конечно, сам факт выпуска на сцену такой пьесы, значительная часть контента которой представляет собой воспроизводство кремлевской пропаганды от лица местных жителей, показывает, что эти страхи не стоит преувеличивать. И, тем не менее, в сценарии спектакля культивируемый страх перерастает в идею особой травмы, которая символически вписывается в идентичность эстонских русских и которая перебивает травму украинцев, переживающих ужасы войны. Страх («боль и крик», как выразился один из участников дискуссии по окончании спектакля) - это особый политический капитал с высоким эмоциональным накалом, который в зависимости от обстоятельств может по-разному инструментализироваться.

Например, отсылки к страху транслируются в еще один политически заостренный тезис, прозвучавший со сцены - о сходстве политической атмосферы в России и Эстонии. Один из героев прямо спрашивает: чем Кая Каллас, не ушедшая в отставку, отличается от вцепившегося во власть Путина? Конечно, для политологов этот вопрос кажется смешным и неуклюжим, на в жанре популярной геополитики, в котором выдержана эта постановка, возможны любые сравнения, даже самые абсурдные.

И это приводит меня к следующему комментарию - философию спектакля можно определить в категориях пост-правды. Иными словами, «не все так однозначно». Общая логика сценария приводит зрителей к мысли о том, что правды как таковой нет, а есть лишь бесконечный поток экстравагантных мыслей и обмен мнениями между субъектами, которые ни в чем не уверены. Зрители услышали пятнадцатиминутный монолог одного из героев, подробно изложившего теорию заговора, которая видит мир через призму фейков, отрицая саму возможность объективной истины. Герои, к симпатии которым косвенно призывает спектакль, не могут разобраться в том, что происходит вокруг них даже тогда, когда правда просто лежит на поверхности в виде таких очевидных фактов, как насильственный характер присоединения Эстонии к СССР или агрессия России против Украины.

Деколонизации сознания не произошло

Об Украине, кстати, нужно сказать особо. Диалоги спектакля были полны пропагандистских штампов о том, что украинское правительство после 2014 года хотело разбомбить весь Донбасс вместе с его жителями. Что уничтожение российскими войсками Мариуполя является инсценировкой. Или что украинские беженцы в Эстонии пользуются несправедливыми привилегиями. Одна из героинь выразила свое негодование по поводу того, что украинцы говорят ей «Доброго ранку!». Казалось бы, одна эта реплика дает отличный повод для горькой иронии. Однако было сложно сказать, являются ли все эти конспирологические сентенции и клише объектом критической - или ироничной - деконструкции, или же они призваны сконструировать смысловую рамку всего сценария. В пользу второго варианта говорит ход дискуссии, состоявшейся после спектакля: по мнению одной из зрительниц, не русскоязычная, а эстоноязычная Эстония живет в своем информационном «пузыре» и в мире стереотипов.

Смысл спектакля был тепло и позитивно воспринят нарвскими зрителями как подтверждение их статуса «униженных и оскорбленных», у которых отняли что-то важное. Например, право гордиться своей русскостью вне зависимости от контекста. Или право сделать орудие убийства людей в виде танка частью локальной идентичности. Деколонизация сознания, без разговора о которой сейчас не обходится ни одна серьезная конференция по России, так и не стала частью нарратива спектакля. «Страх унижает», - сказала одна из участниц дискуссии после премьеры. Кажется, вирус «вставания с колен» легко преодолевает границы России.