/nginx/o/2023/12/08/15769194t1h2566.png)
Мы узнаем в интернете и соцсетях не только свежие новости, но и многое о прошлом. Создается эффект, что книги действительно больше не нужны, а обо всем на свете можно без труда узнать из YouTube. Поэтому изучать историю в школе и вузе тоже не нужно – это пустая трата времени. Чем грозит обернуться получение знаний в соцсетях, почему мы все сильнее поддаемся пропаганде и как ChatGPT становится экспертом, Rus.Postimees рассказал американский историк Джейсон Стейнхауэр.
В конце прошлого века политолог Френсис Фукуяма придумал броский слоган «Конец истории». Он писал, что весомая часть человечества достигла того уровня развития, когда прогресс теряет смысл. Эту идею не опровергал только ленивый, но слоган прижился. В своей книге «История, разорвана» (History, Disrupted, 2022) Джейсон Стейнхауэр доказывает, что цифровизация знаний может положить конец не самой истории, но нашей способности понимать ее. Мы привыкли к тому, что в сети граница между историей и фэнтези почти стерлась. А что, если в какой-то момент над этим будет некому даже посмеяться?
- Как бы вы объяснили разницу между историей, основанной на фактах, и историей, основанной на фейках? Как отличить одно от другого?
- Поколение за поколением человечество обсуждает определения истории. Среди историков вовсе не должно быть согласия в том, что история представляет собой «на самом деле». Лично для меня история – это объяснение прошлого на основе доказательств. И когда мы производим историю правильно, то есть этически, мы собираем доказательства и честно интерпретируем их, чтобы заключить, что все-таки могло происходить в прошлом.
Но иногда мы видим, что люди производят историю противоположным образом. Они берут из прошлого доказательства того, что для них уже и так предопределено. Это нечестный подход. Чтобы быть честным, нужно уметь задавать самому себе самые некомфортные вопросы и быть готовым к неожиданным выводам. Все, что уже известно заранее, во-первых, скучно, а во-вторых, ложно, потому что нечестно. Плюс оно обычно обслуживает чьи-то интересы, а значит, является фейковой историей. Разница в этом.
- Сто лет назад историк литературы Юрий Тынянов писал: «Где кончается документ, там я начинаю». Не согласны с этим?
- Историк занят просеиванием источников. Он или она идет в архив, где работает с текстами, или идет к людям и записывает их устные свидетельства. Процедура, о которой говорит приведенная вами формула, сводится к чтению между строк или реконструкции того, что в источнике напрямую не было написано или сказано. Почему историк позволяет себе это делать и почему это самое интересное? Потому что для честного производства истории нужно понять, какова была повестка писавшего или говорившего. Необходимо также учитывать, что происходило в то время и влияло на его или ее взгляды. Эти вопросы помогают понять, почему он или она писал(а) или говорил(а) именно так, а не иначе.
/nginx/o/2023/12/19/15789616t1h6f88.jpg)
Документы и другие инструменты доказательства сами не умеют говорить. Мы должны выйти за их пределы, чтобы сказать что-то о них, об их авторах, времени их создания. Кстати, социальные медиа, изучению которых я посвятил много времени, никогда не выходят за границы документа, апеллируя к нему непосредственно. Посмотрите, мол, как все было «на самом деле», а не как все эти историки говорят… Тогда как функция ученых как раз и состоит в том, чтобы видеть глубже, чем предлагает документ. Точнее он сам ничего не предлагает. Просто те, кто хотят его читать без помощи историков, уже все знают заранее. Так что это мнение столетней давности актуально для нашей эпохи, которая точно так же обязывает историка покидать пределы своего источника.
- Является ли фальшивая история формой пропаганды?
- Она может быть формой пропаганды. Пропаганда – не мой основной фокус, но я склонен думать, что это использование знания в целях, поставленных неким заказчиком. Пропаганда использует информацию из разных областей, и это вовсе не обязательно одна только история. Впрочем, именно история может быть сильнейшим оружием в арсенале пропагандиста или демагога. Точно так же, как и оружием против этих людей. Честная, этически осознанная история способна показать истинное лицо тех, кто ее эксплуатирует. Таким образом, история – это оружие, используемое с обеих сторон.
- Делится ли пропаганда на виды, имеет ли смысл вообще заниматься подобным делением?
- Да, деление возможно хотя бы на уровне заказчика пропаганды. Например, это государственная пропаганда, когда ее заказчиком выступает то или иное правительство. Это пропаганда на службе у политиков, которые часто враждуют друг с другом с помощью различных нарративов. Политики могут действовать на всех уровнях – от регионального до международного, а также на корпоративном. Их роднит то, что все они стремятся достичь чего-то, используя любые средства. Они не понимают, как можно не хотеть чего-то достичь, – в той мере, в какой они имеют представление о достижениях. Пропаганда может быть военной или экономической, что связано с так наз. «национальными интересами». Пропаганда всегда стоит на службе каких-то серьезных интересов, которые ее нанимают по мере необходимости.
- Вы сказали, что вы не специалист по пропаганде. Но вы точно специалист по «электронной истории», или э-истории (e-history)…
- Да, я придумал этот термин. Не то чтобы я что-то особое изобрел, просто претендую на разработку некоторой теории…
- А вы знаете, что Эстония – электронное государство (e-state)?
- Конечно. Но вы же не хотите сблизить электронное государство и электронную историю…
- Нет, это просто рифма. Ваша книга «История, разорвана» (History, Disrupted) посвящена влиянию, которое интернет и другие виды новых медиа оказали и продолжают оказывать на публичную историю. Что именно вы имеете в виду? Может, какие-то примеры?
- Хорошо. Мое исследование отталкивается от вопроса, что значит изучение истории сегодня с помощью интернета, в частности, через социальные медиа. В 2010-е годы стало очевидно, что люди получают сведения об истории все больше через смартфоны, где используют различные соцсети. Что это может значить для истории как дисциплины и для понимания людьми ее смысла? Один из самых интересных вопросов здесь – это какие типы истории становятся в этом случае предпочтительными, а какие – отвергаются за ненадобностью. То, что я обнаружил, удивило меня по-настоящему. Дело в том, что существуют последовательные механизмы, которые делают э-историю видимой и влиятельной онлайн. И в течение нескольких десятилетий полагаться на них стало совершенно естественно.
Работа этих механизмов очень похожа на работу самих социальных медиа в их развитии. Показательный пример – понятие краудсорсинга. Он построен на вовлечении людей. Чем больший охват обеспечивает ваша публикация, тем более видимой она становится. За счет вовлечения людей вы чисто техническими средствами обеспечиваете распространение вообще любой идеи вне зависимости от степени ее адекватности. Вы распространяете электронными средствами самую неряшливую историю, и она отлично заходит. Точность, аккуратность, честность – это все в другую дверь. Главное – видимость! Если вы хорошо манипулируете механизмами вовлеченности, вы можете таким образом обеспечить вирусное распространение любого бреда.
Краудсорсинг: от crowd (толпа) и sourcing (использование ресурсов) - привлечение к решению проблем инновационной деятельности людей для эксплуатации их способностей, знаний и опыта на добровольных началах с применением цифровых технологий.
- Краудсорсинг – это основной предмет вашего исследования? Когда я спрашиваю о примерах, я имею в виду какие-то более традиционные сюжеты, а не механизмы. Какие-то вещи, которые у широкого читателя ассоциируются с историей, - они как-то подвергаются пересмотру?
- Когда люди узнают, что вышла такая книга они, как и вы, полагают, что она посвящена каким-то темам. Ну, там, Холокосту, России и Украине, истории Америки или еще чему-то такому. Но на самом деле книга рассматривает интернет-платформы как инструменты переформатирования истории. Книга сфокусирована на том отборе типов истории, которому способствуют эти платформы. Этот отбор происходит не по отдельным темам, не по хронологии или географии. В книге есть истории, которые воспроизводят в своих соцсетях жители Филиппин и Японии, США и ряда европейских стран. Но интернет-платформы глобальны и устроены одинаково.
- Можно ли сказать, что мы видим здесь доказательство конца традиционной истории?
- Да, один из самых серьезных вызовов, перед которым сейчас стоит профессиональный историк, преподающий в университете, - это вопрос, который задает себе современный студент: «Почему я должен брать курс по истории, если всю историю можно изучить в YouTube?». Или вопрос любого человека, которому предлагают послушать публичную лекцию по истории: «За что здесь платить, если есть Википедия?». Социальные медиа радикально изменили политэкономию профессии историка. Молодежь задается резонным вопросом, зачем нужна степень по истории. В США студенты и их родители больше не видят в ней смысла. Не нужно платить за историю оффлайн, если она есть бесплатно онлайн.
/nginx/o/2023/12/19/15789627t1h866e.jpg)
- Ну и что? Ведь это же правда саморегулируемый рынок, так что – прощай, история…
- Если бы дело сводилось к кризису воспроизводства историков, ничего страшного в этом не было. Но это имеет негативные последствия для всего общества. Без профессиональных историков некому будет поддерживать бесплатные интернет-источники. Потом в этом вакууме уже некому будет эти источники проверять. Историческая грамотность снизится, и ее заменят пропаганда, конспирология, дезинформация и прочие виды нечестного производства истории. В своих лекциях я отстаиваю простую мысль, что исчезновение профессиональной истории ведет к исчезновению честных игроков в этом поле. А ни одна демократия не может себе этого позволить. Иначе она просто перестает быть демократией.
- То есть вы пытаетесь предотвратить исчезновение истории как знания?
- Это одна из задач, которые я перед собой ставлю. Я уже начал говорить, что честная история, анализирующая прошлое ради изучения настоящего, – это одно из условий существования демократии. Мы не можем отдать это на аутсорсинг машинам и алгоритмам, у них должны быть другие задачи. Это мы должны делать сами! Без поддержки научной и публичной истории мы оказываемся в зоне большого риска. Он состоит в том, что, по мере удобного распространения э-истории, все меньше людей будут способны выйти за пределы документа. Мы с этого начинали разговор. Они не будут брать курсов по истории и постепенно лишатся умения обобщать данные, которые предоставляют документы. При этом будут уверены, что базовые умения у них есть, а критическое мышление в полном порядке…
/nginx/o/2023/12/19/15789628t1hf998.jpg)
- Человек не замечает, как становится чистым листом, на который можно записать что угодно?
- Ну да, студенты нормально воспринимают то, что им выдает ChatGPT в качестве выполненного задания. Они же не в состоянии его редактировать, потому что для этого нужна критика источника, навыки комментария, учет контекста. В мае этого года я читал лекцию в Болгарии и спросил аудиторию, кто использует ChatGPT. Руки подняли абсолютно все! Понимали ли люди, которые создавали эту технологию, как и для чего она будет применяться? Нет, они были заворожены самим фактом своего изобретения!
ChatGPT (Generative Pre-trained Transformer - «генеративный предварительно обученный трансформер») - чат-бот с искусственным интеллектом. Разработан компанией OpenAI в 2022 году. Работает в диалоговом режиме, поддерживающем запросы на естественных языках. Отвечает на вопросы и генерирует тексты на разных языках в различных предметных областях.
- Но ChatGPT может приносить пользу, это не только зло?
- Конечно, не только. Профессионал применяет его для решения прикладных задач, например, обработки больших данных, но потом все равно нужна их коррекция. В конце концов, я сталкивался с тем, как одна женщина в Польше начала успешно применять эту программу, страдая дислексией. Раньше она тратила часы на составление элементарных предложений, а тут оказалось, что для этого требуется мгновение. Но! Я рассматриваю ChatGPT как звено в цепи процессов, которые начались давно и сейчас ускорились. Если вы полностью доверяете всему, что выдает программа в качестве интерпретаций и умозаключений, вам могут продать самую дикую дезинформацию. А историческое мышление критически нужно для сохранения той относительной вменяемости, которой мы достигли, но которую нас сейчас призывают пересмотреть сторонники авторитаризма.
- Сейчас Россия – один из главных источников дезинформации. Ее тактика, признаться, работает хорошо. На ваш взгляд, можно ли с этим эффективно бороться?
- Быстро, увы, ничего сделать нельзя. Но вы как работник медиа должны понимать, что нужно все равно упорно рассказывать то, что вы проверили и что можете доказать. Надо поддерживать свой моральный выбор, убеждать сомневающихся риторически и фактически. А без этого никогда не будет ничего, и даже шанс на изменения не появится.