Эрнест Беркхарт (ДиКаприо) вернулся в Америку после Первой мировой войны. В штате Оклахома живет его дядюшка, Уильям Хэйл, человек авторитетный и, как он сам с гордостью заявляет племяннику, большой друг здешних индейцев племени осейдж. Беседа за стаканчиком доброго виски течет мирно, неспешно, ничего не предвещает кровавых событий, которые очень скоро развернутся; даже торчащая из кобуры рукоятка кольта кажется всего только предметом интерьера (Хэйл – помощник окружного шерифа, но это пока ничего нам не говорит, разве то, что уважаемый человек должен нести какую-то общественную нагрузку).
Дядя с племянником замолкают, слушают шум дождя. Ритм этой сцены – обволакивающий, заразительный, хочется расслабиться и в таком же ритме говорить о фильме; вы и сами, полагаю, были бы не прочь провести вечер, потягивая виски и наслаждаясь беседой с умным и таким располагающим к себе, напоминающем добропорядочного финансиста или крупного чиновника на пенсии, человеком, и с благодарностью приняли бы из его рук книгу, знакомящую с историей осейджей.
Беда лишь в том, что мы с вами в несколько иной ситуации, нежели Беркхарт и Хэйл, мы смотрим фильм, а длится он три часа двадцать восемь минут, добавьте минимум десять минут на рекламные трейлеры будущих фильмов – и согласитесь, что провести в кинозале без малого четыре часа, при том, что в кино, в отличие от театра, антракты не предусмотрены, чревато. Скорсезе в последнее время беспощаден к зрителю: «Ирландец» тоже длился почти три с половиной часа, а «Волк с Уолл-стрита» – ровно три. Но говорит он об очень важных и болезненных событиях, ползучем замаскированном геноциде, который проходил в штате Оклахома ровно сто лет назад.