Ни разу не советский ⟩ Как эстонец после казахской зоны основал в Москве всемирно известную подпольную школу

8 марта в Здании Большой Гильдии, на площадке Исторического музея по адресу Пикк 17, откроется выставка «Тюрьма и любовь» (Vangla ja armastus). На ней представлено раннее творчество выдающегося эстонского художника Юло Соостера (1924–1970) - друга и наставника московских концептуалистов. Кураторы выставки - искусствовед Ксения Ремезова и Тэнно Соостер - сын художника и тоже художник, открывают этим событием год столетия мастера.

Самую историческую площадку исторического музея предложил использовать Эстонский институт исторической памяти (Eesti mälu instituut). «Это место нам подошло: выставка развертывает историю от юности Юло до окончания срока в лагере», - Тэнно Пент Соостер произносит имя отца с резким «ю» и ударением на втором слоге, как бы на французский манер. Это подчеркивает, что великий эстонский авангардист – не только эстонское, но общемировое достояние.

«Мы начинаем фактически с детства на хуторе, потом – период учебы в Тарту. Дальше лагерь. Заканчиваем на том времени, когда художник уезжает из Таллинна в Москву. Московский период будет охвачен большой выставкой, которая откроется 17 октября в Музее Миккеля», - рассказывает Ксения Ремезова. В историческом музее – предыстория, рассказ о том, как зарождалась жизнь в искусстве. По окончании периода в Большой Гильдии (до 22 июня) экспозиция переедет на Хийумаа в «Длинный дом» (Hiiumaa Muuseumi Pikk maja).

Ксения Ремезова и Тэнно Соостер - кураторы выставки Юло Соостера «Тюрьма и любовь» (8 марта - 22 июня 2024, Здание Большой Гильдии, Пикк 17. Фото: Ян Левченко

Остров под звездами

Художник родился на Хийумаа и учился в Тарту. «От этого периода сохранились портреты друзей и даже дипломная работа, - рассказывает Соостер-младший. - Считалось, что ее нет, оставались только эскизы. Но она нашлась. Причем в эстонской художественной академии, в кабинете начальника», - с тенью сарказма сообщает Тэнно. «Тартуское училище "Паллас" в 1951 году закрылось, все централизовали, и работа оказалась в Таллинне, - подхватывает Ксения. – Тартуский период важен для понимания того, как художник оказался в лагере».

Юло Соостер учился у эстонских педагогов, проходивших практику в Париже. Никакая советская оккупация не могла отменить опыт свободных людей, которые воспитывали таких же учеников. «А внутренняя сила самого Юло шла от семьи – хуторской, но интеллигентной, высококультурной, - поясняет Тэнно. – Прадед переводил Библию. Дядья были писателями, композиторами, в семье все пели. А он оказался вершиной этой свободы».

Юло Соостер. Тартуский вид. 1946-1947. Фото: EKM

В детстве будущий художник привязывал себя ночью к ветке дерева и смотрел всю ночь на звезды, видя свое предназначение и отказываясь от хуторской работы. Помимо личного упорства стоит учитывать и особенности только что оккупированной страны. «Важнейшая причина, по которой он с сокурсниками угодил в лагерь, состояла в том, что они не могли взять в толк, что такое советская власть. У них не было этого фона», - поясняет Тэнно.

Ксения, разбиравшая дело Соостера, добавляет, что тартуский учитель художника Адо Ваббе – первый эстонский авангардист, тяготевший к футуризму, – говорил уже в хрущевскую эпоху, что просто не мог понять, что это за соцреализм такой. По его признанию, ему и его коллегам по художественному объединению «Паллас» и одноименной школе претил стиль, в котором содержание определяет форму.

Юло Соостер. Парк на Тоомемяги, Тарту. 1940-е годы. Фото: EKM

«В России, которая была советской к тому времени несколько десятилетий, так называемые «формалисты» уже были повержены и развенчаны, там уже всех приручили. А тут все очень быстро насаждалось, - разъясняет Ксения, - и у многих не помещалось в голове, почему вдруг то, что ты всегда спокойно делал, оказалось под запретом. Соостер поступил в школу в 1945-м, наблюдают за ним и его товарищами с 1948-го, в лагерь отравляют после волны второй депортации 1949-го».

Авангард в казахской степи

Арестованный как враг народа и член антисоветской группы, 25-летний Соостер собирается вовсе не в Париж, а в Караганду. Шок усугублялся незнанием русского языка. «Допросы шли через переводчика, который был, разумеется, лоялен власти, а не подозреваемому. Они подписывали все, что им подсовывали. Дали по 25 лет по первой части 58-й статьи. Они якобы собирались угнать самолет с аэродрома. Видимо, потому что читали заграничные книжки и обсуждали европейскую художественную жизнь», - комментирует Тэнно.

Юло Соостер. Сохранившиеся лагерные наброски. Фото: Sooster Foundation

В июне 1950 года особое совещание скостило срок до десяти лет. Почему? Точного ответа нет, но Тэнно и Ксения считают, что изменили пункт статьи: «десятку» шили тем, кто готовил побег за границу «в составе преступной группы». Тэнно приводит пример из биографии своей матери Лидии Серх, с которой отец познакомился на зоне после смягчения режима пребывания. Она сидела уже второй раз: «Маме предъявляли все, и она заранее во всем сознавалась, потому что знала, что уже все равно. Но следователь напомнил, что дело выходит расстрельное и сам начал снимать обвинения, которые можно было снять. В итоге получилось шесть лет».

Соостер-младший рассказывает, что в 1955 году отец был расконвоирован. Это означало, что ему позволили жить с будущей матерью Тэнно. Они познакомились еще до ее освобождения в 1954-м. Лидия недолго побыла в Москве и вернулась в лагерь к Юло, когда он уже стал заведующим художественной частью дома культуры в поселке Долинка – столице Карлага. Теперь в ДК – квартиры, а в крыле лагерного управления – музей политических репрессий.

Поселок Долинка; слева направо - скульптурный мемориал жертвам сталинского террора; бывший ДК, в котором работал Соостер; торец здания лагерного управления. Фото: livejournal.com

«Юло передавал маме письма и маленькие рисунки, с помощью которых признавался в любви, - говорит Тэнно. – Она тогда еще мотала срок и вынуждена была все это зачитывать соседкам по бараку, так было принято. А Юло этого не понимал и в какой-то момент заявил, что не позволит над собой смеяться. У него есть рисунок, где лежит обнаженная женщина, а за ней стоит мужчина в ярости. Так размолвка отразилась в искусстве. Но мама неделю выдержала без писем и клятвенно пообещала ему больше так не делать. Хотя, естественно, делала, это же зона, свои порядки».

Картины (мнимого) освобождения

В 1956 году Соостер был освобожден, и супруги – хотя брак еще не был заключен официально – уехали в Москву, потом в Таллинн. Расписались они в Йыхви. Сын поясняет, что отец решил подготовить серию скетчей о жизни шахтеров в Ида-Вирумаа для подачи в союз художников ЭССР, и пара жила вблизи натуры. Ну и подготовил: «Нарисовал такое, что его чуть опять не посадили. Сказали, что это поклеп на советскую власть. Не могут наши рабочие трудиться в таких рабских условиях», - усмехается Тэнно.

Юло Соостер. Сохранившиеся лагерные наброски. Фото: Sooster Foundation

«Восьми лет ему, видите ли, не хватило, чтобы понять, чего от него хотят, - продолжает смеяться Соостер-младший. – В местный союз его не приняли, а с мамы сняли судимость и вернули прописку в Москве. Что и решило вопрос с переездом». С переездом в столицу исполинской империи, где художник, выросший на острове в Балтийском море, воспитал генерацию подпольных живописцев и графиков, которых ждала мировая слава.

В Москве художник по советской традиции погрузился в книжную иллюстрацию. Это был проверенный сценарий. Официальное членство в союзе предполагало ремесленный труд. Книжная индустрия позволяла зарабатывать и посвящать часть времени неофициальному искусству. Но, если тот же Илья Кабаков работал, как правило, с безопасной детской книгой, то Соостер совался в серьезные проекты и тоже мог нарваться на конфликт.

Юло Соостер со стеклянным глазом в ухе. Мастерская Ильи Кабакова, 1960-е годы. Фото: EKM / Aiapaik

«Классический эпизод московского периода: Юло иллюстрирует какой-нибудь рассказ о крестьянах советской Прибалтики, - рассказывает Тэнно. - На рисунке стоят два хуторянина, один с бородкой, как у Ленина. В издательстве говорят: что ты нам нарисовал, иди переделывай!». В итоге Соостер перешел к офорту, чтобы под рукой были готовые шаблоны. В Третьяковской галерее и сегодня хранится ящик с иллюстрациями Соостера. В одной из серий к роману Фридеберта Тугласа «Маленький Иллимар» видно, как ищется ритм белья, висящего на веревке. 20 рисунков – как один, но простынь полощется по-разному.

Обложка и одна из серии иллюстраций Соостера к роману Фридеберта Тугласа «Маленький Иллимар» (издание 1959 года). Фото: livejournal.com

Человек размером с мост

По мнению Ксении Ремезовой, такая вариативность появилась у Соостера еще в лагерной графике. «У него есть серия, где карагандинская степь превратилась в египетскую пустыню – мираж с пирамидами и караванами, - говорит искусствовед. – Там передвигаются одни и те же мотивы. Серийные элементы появляются, как будто художник все время ищет какой-то новый ритм вещей».

Рыба, яйцо, можжевельник с Хийумаа – сквозные мотивы Соостера, фундамент его минималистичного сюрреализма. Хотя в раннем творчестве, о котором эта выставка, узнаваемого Соостера еще нет. «Больше французского пленэра, зарисовки Хийумаа, портреты, все ученическое и традиционное, - уточняет Тэнно. – Он купается в колористике. Структурирование мира началось уже в лагере, где он встретил всяких умных людей».

Альбомы Юло Соостера, выходившие в Эстонии; слева - перевод книги Ильи Кабакова о творчестве учителя. Фото: Ксения Ремезова

«Причем это были не историки искусства, а математики, физики. Соостер мог слушать лекции биофизика Чижевского, который в это время жил на поселении в Караганде, - предполагает Ксения. – Мы уже обсуждали с Тэнно, что пейзажи Карлага, где очень низкий горизонт и небо почти на всю высоту – вот эта пустотность потом проявится в его классических яйцах и рыбах. Также в лагере появился и собственно сюрреализм. Это 1955 год, и одну из этих работ мы покажем».

Низкая земля, бесконечное небо - из сохранившихся лагерных набросков Юло Соостера. Фото: Sooster Foundation

Несмотря на то, что Эстония не приняла художника на этапе его возвращения из лагеря, ее либерализм уже после смерти Соостера ощутимо помог концептуалистам, которые не могли официально выставиться в Москве. Заложенный Соостером в 1960-е годы «московско-таллиннский мост», когда Тынис Винт и Юри Аррак ездили в Москву и принимали гостей из столицы империи, проявил себя в выставках типа той, что была организована в Тарту после смерти Соостера в 1971 году.

Из заметных «соостеровских» событий московской художественной жизни нельзя не упомянуть персональную выставку Соостера, устроенную в сентябре 1979 года «в Грузинах», то есть в помещении Горкома, или независимого профсоюза московских графиков по адресу Малая Грузинская, 28. Машинописный каталог этой выставки был отпечатан в Тарту. В 1983 году «московско-таллиннский мост» дорос до масштабной выставки «Искусство и фотография» в Тартуском музее. Там экспонировалось более 150 фактически подпольных вещей, приехали Кабаков, Булатов, Гороховский, Чуйков…

Тэнно Пент Соостер (второй слева) на открытии выставки отца «в Грузинах». 1979. Фото: EKM / Aiapaik

В понимании эстонских коллег Соостер стал крупной величиной еще при жизни. Хотя в целом он и сегодня здесь – художник, уехавший в Москву. «Эта боль небольшого народа преследует Юло до сих пор, - признается Тэнно. - Как Яака Йоала раз и навсегда окрестили "кремлевским соловьем". Но важно, что после раннего ухода Юло все, кого он перезнакомил в Москве и Таллинне, продолжали общаться до самого последнего времени. То есть пока были живы», - заключает Соостер-младший. Теперь это тоже история, которая уже активно пишется.