Воспоминания: день, когда бомбили Таллинн

Улица Ыуна в руинах. Строения на улице Ыуна были полностью разрушены во время бомбардировки в марте 1944 года и ее исключили из списка улиц. В настоящее время на этом месте расположен парк Лембиту за зданием Министерства иностранных дел. Фото: Rjurik Esop/Tallinna Linnamuuseum

Клио помнит, как бомбили Таллинн и как люди бежали из горящего города, пишет искусствовед Юри Куускемаа.

В 19.15 прозвучала воздушная тревога и начался обстрел. Я был с бабушкой Бетти в ее квартире на улице Ыуна. Дедушка Август уехал в деревню, на хутор своих родителей в деревню Парасмяэ за Костивере. А мама была в гостях у знакомых.

Отца у меня уже не было. Он погиб 3 января командиром роты Нарвского батальона на восточном фронте, за Нарвой, в Волосово. Моему отцу Мадису тогда было всего 23 года. Родители матери были депортированы летом 1941 года, а дедушку, как выяснилось позже, убили в лагере для военнопленных на северном Урале в городе Тавда.

Во время бомбардировки мне было всего год и четыре с половиной месяца, и то, что сохранилось в моей памяти, полностью основано на рассказах бабушки Бетти.

Юри Куускемаа здесь около года. Фотография сделана в 1943 году. Фото: Erakogu

Итак, когда началась бомбардировка, бабушка купала меня. Практически сразу дом и прилегающая территория загорелись. Загорелся и театр Estonia, где как раз шла постановка «Домовой» Эдуарда Тубина. Бабушка успела меня вытереть и одеть. Взяв с собой бидон с молоком, она вынесла коляску на улицу, и наш побег начался.

Двигаясь по полыхающим окрестностям, коляску приходилось временами поднимать над упавшими телефонными столбами и электрическими проводами. Из одного из домов выбежал немецкий солдат с радио под мышкой. Там же находящийся офицер крикнул: Halt! («Стоять!»), но когда солдат не остановился, он вынул из кобуры пистолет и застрелил мародера. Добравшись до склона Ласнамяэ, бабушка остановилась и оглянулась на горящий город. «Я стояла там, как император Нерон, который смотрел на горящий Рим», - вспоминала бабушка.

Добравшись до Нарвского шоссе, детская коляска покатилась в сторону Йыэляхтме. Вскоре на горизонте появился грузовик с немецкими солдатами, который ехал со стороны города. Бабушка со свойственной ей безбашенностью перегородила им путь с коляской. Немцы остановились, подобрали нас и отвезли в Йыэляхтме. Оттуда было всего несколько километров до хутора Вийна в Парасмяэ, где дедушка был рад увидеть нас живыми.

Я должен похвалить мудрость моих прабабушки и прадедушки, которые заранее перевезли свои семейные альбомы из города в деревню, благодаря чему у меня и у моих потомков есть возможность увидеть фотографии начала ХХ века как из частной жизни, так и из жизни сцены Estonia, а также из Реальной школы и Военного училища Тонди, где учился мой отец.

Дедушка и бабушка Юри Куускемаа: Август и Бетти примерно в 1910 году. Фото: Erakogu

Квартира моей матери во время войны пережила бомбардировки, поэтому у нас было место, где жить. Семье моей жены Аэды пришлось хуже. Ее бабушка, дядя, жена дяди и сын жили на улице Моони в Лиллекюла. Дядя и его жена после звука бомбежки подошли к двери дома, чтобы посмотреть, что происходит. В этот момент взорвалась бомба, которая мгновенно убила их и подожгла дом.

Ноги бабушки были в крови от разбитых оконных стекол, но внука спасло прочное хлопчатобумажное одеяло, защитившее его от осколков. Утром, когда Эльги Реэметс приехала из Нымме узнать, что случилось с ее родственниками, она обнаружила дымящийся дом и кровавые следы матери на снегу, которые вели к ближайшей школе. Бабушка Лена спряталась там со своим внуком.

Одним из последствий бомбардировки стало решение Бетти Куускемаа бежать из Эстонии во время нового вторжения Красной Армии осенью 1944 года. В шведском консульстве она получила четыре билета на последний паром в Стокгольм в сентябре: для себя, дедушки, меня и мамы. Моя мать отказалась поехать и меня не отдала. В порту, где было много народу, бабушка Бетти села на паром, а дедушка Август притворился, что попал в давку в толпе, и вернулся домой. Он хотел помочь моей матери и мне, его единственному внуку, выжить во время грядущей советской оккупации. Так и произошло.

Позже, когда недавно созданное Эстонское общество охраны памятников старины начало отмечать день бомбардировки, я написал текст с подробным описанием разрушений и жертв, который был установлен в руинах улицы Харью, на эстонском, русском и английском языках. Только тогда многие русские люди узнали, что большую часть Таллинна разрушили не немецко-фашистские захватчики, а советская авиация.

Хотя Россия до сих пор не пожалела и не извинилась за случившееся, однажды меня растрогало, когда на проволочном заборе с текстом появился букет из календулы с запиской «Простите нас!»