Невзирая на интеграцию украинских детей в системы образования стран Запада, многие из них продолжают свое обучение в украинских онлайн школах. Иногда по желанию ребенка, но часто это принципиальная позиция родителей ребенка. В связи с этим на детей ложится двойная нагрузка. Идет ли это на пользу ребенку и системе образования Украины и стран ЕС? Об этом в «Украинской студии» Rus.Postimees мы поговорили с учительницей украинского языка и литературы из города Славянск Донецкой области Анной Зигаевой.
Учительница украинского языка и литературы из Славянска: «Мои дети для меня – герои»
21 марта 2024, 12:45
Исходя из свежей статистики Европейской комиссии об интеграции украинских учеников в школьные системы стран ЕС, с 24 февраля 2022 года по 12 декабря 2023 года в школы Европейского союза было интегрировано 831 431 украинского ученика. В октябре 2022 года в школах стран ЕС обучалось около 517 тысяч украинских детей, и чуть более, чем за год, их количество возросло на 314 тысяч. По данным украинского уполномоченного по правам человека Верховной Рады Украины, за границей пребывает около миллиона украинских детей.
– Анна, уже более двух лет украинские дети учатся онлайн в связи с войной. Как организован учебный процесс?
– В чем самая главная проблема? Мы видим, что учебный процесс должен продолжаться, а получение образования детьми – это одна из самых фундаментальных вещей современного общества. Но в условиях постоянных обстрелов было принято решение предоставлять услуги онлайн в тех местах, где идет война. Это онлайн-платформы, дети просто переходят по ссылке, если не попадают под воздушные тревоги, и присутствуют на уроках.
– Многие дети украинских беженцев учатся в школах Европы и одновременно в украинских онлайн-школах. Не тяжела ли такая двойная нагрузка для них?
– Абсолютно с вами согласна, на детей ложится действительно колоссальная нагрузка. Ну и, конечно, необходимо учитывать возраст детей, который влияет на эффективность самообразования. Чтобы облегчить этот процесс, в школах идет индивидуальный подход. То есть, мы проводим консультацию в удобное для ребенка время. Лично я могу связаться с ребенком в любое время, что-то объяснить, что-то рассказать. Но это действительно сложно.
Поэтому дети сегодня изучают только украиноязычный компонент. Если физику, математику и прочие подобные дисциплины, в принципе, не имеет значения, на каком языке преподавать, то украинский язык, история, география идут как основные.
– Один и тот же предмет может преподаваться по-разному в разных странах.
– Да, это так. Именно поэтому у нас есть индивидуальный подход к каждому ребенку. Диалог идет постоянно. Мы же смотрим на ребенка не как на часть массы, а общаемся с конкретным человеком, изучаем его потребности, где, что было пропущено, и пытаемся в индивидуальном порядке все это наверстать.
– Есть ли отток детей из украинской школы в связи с тем, что война затягивается и многие устают учиться на две школы?
– Что касается тех детей, с которыми я работаю, нет, большинство из них осталось. Да, тяжело, сложно, но они пока что тянут эти две программы.
– Во время войны особо обострилось внимание к патриотическому воспитанию детей. Вы преподаете, можно сказать, уникальный предмет. Мне видится так, что на таких людях сейчас лежит какая-то титаническая ответственность. Что изменилось в преподавании этого предмета после 24 февраля?
– Кроме того, что я учитель, я еще и классный руководитель. Конечно, мы проводим очень много бесед, каких-то мероприятий, где мы вспоминаем о героях, рассказываем факты, но самый большой всплеск патриотизма, как бы это ни звучало, произошел от осознания, что мы либо сохранимся как нация, как культурный конгломерат, либо нет.
Чувствуется, что дети это понимают. Мы преподаем онлайн, и я общаюсь с детьми с помощью мессенджеров, и я же вижу их аватарки. Да, это мелочь, но девяносто процентов детей имеют на аватарках какую-то украинскую символику. Их никто не просит это делать, не заставляет, это их личное пространство.
– Это при том, что мы говорим о детях из города Славянска. Помнится, российская пропаганда продуцировала в информационном пространстве такие сообщения, что население этого города пророссийское, а сам город – оплот русского мира. Получается, рушится вся парадигма российской пропаганды на примере ваших детей?
– Да, я думала об этом. Что главный тезис начала войны – это была, якобы, защита русскоязычного населения. В итоге мы видим диаметрально противоположный результат от того, что ожидали оккупанты. Я вижу новое поколение, которое действительно любит свою страну, несмотря на то, что они слышат – воздушные тревоги по нескольку раз на день. Для меня они – герои.
Многие дети живут возле линии фронта, и они находят в себе силы еще и говорить что-то веселое, берегут в себе этот оптимизм. При том, что их личности формируются в совершенно жутких условиях, тем не менее, они прекрасны.
– Анна, вы ощущаете разность потенциалов детей, которые живут на войне, и тех, что выехали? Может быть, какое-то изменение в поведении, или как-то еще.
– Что такое полноценная жизнь? Это жизнь, в которой ценна каждая минута. Я не могу сказать, что у кого-то более или менее полноценная жизнь. Но те дети, которые живут в постоянном стрессе войны, внутри они взрослее намного, чем их ровесники за границей.
– Я имел в виду травматический опыт детей.
– Да, травматизм у многих на высоком уровне. Лично я заметила, что детям 5 – 6 классов сложнее все это переносить, чем более старшим подросткам.
– В 2014 году вы работали в Славянске, когда банда агента ФСБ Игоря Гиркина оккупировала ваш город. К вам приходили, пытались как-то давить на вас, или перенастроить концепцию обучения на российские рельсы?
– Лично ко мне никто не приходил. Хотя обучение во время оккупации – это было очень страшно. Тогда у нас еще не было никакого онлайн обучения. Мы ходили в школу, ставили оценки в бумажные журналы, и недалеко от нашей школы стояла база боевиков. И когда я шла на работу мимо этого места, меня остановили, когда я была без паспорта. Они хотели меня отправить на подвал для выяснения личности, разговаривали со мной очень неприятно. Я тогда преподавала русский язык и литературу. Посмотрели тетради, сказали, ну ладно, иди, но больше так не делай. Это было очень страшно.
– Как бывший учитель русского языка и литературы, скажите, нужно ли преподавать российскую культуру в Украине?
– На данный момент нет. Потому что российская культура, по сути, и привела к тому, что мы видим сегодня. Какой был главный тезис вот этой СВО? Это защита русскоязычного населения. Извините, я преподавала русский язык вплоть до полномасштабного вторжения. Никто нас не угнетал, не обижал, поэтому, на мой взгляд, сейчас этому не место.
Когда война закончится, когда наша территория будет полностью освобождена в границах 91-го года, когда мы сможем жить в спокойной стране, вот тогда, может быть, в качестве истории. Нужно вспоминать наших героев, наших поэтов, писателей, музыкантов, их более чем достаточно.
– Да, но ведь судьбы многих украинских поэтов тесно переплетены с Россией. Как здесь быть?
– Мое субъективное мнение, самая большая ошибка - рассказывать то, что выгодно, и наоборот. Если был исторический факт, он был, и мы никуда от него не денемся. Просто это должно быть в учебниках истории, и дети должны об этом знать, потому что это часть нашей истории. А вот что хорошо и плохо, и как это повлияло на общие тенденции, это уже им решать, потому что им строить наше будущее. Но, судя по аватаркам, они будут строить будущее в сильном патриотическом ключе.
Полную версию интервью смотрите на видео.