После того как Мариуполь был оккупирован Россией весной 2022 года, новости из города идут исключительно в ключе российской пропаганды: о строительстве новых жилых кварталов и восстановлении инфраструктуры города после российских бомбежек. О том, что действительно происходит сейчас в оккупированном городе, депутат городского совета Мариуполя Максим Бородин рассказал в эфире «Украинской студии» Rus.Postimees.
Депутат городского совета Мариуполя Максим Бородин: «В оккупированном Мариуполе экологическая катастрофа, но Россия об этом умалчивает»
28 марта 2024, 13:08
Даже сюжеты международных медиа, которые изредка прорываются в город, под чутким присмотром российских кураторов выходят абсолютно стерильными, не имеющими ничего общего с реальной жизнью мариупольцев. Лишь время от времени в сводках генерального штаба ВСУ можно услышать новости о том, что в том или ином месте украинские ракеты поразили какие-то военные цели в этом городе. И все. Реальная жизнь остается лишь на уровне общения людей между собой.
– Максим, как город пережил зиму 2023-2024 года, что там сейчас происходит?
– Ну то, что мы называем жизнью, это все иллюзорно, потому что картинку жизни там сейчас делает Россия. По большей части это не жизнь, а симуляция. Почему так? Потому что фактически не работает большинство предприятий, металлургия полностью разрушена, комбинат «Азовсталь». И ММК имени Ильича. Не работают банки, не работают службы. Все это сделано специально, может, это в России так принято, а на оккупированных территориях они это копируют.
И в украинском Мариуполе - возвращение СССР, о котором некоторые мечтали. Это данность каждого мероприятия: любая справка, людей гоняют специально по городу. Мариуполь сегодня - это, в основном, город пенсионеров и гастарбайтеров, которых туда свезли оккупанты. Такого количества людей с азиатской внешностью в городе никогда не было. Плюс очень много людей с северного Кавказа, которые могут на улице к девушкам цепляться, полиция ничего не делает с этим.
Есть картинка как бы жизни, Россия туда накачивает деньги, создавая витрину, которую они отстраивают. Они очень сильно это продвигают в соцсетях. Но все это - потемкинские деревни. Фасад может быть идеальный, а внутри, судя по последним видео, с огромными трещинами несущие стены.
Плюс россияне, как обычно, кинули даже своих сторонников, которые ждали русский мир. У людей, которые жили в хороших местах и где были разрушены дома, а потом построили новое жилье под ипотеку, у них просто сменили адрес. Это самые вкусные места, в центре города. При том, что часть людей, которые все это потеряли, они были реальными сторонниками русского мира, и вот они почувствовали на себе, что такое реальная Россия, а не в телевизоре.
– С этими стройками очень интересная история. Я правильно понимаю, что россияне строят новые 3-5-этажные дома на месте разрушенных, а потом люди, которые жили в этой местности, не имеют возможности получить там квартиры, а туда въезжают какие-то другие люди?
– Часть квартир в новостройках дают мариупольцам, но только тем, у кого были документы, кто сумел это все сохранить. Потому что если у тебя нет документов, то шансы все это сохранить приближаются к нулю. Они не принимают данные с электронных реестров Украины, только живые бумажные документы - все. То есть у десятков тысяч людей украли жилье, и возможности получить свое имущество обратно просто нет. Часть квартир они раздают своим военным, близким коллаборантам. В России всегда все через своих, через знакомых, через решалово. В новом коммерческом жилье на месте разрушенного старого действительно покупают квартиры россияне. Для них это действительно малые деньги за квартиру в городе у моря.
То есть в городе, в котором они, по предварительным данным мобильных биллингов, убили около 50 тысяч людей, воспринимают не как место преступления, а как дачное место для отдыха. Им плевать, что там происходит. Плюс атака России на Мариуполь принесла такой экологический урон городу и территории, о масштабах которого мы узнаем только после деоккупации. Потому что россияне никогда не расскажут о реальной ситуации с экологией. Никто не будет делать пробы грунта, воды и так далее.
Плюс сейчас бесконтрольная ситуация с металлургическими отходами, которых там миллионы тонн. Например, золонакопители, где хранится мелкодисперсная пыль, которая содержит ртуть, серу и весь набор тяжелых металлов. Так вот, эти накопители периодически смачивались, то есть, они были в виде такой жидкой золы. Работают ли сейчас насосы? Никто этого не знает. А что происходит со станцией биологической очистки стоков? Это основная станция, куда перекачивались стоки, они там очищались и потом спускались в море. На момент оккупации большинство станций, которые перекачивали туда отходы, были уничтожены.
– Кстати, вот вы вспомнили о 50 тысячах убитых, данные о которых известны по биллингам. Недавно украинские источники озвучивали цифру около 80-ти тысяч. Есть вообще понимание какой-то реальной цифры погибших?
– Есть понимание, что не менее 35- 40 тысяч погибших. Больше данных есть у оккупантов, потому что они вели реестр тех, кого хоронили. Но, понятное дело, все это скрыто. Никто не покажет, потому что это признание своих преступлений. Плюс речь идет о десятках тысяч людей, которые сгорели заживо. Было масса случаев, когда люди просто не могли выбраться из своих квартир, когда все вспыхивало, сгорало, потому что бомбили зажигательными бомбами, и часто люди гибли не от осколков, а просто от пожаров. Поэтому сказать о точной цифре никто не сможет до деоккупации, эксгумации всех мест захоронений.
Единственная реальная история начнется после того, когда люди будут возвращаться, поднимать все реестры и собирать данные о тех, кто в живых, плюс данные об умерших, это все сопоставлять. Вот тогда будет понимание, кто рельано умер, а кто живой.
– А чем город жил до полномасштабного вторжения, как он развивался, какие были планы?
– Планы были глобальные. Произошла децентрализация после 2014 года, и реально деньги начали оставаться в местных бюджетах. Сотни миллионов гривен стали оставаться и шли на развитие. Плюс в Мариуполе очень сильно было развито гражданское общество и был серьезный контроль власти. Благодаря этому контролю большая часть закупок происходила достаточно прозрачно.
Плюс довольно сильная команда, надо это признать, мэра Бойченко. Хоть он и ставленник Ахметова, но за ним стоял практически весь СКМ (компания украинского олигарха Рината Ахметова), ресурсы были сумасшедшие, и это позволило многие проекты реализовать. Очень серьезное было развитие квартирных товариществ, то есть дома переходили в самоуправление. Люди брались за свои дома, получали от города помощь по многим программам. Город по частям приводил себя в порядок.
– Помнится, что вы постоянно критиковали металлургические предприятия за выбросы.
– Мы не просто критиковали, благодаря гражданскому обществу в городе мы смогли заставить Ахметова сделать реальные вложения в модернизацию. Не так быстро, как мы хотели, но модернизация реально шла. И если бы не началось полномасштабное вторжение, то должна была быть закончена серьезная модернизация на Азовстали - построен конверторный цех, который мы долго ждали.
Плюс мы боролись за то, чтобы местное самоуправление было действительно представительством людей, а не олигархов. Борьба шла за то, чтобы с людьми общались, считались с их мнением. В Мариуполе реально можно было прийти на сессию городского совета, задать вопросы депутатам напрямую, прийти к мэру и задать ему вопросы.
Пусть сейчас мариупольцы попробуют все это сделать, выйти на протест какой-нибудь, как они это делали при Украине свободно, и требовать даже самых безумных вещей. Это все закончилось. А этим людям говорили: цените то, что у вас есть, то, насколько вы свободны. Да, многие вещи были не идеальны, но вы хозяева здесь, вы выбираете людей, которые вами будут управлять. Сейчас у людей вообще отняли право выбора.
Жили мы нормально, занимались своей жизнью, а теперь пришли люди, которые убили наших соседей - друзей, и сказали, теперь все это наше, теперь мы тут хозяева, мы тут управляем. Грабеж среди белого дня, и весь мир на это смотрит. Я не знал, что такое будет возможно в XXI веке.
– Многие все-таки склонялись к России, сочувствовали этим ценностям?
– Нет, во-первых, нельзя сказать, сколько таких людей было. Реально упоротых людей, которые «вот я хочу Россию», их не было ни половины, ни трети, их было, может, процентов 10 – 15. Проблема в том, что большинство населения инертное, и это везде так, и оно не думает о том, что может случиться. Даже простые работяги, которые работали на Азовстали или Ильича, получали свои 20 тысяч гривен, это были нормальные деньги, а что сейчас, кем они там могут работать? Да, могут, но только есть нюанс: мариупольцы получают в два раза меньше, чем гастарбайтеры, которых привозит Россия. Вот братья россияне, которых они так ждали. Дискриминация во всем, украинцы там никто.
– Да, но я слышал, что все-таки люди возвращаются в Мариуполь?
– Да, есть такие люди, но в основном это пожилые люди, без детей. С детьми возвращаются очень мало. Потому что никто не хочет, чтобы твоего ребенка Россия пустила на мясо, когда он вырастет. Мы же знаем, что Россия сделала с Донецком, где 70 процентов мужчин россияне пустили на мясо в этой войне, и они сами об этом говорят прямо. Тот же Губарев говорил, что в Донецке мужчин нет как класса. Они или убиты, или калеки. Поэтому возвращаются люди пожилые, потому что Украина в таком положении, что не может всем нуждающимся построить временное жилье, нет ресурса для этого. Многие упоротые говорят, что у нас там все в порядке, но это психологическая защита, чтобы не признаваться себе, что там полная безнадега.
Например, вот больницу там построили, даже оборудование привезли современное, но персонала-то нет, нет специализированных врачей там вообще. Есть какие-то врачи россияне, которые приезжают туда работать вахтовым методом, на неделю или две. Какая эффективность работы может быть от человека, приехавшего работать на неделю, который не знает истории болезней своих пациентов, не знает о них ничего. Многие вынуждены везти своих детей в Таганрог или Ростов. А раньше многие приезжали лечиться в Мариуполь.
– Скажите, какое будущее у Мариуполя может быть после деоккупации?
– Мариуполь надо разминировать, провести очистку грунта, потому что там на сегодня опасно даже выращивать овощи и фрукты, а многие даже этого не знают. В грунте так много тяжелых металлов и отравляющих веществ от разорвавшихся снарядов, ракет, топлива, взрывчатки, что просто сложно себе представить ту опасность, которая есть.
Но на сегодня есть понимание, что Азовсталь никто восстанавливать не будет, что это будет конвертация или в музей, или в площадку для общественного пространства, а вот по заводу Ильича есть планы восстановления, в каком бы он ни был состоянии, потому что все равно вернется много специалистов в области металлургии. Понятное дело, что это будет другой завод, максимально возможный экологически чистый. Плюс будет упор на туризм, потому что будет много желающих со всего мира посмотреть на этот завод.
Полную версию интервью смотрите на видео.