/nginx/o/2023/12/08/15769194t1h2566.png)
/nginx/o/2024/04/04/15982603t1hbd74.jpg)
В 2024 году исполняется 100 лет со дня рождения Юло Соостера, родившегося на Хийумаа, учившегося в Тарту, но закончившего свои университеты в степи под Карагандой. В 1960-е годы именно его мастерская стала местом зарождения московского концептуализма – одного из наиболее влиятельных течений в современном искусстве.
Юло Соостер, вероятно, самый известный за пределами Эстонии художник-авангардист эпохи советской оккупации. Как это принято в мире, где искусство – игрушка для избранных, Соостер знаменит не своими работами, а исторической фразой, которую он сказал Никите Хрущеву, когда тот набросился на него с угрозами.
1 декабря 1962 года глава советского государства пришел на выставку модернистского искусства в Манеж, как неподготовленный зритель был шокирован увиденным, обозвал художников «пидорасами», а подвернувшемуся Соостеру пообещал устроить практику в ГУЛАГе. На что Соостер, не моргнув, сказал, что уже там был.
В 1948 году Соостер с товарищами по Тартускому художественному училищу был обвинен в подготовке побега за границу. Советская власть карала за это не расстрелом, как, например, за вооруженную борьбу с «законным строем», а всего лишь десятью годами лагерей. Их-то и влепили молодым художникам, публично обсуждавшим перспективы поездки в Париж по примеру их учителей, которым никто не мешал в пору независимости ездить, куда хочется.
Соостеру «повезло» и в том, что сидел он не на Колыме и не на севере Красноярского края, а в Казахстане. Холодно, пусто, ветрено, но не промерзшая тундра. На самой зоне – множество образованных политзэков. С Парижем не срослось, так хоть в заключении удались встречи с интересными людьми. При Сталине гарантированно улучшить свое образование можно было именно таким способом – поскорее сесть в тюрьму.
Соостер знаменит исторической фразой, которую он сказал Никите Хрущеву, когда тот на выставке в московском Манеже набросился на него с угрозами
Но Соостеру там, как ни странно, не понравилось. Вдобавок лагерь его ничему не научил. Он продолжал рисовать там сначала в реалистической манере, развивая навыки рисунка, а уже ближе к освобождению, в 1956 году, перешел на сюрреализм. Соостер шел путем модерниста, который в совершенстве осваивает правила, развивает прикладные навыки, а затем бросает за спину ключ от шкатулки, куда спрятал заветные учебники. Дальше – только сам.
Выставка в здании Большой Гильдии интересна и сама по себе, и тем, что ее устройство стало вызовом для кураторов Тэнно Пент Соостера (сына художника) и Ксении Ремезовой. В стены начала XV века нельзя ничего ввинчивать или вбивать, что оказалось нетривиальным требованием для экспонирования плоских изображений. В итоге выставка компактно расположилась на ширмах-перегородках, которые порой из носителей превращаются в самостоятельные объекты, по-новому форматирующие историческое пространство.
Подзаголовок выставки – «От начала творческого пути». Она охватывает ученический и тюремный период работы художника. Все главное, известное, составившее золотой фонд неофициального искусства, будет представлено на последующих ретроспективах.
Знания о том, чему и у кого художник учился, что попадало в поле его зрения, как простые задачи получали все более сложное воплощение, критически важны. Без них невозможно понять, откуда взялось все то, что делало Соостера таким нездешним, органично несоветским, хотя его короткий жизненный путь оборвался задолго до первых признаков падения СССР.
Цвета парижского Парнаса, освоение импрессионистской палитры, затем все более жесткий экспрессионистический подход в ходе столкновения с репрессивной машиной – такова линия развития Соостера-живописца в 1940-50-е годы. Основной массив работ, составивших выставку, относится к чудом сохранившейся лагерной графике.
Это портреты сидельцев, жанровые сценки порядков и нравов, пейзажные зарисовки. Минималистское решение сюрреалистического сюжета, с которым Соостер вошел в историю мирового искусства, начинает оформляться именно здесь – в казахстанской степи, на полоске бедной земли под огромным небом. То ли равнодушным, то ли, наоборот, полным бездонного будущего. В нем Соостер уже видел своих сказочных рыб и смотрел в глаза вечности. Чтобы вскоре предъявить их перепуганному и разъяренному Хрущеву, которого допустимо назвать «незначительным политическим деятелем эпохи Юло Соостера».