:format(webp)/nginx/o/2023/02/09/15129058t1hd7bb.jpg)
Война поощряет тему коллективной вины. Писатель Виктор Еврофеев пишет, что сейчас русская вина, казалось бы, лежит на поверхности, но на самом деле находится в исторической глубине, потому что вытеснение вины из сознания давно стало для русского человека автоматическим явлением. Выталкивание вины наружу превратилось в русский национальный спорт, и русские люди склонны считать, что сильному человеку негоже просить прощения.
Моя бабушка, Анастасия Никандровна, была розовощекой красавицей. Но и красавицам, бывает, случается разбивать чашки. Голубая чашка выскочила у нее из рук, упала на кухонный пол и разбилась, разлетелась на осколки, и только отломанная ручка лежала в стороне в своей бесцельной целостности.
Моя бабушка никогда не говорила: я разбила чашку. Она именно так и говорила: чашка разбилась. Как будто чашка могла разбиться сама по себе. Она, конечно, могла разбиться случайно, так, собственно, оно и было, я представляю себе бабушку, которая в отчаянии, в каком-то порыве ярости (у нее был крутой характер) нарочно бы разбила чашку, но я не представляю ее решившей повиниться: я разбила чашку.
В этой разбитой чашке концентрируется понятие русской вины и категорический отказ от ее признания. В чем тут дело? Наверное, в том, что наказание за содеянное преступление в России не соответствует самому преступлению. Наказания всегда больше, оно, как тесто, лезущее из кастрюли, переполняет бытие. Почему больше? Не потому ли, что чашка в бедной семье - это ценность, а бедность - порок России? Если я уничтожил семейную ценность, я совершил семейное преступление и буду нести за него наказание, но откупиться, купить новую чашку я не могу - у меня нет для этого достаточно средств.
Что касается бедности, то достаточно вспомнить парадоксальность бабушкиного жилья. Она жила на Моховой улице, географически в правом крыле музея Калинина. Это было так близко от Кремля, что просто ближе не бывает. Это было странное помещение. К музею Калинина оно не имело непосредственного отношения, эта была как бы его пристройка. Несмотря на разительную близость к Кремлю, у бабушки в ее однокомнатной квартирке не было канализации. Вода была, вода текла из бронзового крана, а вот канализации не было. И не было уборной. За занавесочкой я писал в большое ведро. Потом все это выносилось во двор.
Итак, я перекладываю вину если не на другого, то на саму чашку - она выскочила из моих рук и разбилась. Вытеснение вины из сознания стало для русского человека автоматическим явлением. Из-за разбитой чашки он может потерять все. Обвинение в том, что ты разбил чашку, может перекинуться на все остальные сферы бытия. Недаром в русском бытовом разговоре очень часто оперируют понятиями всегда-никогда.
«Ты всегда плохо моешь руки перед едой, ты никогда не здороваешься с моей половиной семьи». Разбитая чашка - это, в сущности, путь к расстрелу. Ты можешь пройти его до конца, но можешь и сохранить себе жизнь - все зависит от произвола случая. Выталкивание вины вовне - русский национальный спорт. Брать ответственность за разбитую чашку может только дурак. Сильные люди не склонны просить прощения. Неужели никто из русских не извиняется, кроме интеллигентов? Нет, есть случаи, когда русский извиняется. Если в автобусе он наступит вам на ногу, он может буркнуть «извините», хотя может и не буркнуть.
От разбитой чашки до государственной измены - путь недалек. При Сталине в годы большого террора лучше тоже было не признаваться в надуманном следователем преступлении. Арестантов били, пытали, чтобы они признались в вине, или пугали, что посадят всю семью. Кто кололся, не выдержав пыток, того расстреливали. Кто не кололся, тоже расстреливали. Но не всегда, можно было счастливчикам отправиться в Гулаг.
Вот почему зазвучавшая в перестройку тема покаяния, быстро заглохла. Никто не хотел каяться. А что на Западе? Так насчет разбитой чашки? Получше несколько. Но и в России есть исключения насчет признания вины. В песне, одной из самых популярных в России, можно, оказывается, спросить: виновата ли я, что люблю? И на этот вопрос сказать, что виновата во всем. Но это те безмерные спонтанные чувства, которые нахлынули на русскую женщину, и она не столько повинилась, сколько возгордилась.
Может быть, единственная вина, которую признает русский мужик за собой, это связка вина и вины - узел, который не разрубит ни церковь, ни государство. В остальном он порой угадывает тему морали, но она для него условная мораль, что-то такое пришедшее из прошлого, как призрак, а жить приходится по-другому: «не нае...шь - не проживешь». Мораль - это удавка.
А вот современный киллер, пристреливая жертву, говорит: извини, ничего личного. Это особое состояние души, когда вместо того, чтобы убить за что-то личное, признаются в равнодушном, коммерческим убийстве. Отказ от вины - путь к выживанию, и моя бабушка, говорившая, что чашка разбилась, была в чем-то похожа на этого отстранившегося от личного преступления киллера, и, переворачивая тему преступления и наказания в спасительном для нее духе, она дожила до 96 лет и сохранила розовые щеки восемнадцатилетней девушки.
Недавний чудовищный теракт в Москве вновь обострил вопрос о русской вине. Террористы незамысловато выстроили систему коллективной русской вины, исходя из двух убеждений. Русские воевали в Афганистане и продолжают воевать в Сирии. Это враги. Но не просто враги, они христиане, то есть неверные. Они подлежат уничтожению.
В настоящее время Путин изо всех сил стремится назначить виновником теракта в развлекательном центре «Крокус» Украину и стоящий за ней «коллективный Запад». Видимо, так и будет. Путин нарисует все по-своему. Кто думает иначе, у тех проблемы с double-thinking. После московского теракта в русских сетях появились сообщения в таком роде: «Почему Крокус, а не Кремль? Перепутали».
Автора выловили и заставили каяться. И это не единственный случай. Продолжается сталинская практика выбивать из людей вину, как из пыльного ковра. Но главный ответ на злодеяния террористов уже, видимо, найден, спущен сверху. Судя по тому, что в суд доставили покалеченных боевиков, кого с отрезанным ухом, кого с выдавленным глазом, власть перестала стыдиться пыток, она открыто их демонстрирует как героический акт борьбы с беспощадным врагом.
Обратим внимание на характер главного человека России. За время правления он ни разу не признал свою вину. Это идет у него из детства, бедного, полного обид. Путин - ходячее кладбище детских комплексов. Он больше продукт своего детства, чем воспитанник и офицер КГБ. С такими комплексами справиться невозможно. Мстя за свое детство всем и каждому, он получает удовольствие от наказания врагов. У него блещут глаза, когда держит в руках оружие. Он человек войны.
Война поощряет тему коллективной вины. В нынешнее время в Украине есть мнение, что русские виноваты в том, что не свалили Путина, поддержали войну и снова проголосовали за него, да еще с рекордным процентом голосов (более 87%). Русская вина, казалось бы, лежит на поверхности, но на самом деле находится в глубине. Первая четверть века, которая ознаменовалась правлением Путина, отпечаталась в России нарастающим противостоянием «свои-другие».
Вина в России, как юла. Бешено вращается. Трудно уследить за схваткой взаимных обвинений. Отчуждение идет по нарастающей. Создается целая цепочка врагов: «другие - чужие - иностранные агенты - предатели - экстремисты - пособники терроризма - террористы».
Другие и чужие - это еще терпимая категория. Но иностранные агенты - это уже сторонники коллективного Запада, они перетекают плавно в предателей. Если другие вызывали у Путина неприязнь, то предатели вызывают ненависть, он с ними готов расправиться любыми средствами. Экстремисты и террористы завершают цепочку «тварей», «мрази», всех тех, кто сознательно воюет против России, с которой власть отождествляет себя. Несмотря на отсутствие смертной казни, основные противники власти подлежат физическому уничтожению.
Поначалу, когда был убит у Кремлевской стены Немцов, его смерть выглядела как подарок Путину от некой группы друзей, то уже Навальный был сознательно доведен до состояния, которое стало несовместимо с жизнью.
Именно оппозиция Путин-Навальный наиболее ясно отражает взаимную ненависть и риторику взаимных обвинений. Если Путин видит за фигурой Навального стремление коллективного Запада разрушить Россию, то Навальный вместе с большинством оппозиционеров вешает вину на власть. Жертва политического режима по определению ни в чем не виновата. Вина с народа снята, он изображается оппозицией мучеником с чистой совестью.
В этом моменте мне придется занять позицию, которую Ромен Роллан называл au-decu de la melee. В этом отношении к народу заложен трогательный, но непростительный идеализм. Немецкий философ Карл Ясперс был в меньшинстве после войны, когда рассуждал о «немецкой вине». Однако исторический опыт свидетельствует, что русские не чувствуют себя виноватыми и в давно прошедших войнах. Полное забвение, а не вина - удел наших соотечественников. Кто помнит из них о советско-финской войне? Финны помнят эту войну всей страной, у нас нет виноватых. То же самое можно сказать об Афганской войне, и о двух Чеченских.
Почему так?
Потому что это - не народные войны. И с Украиной это не народная война (как это было с нацистской Германией). Как же так, если народ на ней гибнет? Это война за большие деньги, как русская рулетка, или убьют, или заработаю неплохо - это прельщает определенный слой населения. Многие противники войны бежали из страны - они теперь отщепенцы. Сам народ проявил завидное наплевательство. Собственно, оно для начальства даже лучше, чем энтузиазм; по опыту пригожинского мятежа это понятно. Но война разжигает культ силы, который хранится в сердце русского мужика, этот культ помог ему в мирной жизни выжить. И Путин потому и народный, свой, что тоже понимает толк в культе силы.
Внутри нынешней России вина русского человека не в том, что он не протестует против войны, а в том, что протестует. Выступая против войны, он становится виноватым перед государством. Не выступая против войны, он становится виноватым с точки зрения совести, международного права. Русский человек разрывается на части, он похож на несчастного, которого привязали к двум лошадям за ноги, а лошадей погнали в разные стороны. Человека разорвало.
Но далеко не всякий русский испытывает этот чудовищные разрыв. Большинство принимает сторону государства. Государство объясняет через телевизор, что в войне повинен Запад, который решил оттащить Украину к себе. Телевизор развлекает и поучает. Он разжигает ненависть и дарит добрые советские фильмы. Когда политическая культура равно нулю, эмоциональный сигнал телевизора отвлекает народ от бессмысленного существования. Коллективная вина русского народа оказывается фиктивной, он если в чем и виноват, так виноват без вины.
Хочет ли Путин завоевать весь мир?
Не похоже. У него нет в кармане универсальной идеологии коммунизма. Скорее всего он хочет добиться раздела мира, Ялты-2. С разделением сфер влияния, как после войны. В любом случае, он бы хотел восстановить Советский Союз. Но не получится. Китай не разрешит Путину вернуть Среднюю Азию. Без Украины нет России. Россия без Украины - инвалид. Это записано в историческом подсознании российской империи. Путин чувствует это.
Но скорее всего на первом плане личные амбиции. Во время войны можно призвать к послушанию всю страну. Править бессрочно, до конца жизни. А в конце жизни почему бы не утащить в смерть вместе с собой весь мир? Почему нет, если он - Россия, то его смерть - это смерть России, а зачем миру жить без России - неинтересно.
/nginx/o/2022/05/10/14542550t1h7034.jpg)