После падения Берлинской стены среднестатистическая семья большую часть времени занималась построением экономической базы, а не скупкой предметов роскоши. И как только в бывших странах московского влияния уровень жизни повысился до такой степени, что больше не нужно было беспокоиться о хлебе насущном, начали проявляться скрытые тенденции, которые до сих пор не были заметны: евроскептицизм, ультраконсерватизм, уверенность в том, что все, от функционирующей системы здравоохранения до пенсионного страхования, является самим собой разумеющимся, а отпуск за границей и прочие радости жизни - это что-то повседневное и непреходящее. И государство должно гарантировать, что все так и будет продолжаться.
На протяжении долгих лет меня поражала уверенность обычных шведов в том, что все за них должно делать государство. Именно это я считал главным злом укоренившейся и затянувшейся социальной демократии. Человек у них - просто какой-то пассивный получатель, который принимает всю эту государственную поддержку, защиту и благополучие с таким лицом, как будто только так быть и может. А когда его что-то не устраивает, то он злится и топает ножкой, как ребенок.
Я смотрел на художников, смотрел на рабочих заводов, которых хорошо знал благодаря своим финским друзьям в Швеции, смотрел на чиновников и дворян - у всех было схожее отношение к жизни. Как только государство начало ослабевать - прямо как сейчас в Финляндии, где правительство пытается гильотиной отсечь прежнее всеобщее благоденствие, чтобы хоть как-то обуздать бешеный рост государственного долга - у людей сразу же глаза кровью наливаются. Отчасти справедливо: «как же так, ведь мы всю жизнь трудились, платили налоги (которые в Финляндии и Швеции, кстати, просто огромные), а теперь, когда наше поколение приближается к спокойной старости, нас начинают последовательно всего лишать?»