Борис Тух ⟩ Заметки о двух майских премьерах в Русском театре

Сцены из спектакля «Вторник короткий день». Фото: Станислав Усов

Вроде бы они совершенно разные, эти две постановки. «Евангелие от GPT» Даниила Зандберга – прекрасный образец визуального театра, где слово исключено, все выражено через пластику, музыку и свет. «Вторник короткий день» по пьесе Светланы Петрийчук, режиссерский дебют Дана Ершова – спектакль, в котором слову отдано огромное пространство, и публику тревожит, потрясает и заставляет сострадать ужасающий разрыв между неожиданно оптимистичными и невероятно искренними монологами героини и жуткой реальности, в которую обстоятельства жизни окунули ее, притопили и только время от времени позволяют держать голову над водой – чтобы не задохнуться окончательно. Но при всей их несхожести, между двумя постановками есть точки соприкосновения.

Может быть, сегодня, когда мир все ближе – и, кажется, отключив свойственный разумным существам инстинкт самосохранения, – подходит к той черте, которую мы однажды, по оплошности или увлекшись, заигравшись, перешагнем и окажемся… Черт знает, что там за этой чертой – может быть, в наши дни одна из самых необходимых миссий искусства – предупреждать! Хватать человечество за руки, обращать его глаза зрачками в душу, как сказал однажды принц Датский Гамлет, а этот парень знал, что говорит! Это можно делать на любом уровне.

Даниил Зандберг строит свое послание к зрителю (т.е. ко всем нам) на уровне глобальном, от сотворения мира и до сегодняшнего дня, когда человечество, увлеченное доступностью гаджетов, со страшной скоростью виртуализируется, становится все больше похожим на механизм, лишенный эмпатии и, как повторял один навеки проклятый подонок, химеры, называемой совестью. Создав искусственный интеллект и все больше доверяясь ему, мы перестаем пользоваться естественным, данным Создателем, интеллектом. И сворачиваем куда-то не туда.

Cцена из спектакля «Евангелие от GPT». Фото: архив Русского театра

От сотворения мира – в вечность

«Евангелие от GPT» – третий пластический спектакль Зандберга (четвертый, если считать еще и «Приключения барона Мюнхгаузена», но там, наряду с очаровательным визуальным рядом, звучало слово, а «Васенька» по «Житию Василия Фивейского» Леонида Андреева и «Шинель» по Гоголю, поставленная в Молодежном театре, были невербальными, сплетенными из музыки, света, движения и колоссальной силы эмоционального воздействия актерской игры).

«Васеньку» я и сегодня, через пять лет после премьеры, помню чуть ли не во всех деталях, перед глазами встает вдохновенная игра Натальи Дымченко, Эдуара Теэ и Анастасии Цубиной – но сейчас я хочу напомнить только один момент, когда несчастный отец, сыгранный Эдуардом Теэ, с неистовством безнадежной утраты бил в тяжелый колокол. Этот набат (в метафорическом понимании, конечно) присутствовал и в «Шинели»; если вы не глухи к тому, что творится в мире (а я надеюсь, что не глухи), вы услышите его и в «Евангелии от GPT».

В новой работе Зандберга, как и в «Шинели», режиссера интересует и волнует самое начало начал. Зачин спектакля отдан демиургу, творцу; в «Шинель» он лепил из глины куклу, которая, после того, как Создатель вдохнул в нее душу, становилась Акакием Акакиевичем. В «Евангелии от GPT» за спиной Творца (Владимир Антипп) распахиваются широкие белые крылья; это не Господь Всемогущий, а, скорее, благой создатель рангом пониже, ну хотя бы Ангел. Такая оговорка здесь необходима: Бог, как известно, не ошибается (бабелевский Беня Крик считал, что однажды все-таки ошибся, но оставим это на совести Бени), а тот, кто сотворил людей, явно допустил некоторые сбои, которые впоследствии оказались роковыми; объект был сдан в эксплуатацию с дефектами и недоделками. Одним словом:

Нет, ребята, все не так,

Все не так, ребята!

Но Ангел это не может предвидеть, он нежно кутает в ткань свои творения – пусть это будут Он и Она, Инь и Янь, Адамом и Евой я пока остерегусь их назвать, до того, как стать людьми, они должны пройти эволюцию. Актеры Александр Домовой и Карин Ламсон демонстрируют чудеса владения своими телами, они невероятно пластичны, и вместе с тем в каждый миг своего пребывания на сцене заразительно эмоциональны, от них исходит мощная энергетика.

Метафора – если она талантлива, а если не талантлива, то и не метафора вовсе – не может быть пересказана вербально. В режиссуре Зандберга, игре Антиппа, Домового и Ламсон, музыке Александра Жеделева, световом решении Антона Андреюка заключено много смысловых пластов, которые проникают в зрительское сознание, не нуждаясь в словесных формулировках. Вот на актерах маски – обезьяньи, грубые, герои еще не поднялись на ту ступень, которая позволит им называться людьми. Вот появляется маленькая кукла – первенец? Или Сын Человеческий, отдавший жизнь за спасение человечества? Мы вольны в своем понимании происходящего на сцене – и это очень важно: спектакль включает наше воображение, мысль и – душу.

Cцена из спектакля «Евангелие от GPT». Фото: архив Русского театра

А в какой-то момент просчеты, проникшие в проект Творца на стадии замысла, напоминают о себе; отношения Его и Ее с Создателем становятся все фамильярнее, более того, пренебрежительнее. Они уже не нуждаются в его присутствии, и в его благих намерениях, вместо лиц – дисплеи компьютера, искусственный интеллект торжествует, а человечность стирается.

Мир – не хлам для аукционов.

Люди мы, а не имярек.

Все прогрессы реакционны,

Если рушится человек –

– так когда-то казал поэт Андрей Вознесенский, и именно так эти строки звучали в спектакле Театра на Таганке «Антимиры». Про это – «Евангелие от GPT». И про это же, только по-другому – «Вторник короткий день».

Колония у нас тут хорошая, грех жаловаться

Случаются же удивительные совпадения! Премьера постановки «Вторник короткий день» выпала как раз на судилище над автором пьесы Светланы Петрийчук и режиссером Евгенией Беркович, которые обвиняются в том, что их спектакль «Финист Ясный Сокол» – пропаганда терроризма. Процесс идет со скандальным бесстыдством, обвинения гроша ломаного не стоят, все с точностью наоборот: «Финист Ясный Сокол» – жестко и недвусмысленно показывает, на какую опасную дорогу вступали очень, мягко говоря, неумные девицы из российской глубинки, которые выходили замуж за исламских террористов (свои мужики их не устраивали!) – и вовлекались в их преступную деятельность. Заканчивалось все тюрьмой.

«Вторник короткий день» – тоже пьеса-предупреждение. Только в ней героиню в пропасть ведет любовь не к сексуальному партнеру, а к сыну. Героиня, в пьесе ее зовут ТетьТаня, живет в Благовещенске, это в нескольких часах пути до китайской границы, города Хэйхэ; сын Андрей, вполне здоровый лоб, которому работать западло, заставляет мать раз в неделю, по вторникам, ездить туда за неким товаром (потом выясняется, что это спайс, наркотическое вещество). Жертвуя собой ради сына, она в результате попадает в тюрьму.

Дан Ершов решает пьесу в минималистском ключе. В спектакле заняты четыре актера: Наталья Мурина (ТетьТаня), Станислав Колодуб (Андрей) и Карин Ламсон с Эрикой Бабяк, которые исполняют все остальные роли.

Посреди сцены – вращающийся круг, на котором выстроена огороженная решетчатой стеной; в зависимости от того, где происходит действие, это либо комнатушка, либо салон автобуса, возящего «челноков» в Китай, либо тюрьма и т.д. Фактически вся жизнь ТетьТани – тюрьма. Или, деликатнее: неволя. Постоянная зависимость: от нищеты, от сына, который бессовестно манипулирует ею (а при случае готов и прибить), от собственных страхов, от одиночества.

ТетьТаня – образ типичный, российская женщина средних лет из глухой провинции, одинокая (был муж – пьяница и буян, да сплыл, был кавалер, человек, судя по ее рассказам, неплохой, но сын категорически не принял его), ее судьба – одна из многих таких же, вроде бы где тут взять нечто индивидуальное, неповторимое, но с каким мастерством выписан ее характер в пьесе и как замечательно играет ее Наталья Мурина, заставляя зал то удивляться наивностью и гибельной готовностью к самопожертвованию своей героини, то сострадать ей – от всего сердца.

Сцены из спектакля «Вторник короткий день». Фото: Станислав Усов

Потому что характер этот ох как непрост. ТетьТаня – неисправимая оптимистка (а в ее обстоятельствах попробуй не быть оптимисткой, тут уж одно останется – голову в петлю) и – что очень важно – поездки в Китай по вторникам ей очень нравятся. Вносят разнообразие в ее уныло рутинную жизнь, этот вторник для нее праздник, там люди приветливее, чем в Благовещенске; у героини возникает даже что-то вроде робкого романа с китайцем по имени Анцзынь, которого она, как и сына, зовет Андрюшей.

Мурина очень точно воплощает то, что руководит ТетьТаней и в конце концов приводит ее за решетку: слепая материнская любовь не дает ей замечать, по какому тонкому льду она идет. Даже поняв, что возит спайс, даже заглянув в больницу и узнав у уставшей от постоянного пребывания рядом с чужими несчастьями и оттого безразличной сестры, что в этот самый «короткий день вторник», чаще всего умирают от передоза наркоманы. Счастливое (или несчастное?) свойство закрывать глаза на страшную изнанку жизни?

В пьесе действуют внесюжетные, параллельные, персонажи – воплощения все той же слепой материнской любви, мать Митрофанушки из «Недоросля», мать Раскольникова… Они призваны подтверждать: меняется только антураж, суть неизменна на протяжении веков.

Эффектный и многозначительный режиссерский прием. На таможне ТетьТаню, наконец, задерживают, обнаруживают спайс. Спецназовец в маске, арестовывающий ее, снимает балаклаву. Кого играет в этом эпизоде Станислав Колодуб – безымянного сотрудника органов или Андрея? В том-то и дело, что обоих сразу. Сняв маску, он целует ТетьТаню – и это становится сыновним поцелуем, отправляющим мать на муку – что-то вроде поцелуя Иуды в Гефсиманском саду. Предательством.

…Очень сильная сцена – под песню Аллы Пугачевой «Позови меня с собой» героиня Муриной и еще две зэчки уныло ходят по кругу, заложив за спину руки. Образ тюрьмы, который с самого начала спектакля просвечивал через действие (но ненавязчиво, не настаивал на своем присутствии) именно здесь срабатывает. Напоминая о судьбе Светланы Петрийчук. Забывать об этом мы не вправе, и постановка Дана Ершова, помимо других своих достоинств, еще и слово, сказанное в поддержку автора.

«Колония у нас тут хорошая, для тех, кто раньше не привлекался, грех жаловаться», - говорит героиня в финале. Возможно, тут даже в чем-то лучше, чем в ее «вольной» жизни. Какой же тогда была эта жизнь?

**

Оба этих спектакля, при всей несхожести, совпали еще вот в чем: они проникли в души публики. Сужу по долгим несмолкавшим аплодисментам, но я и сам испытал эмоциональное потрясение. Они в очередной раз подтвердили высокий творческий потенциал театра. Имея такую труппу, имея в своем составе таких талантливых постановщиков, как Артем Гареев, Антон Киселюс, Даниил Зандберг, (надеюсь, что со временем к ним присоединится и Дан Ершов, для которого «Вторник …» стал магистерской работой по специальности «режиссура» в Эстонской академии музыки и театра), театр прежде всего нуждается в том, чтобы прекратилось грубое и бессмысленное давление на него со стороны. Все остальные проблемы решаются творчески, в рабочем порядке.