:format(webp)/nginx/o/2024/06/12/16144361t1h8ee3.jpg)
26 июня в Русском театре, в пространстве Ring, состоится необычный спектакль. Пьеса российского (ныне покинувшего РФ и живущего в Израиле) драматурга Артура Соломонова «Как мы хоронили Иосифа Виссарионовича» будет представлена в формате публичной читки.
В образе Лаврентия Палыча Берия предстанет Эльмо Нюганен. Совсем недавно он сыграл врача-психиатра в спектакле по пьесе Михаила Дурненкова «Айсберг», где главная роль женщины, которая воображает себя Аллой Пугачевой, была написана для Юлии Ауг. Есть ли точки соприкосновения между этими двумя международными проектами? Одну, по крайней мере, найти легко: в обоих участвует Эльмо Нюганен.
Эльмо Нюганен: «Конечно же, можно найти много точек соприкосновения. И мое участие - самая незначительная из них. Я думаю, соединяет их прежде всего то, что российская цензура сегодня не позволила бы играть ни одну из этих двух пьес в России».
- Артур Соломонов ведь написал «Иосифа Виссарионовича» еще до войны в Украине…
- Да, и тогда еще кое-что можно было себе позволить. Высказать свое отношение к власти. Первая читка прошла в Театре doc, c участием Максима Суханова и Юлии Ауг.
- Я запретил себе смотреть видеозапись этой первой читки до того, как увижу ваш спектакль. А пьесу прочел - и над какими-то особенно острыми и уничтожающе смешными моментами безудержно хохотал. Кажется, она написана на вырост, сейчас в ней сквозь смех видны… если не невидимые миру слезы, они оставлены на долю читателя/зрителя, то уж точно - страшная современность, корни сегодняшнего безумия. Действие происходит в каком-то очень большом столичном театре, Императорском, как называет его главный режиссер, там идет генеральная репетиция очень смелой пьесы про Сталина. По ходу репетиции выясняется, что за происходящим наблюдает (видеокамеры расставлены всюду: Большой Брат следит за тобой!) всевидящее око Президента. Ему не нравится трактовка образа Отца народов; через представителя Минкульта он выражает свое неодобрение, и охваченные паническим страхом театральные деятели спешно убирают все «сомнительное» и перекраивают сюжет. Исполнители ролей членов тогдашнего политбюро ЦК КПСС постепенно превращаются в своих персонажей, ими владеет тот же страх, какой владел соратниками Сталина в первые дни марта 1953 года - и театр становится микромоделью тоталитарного государства.
Эльмо, а в чем особенность такого формата - публичной читки? Чем он отличается от обычной театральной постановки?
- Это такая форма, где действия разворачиваются в голове зрителя/слушателя, а не на сцене. Нет декораций и костюмов, нет мизансцен, но есть актеры, которые создают характеры своих персонажей. Текст оживает в их речи. И вот что удивительно: в читке, когда за словом стоит персонаж, эта история еще смешнее. Выясняется, что уже необязательно следить из зрительного зала, как люди ходят, как они выглядят, что делают. Форма читки достаточна, у тебя уже создается представление, как это может быть. Это может даже убедительнее, чем если бы ты видел это вживую. Ну, допустим, на сцене актер в мундире генералиссимуса, загримирован под Сталина - тут зрительское воображение ограничено этими рамками. А в нашей форме воображению дана свобода. Очень смешно, как к Сталину приходит призрак Ленина. Он не выглядит как Ленин, и тут возникают какие-то странные мысли: а ведь все эти персонажи сегодня могут быть среди нас. И Ленин, и Сталин, и Берия, и все остальные.
- Я заметил, что драматург намеренно отсылает нас к классическим образцам. Сама история: театр в театре, генеральная репетиция новой политически актуальной пьесы на глазах у начальства, которое хочет выкорчевать из нее все живое; один из актеров не пришел, и вместо него приходится играть автору пьесы - это же намеренный парафраз «Багрового острова» Булгакова. И обнаруживая это, испытываешь благодарность к автору: он уважает своего зрителя, верит в его эрудицию!
- Да, а сцена в прологе, диалог двух охранников, один из которых с ужасом признается, что видел, как на даче Сталина появился призрак Ленина - это ведь из «Гамлета», стражники Бернардо и Марцелл!
- Эльмо, а какие мысли вызывает у тебя образ Берия? В российских сериалах, вышедших незадолго до войны, Лаврентия Палыча как-то подозрительно идеализируют. В «Бомбе» он как куратор атомного проекта суров, но прозорлив и отчасти даже справедлив. А в «Начальнике разведки» вообще чуть ли не душка (хотя может и пригрозить). Ох, не к добру все это!
- Я слушал радиопередачи Давида Всевиова «Мистическая Россия», в том числе про Берия. Правда, там не заостряется внимание на том, каким эффективным менеджером был Лаврентий Палыч, но по тому, что ему удалось сделать, особенно атомный проект, ясно, что менеджером он был очень крутым. Что совсем не оправдывает того, что он был убийцей.
- В наших глазах это отягчающее обстоятельство. А в глазах незримо наблюдающего за репетицией Президента?
- «У человека, сказал он, не случайно есть два глаза. Не случайно два, а не один. Потому одним глазом надо видеть тирана и палача, а другим - великого строителя государства».
Это про Сталина сказано. Но и к Берия у них предписано относиться примерно так же.
У меня там два персонажа, и в обоих есть что играть. Там есть какая-то глубина. Оба они страшноватые. Один такой наивный дурак, Второй охранник, который видел призрак Ленина. А Берия - злодей. И что интересно - оба становятся смешными. Их чудовищное мышление, которое привело к самым ужасным последствиям, тем не менее вдруг оказывается смешным - т.к. нелепо. Жанр этой пьесы - трагифарс, гротеск, эмпатии к персонажам, конечно, нет, но ты видишь, как они думают - и это смешно.
В Европе эту вещь много играют. В форме читки. Играли в Литве, в Польше, в Канаде, США. И чем интересна эта читка. Автор иногда занимает в ней не только актеров, но и общественных и культурных деятелей, и журналистов. Роль Человека из министерства, который передает в театр руководящие указания, обычно исполняет журналист, человек, который знает, что такое пиар.
В нашем спектакле Человеком из министерства будет известная журналистка, много лет работавшая на «Эхе Москвы», Татьяна Фельгенгауэр. А Сталиным - он же худрук театра Вольдемар Аркадьевич - Дима Зицер, замечательный педагог; его книги позволяют избавиться от стереотипов и страхов, учат разрешать самые сложные ситуации, возникающие между родителями и детьми.
В других ролях (цитирую программку постановки): Берия - Эльмо Нюганен, Хрущев - Евгений Федоров, Молодой актер - Эдгар Вунш, Ленин - Виктор Марвин, Терентий - Артем Гареев, Валентина - Наталья Дымченко, Голос автора - Артемий Троицкий; в читке примет участие автор пьесы Артур Соломонов.
- Для читки требуется режиссура?
- Особо не требуется. Там нужен автор и режиссер, который объединяет нас, чтобы мы не стали лебедем, раком и щукой. Лидер, который становится камертоном - в этой эстетике. Который убирает крайности. Вводит нас в хорошие рамки. Чтобы мы держались на одном поле. Тогда мы как ансамбль. И видно: юмор в пьесе издевательский, но не злой
- Есть такое выражение: в краю непуганых идиотов. А там в конце этой истории, когда становится ясно, какая угроза нависает со стороны невидимого Главного Зрителя, возникает сборище запуганных идиотов.
- Запуганных - да. Но не все понимают, что они идиоты. А что запуганные - понимают все.
- Да и у нас полно запуганных людей.
- Это правда. К сожалению.
/nginx/o/2024/06/12/16144487t1h7b4e.jpg)
- К сожалению, в таком составе в Таллинне читка состоится всего один раз. Недолговечным был и другой проект, о котором мы говорим, «Айсберг». Перевернем страницы календаря в обратном порядке и вернемся к нему.
- «Айсберг» написан специально для этого проекта, для Юлии Ауг, инициаторами, которые придумывали сюжет нового спектакля, были три человека. Драматург Михаил Дурненков, Юля и продюсер Рене Кирспуу. Когда было уже понятно, куда повернется сюжет, продюсер отошел.
- К пьесе у меня были некоторые претензии, именно к пьесе, а не к спектаклю, где прекрасно играли исполнители трех главных ролей, Юлия Ауг, ее дочь Полина и ты. В постановке были, конечно, свои «но», там минимум четыре финала, но постановщику Егору Матвееву от этого никак не удалось бы уйти. А один из «финалов», ложное примирение матери и дочери, это уж «Мы отдохнем, дядя Ваня! Мы еще увидим небо в алмазах.
- А я считаю, что у Михаила Дурненкова хороший драматургический инстинкт. Чутье. Потому что очень много таких пьес, когда смотришь на сцену и наперед знаешь, каким будет следующий драматургический ход. Когда я смотрел «Эйзенштейна», поставленного по его пьесе Юлией Ауг, я конечно знал историю Эйзенштейна, но пьесу не читал, и не предвидел решающего драматического хода, когда интрига сделала кульбит и герой, который все время был убежденным чекистом, вдруг перешел на другую сторону. Это хорошая работа автора.
- С этим согласен. Меня другое удивило. Я читал, что было написано о том спектакле. Все - мимо.
- По-моему, тоже мимо.
- Все зацикливались на том, что героиня пьесы на том, что Анна воображает себя Аллой Пугачевой. А дело не в этом.
- Конечно! Когда я начал читать пьесу и дошел до одной сцены, которая мне очень понравилась, я тут же понял, о чем пьеса. Это абсолютно не про Аллу Пугачеву, а про тех людей, про целое поколение, но все-таки больше про женщин, которые слушали Аллу Пугачеву, ее песни придавали им силу и уверенность, они испытывали гордость за то, что умеют любить. Словом, за умение быть Женщиной! И когда началась война, для них это стало вдвойне трагедией, как же так, ведь такое казалось невозможным! Многие испытали все это на себе, потеряли работу, нельзя было говорить то, что думаешь - и героиня пьесы полностью растерлась. Таких женщин очень много. Это про них.
- И спектакль о том, что если ты не можешь бежать физически, ты убегаешь от кошмарной действительности в свое воображение, выстраиваешь альтернативную реальность и не хочешь, не решаешься уйти из нее!
- Сильнее всего этот спектакль действует на людей, которые из-за войны покинули Россию, растеряны, им необходима поддержка!
- А если переносить историю Анны на нашу сегодняшнюю почву («На какой почве свихнулся принц Гамлет?» - «На нашей, какой же еще!») то вспоминаются те 11 000 которые отдали свои голоса Айво Петерсону. Я не говорю сейчас о том, что сам допуск его к выборам был политтехнологическим ходом, дешевым, но очень действенным. Оторвать от конкурента изрядный кус голосов.
Я о несчастных людях; они протестуют против положения, в которое их загнали, но не знают как - кто убегает в виртуальную реальность и представляет себя поп-звездой, а кто создает в воображении такой мир, в центре которого (лже)мессия, якобы выражающий их надежды и чаяния!
- Пьеса и написана с огромным сочувствием к тем, кто растерялся, не смог найти себя в изменившемся мире.
- Почему «Айсберг» сыграли всего… Три раза, если не ошибаюсь?
- Да, три раза. «Айсберг» вышел в прошлом году осенью, мы сыграли его в Каннах, на фестивале «Летят журавли». Меня удивило, что на него пришло так много эстонцев. Я думал, что придет в основном русскоязычный зритель. Но оказывается, во Франции живет много эстонцев. Но были и такие зрители, которые специально приехали из Эстонии.
Я думаю, что мы могли бы сыграть его еще не раз. В Финляндии, в Германии, в США - скажем, в Силиконовой долине, где работают многие выходцы из бывшего СССР. Но у продюсера не было опыта создавать спектакль с нуля и возить на гастроли. У него много другие проектов. Он хотел продать этот спектакль. Но потенциальные покупатели не пришли к соглашению. Их смущало то, что нужно сохранять декорации, а еще они не могли гарантировать прокат спектаклей в гастрольных турне. Чтобы давать несколько представлений подряд, с переездами с одной площадки на другую. Не получалось. А если между показами возникают длительные интервалы, это невыгодно. Это вопрос менеджмента. Спектакль был снят на видео, в интернете есть платформа Votvot, они показывают контент, запрещенный в РФ. Театральный спектакль взяли к себе впервые.
- Эльмо, много шума вызвало твое интервью по радио, в котором ты говорил про постановку «Мертвых душ» в Русском театре. Мне кажется, некоторые его не так поняли?
- На эту тему надо говорить очень деликатно. Ведущая радиопередачи Ану Вяльба задала мне, среди прочих вопросов, такой: «Ты работал в Русском театре, как ты относишься к такой проблеме, существует ли в Русском театре так называемый «Русский мир»? Я рассказал только о своих впечатлениях, что чувствовал и думал, когда шла работа над постановкой «Мертвых душ». Война началась недели за две или три до премьеры. Мы не вносили никаких изменений в постановку. Предчувствие войны носилось в воздухе и до того, но, понятно, что случившееся оказалось полной неожиданностью. Ясно, что как-то требовалось реагировать. Мы решили идти дальше, не зацикливаться на этой теме и работать. Конечно я замечал, что внутри труппы есть растерянность, кто-то сразу принял решение, кто-то повременил, не высказывая свое мнение, но подводные течения ощущались. Как приглашенный режиссер, не сотрудник этого театра, я не чувствовал, что имею право настаивать на своем мнении, поучать; единственное, что могу сделать, это напомнить всем, для чего мы здесь и почему ставим Гоголя.. Об этом и о своем ощущении каких-то неясных подводных течений два года назад я и рассказал.
- Но в напечатанном виде произнесенные в эфире слова приняли иной акцент?
- Возможно, при переводе. Все зависит от того, кто и как переводит. В переводе пропадают нюансы, пропадает интонации, если переводчик не улавливает какие-то моменты, но я уверен, что ни одно мое слово не должно было никого ранить.
- Интервью принято завершать вопросом о планах на будущее.
- Я сейчас пишу инсценировку для Эстонского драматического театра по «Солярису» Станислава Лема. По роману Лема, а не по сценарию Андрея Тарковского. Я несколько лет не расставался с этой мыслью, а сейчас настал подходящий момент, и я решил это сделать. Удивительно что в 1959 году Лем предвидел искусственный интеллект. Хотя он этим термином не пользовался. Но в «Солярисе» ведь действует Океан, мыслящий Океан, который посылает к людям искусственно сотворенных персонажей, продукты своей мыслительной деятельности. искусственного интеллекта.
А с кино пока ничего нового. Продюсер Крис Таска мой друг, я в любой момент могу подойди к нему с предложением, но пока что все мои мысли заняты театром.
- Продолжения эпопеи аптекаря Мельхиора ждать не приходится?
- Не знаю. Пока что мы в ожидании. В «Мельхиора» было вложено очень много частных денег. Государство выделило деньги только на первый фильм, и то довольно мало. Процентов 15 от бюджета картины. Второй и третий фильмы делались уже исключительно на частные деньги. Вот когда осуществится весь цикл продвижения картины в прокат, должно решиться, окупается ли проект.
- Есть ли вариант для телевидения? Ведь каждый из трех фильмов вполне можно разделить на две серии?
- Мы так и задумывали с самого начала. Сценарий уже был написан так, что в каждом фильме был момент, где можно - чик! - разделить картину на две телесерии. Шестисерийный телефильм уже дублирован на немецкий язык и идет на интернет-стриминге Amazon в немецкоязычных странах.
- Спасибо за беседу. И - удачи!