ИГОРЬ КАЛАКАУСКАС ⟩ В любви всегда хочется взаимности, любовь к родине – не исключение

Игорь Калакаускас. Фото: Mihkel Maripuu

20 августа 1991 года Эстония восстановила свою независимость. Историк, публицист Игорь Калакаускас отдавая должное тем усилиям, которые в свое время большинство жителей предприняли во благо будущего своей страны, настаивает, что наряду с очевидными достижениями Эстонской Республики за последние 33 года, бросаются в глаза и нерешенные проблемы. Эстония имеет вес на международной арене, доказано право страны на субъектность, гражданское общество функционирует, однако, например, в решении «русского вопроса» страна не преуспела.

Вся моя жизнь связана с Эстонией. И хотя во мне нет ни капли эстонской крови, никакой другой родины для себя я бы не хотел. Многим эстонцам, как мне кажется, бывает непросто смириться с тем, что на одной земле с ними живут такие, как я. И дело тут не в знании языка, а в том, что сами эстонцы называют eesti meel. Лично мне некуда деться от того факта, что мой родной язык - русский, что помимо русской во мне течет литовская и польская кровь. Это не мешает мне сопереживать происходящему в Эстонии, но отказываться от своих корней я не собираюсь.

У меня нет ненависти к советскому строю, хотя его лицемерность была очевидна любому здравомыслящему человеку. С момента рождения я находился в обстоятельствах, которые не мог изменить и которые меня не угнетали. Если не воспринимать всерьез октябрятскую и пионерскую организацию, то в комсомол я вступил, что называется, по настоятельному совету старшего товарища, простым языком объяснившего, с какими трудностями я могу столкнуться в армии, куда меня должны были в скором времени призвать.

Исторический шанс вернуть независимость Эстония использовала успешно

Отношусь к тому поколению, кто отлично помнит 90-е годы прошлого столетия. Начало перестройки застало меня во время службы в вооруженных силах СССР, впереди была вся жизнь и у меня были большие надежды. Во многом эти надежды оправдались, хотя многих из нас до сих пор не покидает ощущение, что в Эстонии нам не очень-то и рады.

Мне не довелось стоять в «балтийской цепи», стихийные собрания в парке Хирве не очень интересовали и начало Поющей революции на меня сильного впечатления не произвели. Связано это, в первую очередь, с тем, что мне не нравится присоединяться к колоннам и вливаться в толпы. Но я отлично понимал, что грядут большие перемены, которые где-то к концу 1989 года явно указывали на то, что «большая советская семья» вот-вот потеряет как минимум одного своего члена.

Советский проект на тот момент себя полностью изжил, поэтому за независимость Эстонии в 1991 году я голосовал вполне осознанно. К мнению тогда еще не имевших на тот момент неофициальный статус «потомков оккупантов» жителей Эстонии прислушивались, но позже отплатили им не самым благородным образом.

День 20 августа 1991 года я воспринял в какой-то степени с облегчением. Один из моих жизненных девизов звучит приблизительно так: мне интересно, что будет дальше. Как учитель истории могу сказать, что самая смелая декларация или решительное заявление, не подкрепленные конкретными действиями, рискуют остаться лишь сотрясанием воздуха или, как теперь говорят, информационным шумом. Надо признать, что восстановившая свою независимость Эстонская Республика сумела осуществить большинство необходимых реформ в максимально сжатые сроки.

Период 1939-91 гг. вскоре назвали советской оккупацией, но всех коллаборантов великодушно простили. Некоторые из активных комсомольцев и коммунистов при новой власти очень даже неплохо устроились, а карьеры отдельных персон совершили головокружительный взлет: кому-то достался пост президента, кто-то стал премьер-министром или обычным министром, кое-кто смог основать новую партию и даже возглавить Банк Эстонии. Понятно, что с кадровыми резервами в тот момент у Эстонии было не густо, и это замечание внимательный читатель может счесть иронией.

Наша связь с государством взаимна

Пишу эти строки и сам себе задаю вопрос: а так ли сформулировал? Сейчас столько развелось бдительных граждан, которые мониторят все высказывания местных русскоязычных жителей и тут же поднимают шум в медиа, если вдруг формулировка им покажется не подходящей. К счастью, руководящей должности я не занимаю, в партиях не состою, хотя и ясных профессиональных перспектив для себя не вижу. Извините, отвлекся…

По прошествии времени я понимаю, что в 90-е годы прошлого века перед страной стояла непростая задача. Это сейчас мы видим все ошибки, а три десятилетия назад риски были не очевидны, и приоритеты различные политические силы расставляли по-разному. Кто оказался прав, кто совершил ошибки и стали ли эти ошибки роковыми, это вопрос риторический.

Чем измерить успех государственного развития? Экономические показатели безусловно важны, но ни ВВП, ни баланс между экспортом и импортом, ни показатели надоев и центнеров с гектара не способны укрепить веру человека в то, что в своей стране он не будет брошен на произвол судьбы и не станет обычной жертвой статистической погрешности. Обязательно найдутся те, кто поспешит упрекнуть меня в потребительском отношении к государству, но я все равно уверен, что у гражданина и государства есть взаимные права и взаимные обязательства. Это не сосуществование, это - взаимосвязь, и мне искренне жаль, что в нашей стране это осознается далеко не всеми.

Еще одно наблюдение заключается в том, что эффективность государственных институтов проявляется не столько в экономически благополучный период, сколько в период, когда в силу сложившихся обстоятельств госбюджет испытывает дефицит и приходится отказываться от заявленной стратегии, искать альтернативные финансовые источники и урезать уже запланированные расходы. На моей памяти в истории второй республики было два таких периода, и преодоление возникших трудностей обошлось для многих тяжело. Кстати, кризис конца нулевых был в немалой степени смягчен европейскими дотациями, о чем некоторые из нас поспешили забыть.

Кратко о том, к чему пришли

Поэтому подводя итоги и отдавая дань тем усилиям, которые мы все в свое время предприняли во благо будущего нашей страны, попытаюсь обозначить тот результат, к которому мы пришли, и проблемы, которые остались нерешенными.

Первое. Эстония успешно доказала свое право на субъектность. Наше слово на международной арене имеет вес, сколько бы кто ни иронизировал по этому поводу.

Второе. Создать свою Nokia нам не удалось, но мы достаточно привлекательны для внешнего мира, нам доверяют и с нами готовы сотрудничать.

Третье. Мы демократическое государство, где каждый свободен в своем выборе. Оговорки, разумеется, можно делать, поскольку совершенных демократических моделей не существует. Но в целом гражданское общество функционирует и нельзя этот факт отрицать.

Четвертое. Период головокружения от собственных успехов у нас идет к завершению. Все мы имеем возможность убедиться в том, что успех в любой сфере - явление абсолютно преходящее и зачастую относительное. Капиталистический мир жесток и подстраиваться под нашу уникальность он точно не будет.

Пятое. Сразу две встряски - эпидемия ковида и нападение России на Украину - оказались для нашей экономики тяжелейшими по последствиям. Не все принятые нами стратегические решения оказались до конца продуманными и за ошибки всем придется платить высокую цену. Однако во главе государства сейчас находятся, как я вижу, не уверенные в себе политики, которые не хотят брать на себя ответственность за допущенные ошибки и возможные провалы в будущем.

Шестое. «Русский вопрос», если можно выразиться так, Эстония решить не смогла. Не смогла, потому что не захотела. Вот на этом пункте попробую остановиться подробнее.

Интеграция свернута, началась ассимиляция

Как и при каких обстоятельствах на территории Эстонии оказались сотни тысяч инородцев, напоминать не буду. Изменить эти обстоятельства сейчас мы не можем, остается лишь подстраиваться под них. Политика в отношении приехавших сюда жителей других республик СССР у вновь обретшей независимость республики была незамысловатой: создать такие условия для них, чтобы они им беспрекословно подчинились или уехали. Второе было предпочтительнее, но объявленные мигрантами жители выбрали, в основном, первое.

Политика интеграции, щедро финансировавшаяся, в том числе, и из европейских фондов, дала совсем не тот результат, на который рассчитывали. Я бы назвал этот результат условно удовлетворительным: все выдвигавшиеся условия иноязычными жителями страны принимались без особого сопротивления. «Бронзовые события» можно отнести к исключениям, лишь подтверждающим правило.

Интеграционную стратегию с теми, кого пытались интегрировать в эстонское общество, если и обсуждали, то с целью подробного ознакомления, но не корректировки. Это и стало основной причиной достигнутых скромных результатов.

Начатая Путиным война открыла новое окно возможностей: теперь названный выше вопрос можно было решать без оглядки на Москву и Брюссель. Волею случая Эстония оказалась на переднем крае информационной войны, и немалая часть местного русскоязычного населения превратилась в потенциальную опасность для эстонского государства. Насколько реальна эта опасность, судить не берусь, поскольку никто в этой стране не сможет более-менее четко оценить спектр умонастроений тех, кого все эти годы пытались интегрировать. Процесс интеграции завершился, начался процесс ускоренной ассимиляции.

Искоренение русского языка из общественного пространства воспринимается теперь как положительное явление. Сворачивание образования на русском языке преподносится как забота о конкурентоспособности молодежи. Кадровый голод в русских школах готовы утолять любыми методами, чтобы ни на секунду не признаться в том, что программа ликвидации «русских школ» была принята поспешно и не учитывала все риски.

На авансцену выходят те, кто видит в разворачивающейся реформе широкое поле возможностей. Интернет буквально наводнен предложениями, адресованными, в первую очередь, родителям: едва закончившие школу или университет готовы за умеренную плату оказывать помощь школьникам в освоении государственного языка. Родители в волнительном ожидании, русские учителя, в основном, в апатии. На данном этапе почти никого не волнует качество самого образования, которое, позволю себе напомнить, включает в себя не только знание языка (-ов), но и постижение других наук.

И, чтобы в очередной раз не толочь воду в ступе, скажу, что мне будет приятно признать себя неправым в своих сомнениях. Но дело даже не в этом. Я не очень понимаю, как решение ликвидировать образование на русском языке поможет сплотить общество. И на кого именно в этом праведном деле Эстония хочет опереться.

Вместо эпилога

Хотя, если быть до конца честным, я не очень понимаю тех своих соотечественников, которые продолжают делать вид, что 24 февраля 2022 года ничего особенного не произошло. Которые искренне недоумевают, почему Эстония не хочет продолжать выстраивать со своим восточным соседом взаимовыгодное экономическое сотрудничество. Которые готовы часами ждать на нарвском пограничном пункте своей очереди, чтобы совершить познавательную экскурсию в Петербург, Москву. Которые продолжают смотреть передачи российских пропагандистских каналов и получать от этих эфиров удовольствие. Которые выстраиваются в очередь возле посольства РФ в Эстонии, чтобы принять участие в фарсе, который российские власти называют демократическими выборами.

Вообще, если мы вкратце попытаемся коснуться ближайших перспектив, которые ожидают Россию, ее жителей и тех, кто считает себя неотъемлемой частью «русского мира», то ничего, кроме уныния и неподдельной тревоги, у меня не остается. Впрочем, это уже другой разговор и не в этой статье.

Резюмируя, хочу сказать, что всегда считал Эстонию своей родиной, хотя не чувствую себя ее любимым сыном. Мне жаль, что мне и многим моим соотечественникам приходится все время доказывать, что мы желаем Эстонии только добра. Просто мы немного другие…