ВАЛЕРИЙ САЙКОВСКИЙ ⟩ Ветераны эстонской науки вздыхают: в наших вузах потребность в эстонском языке всё уменьшается

Один из корпусов Таллиннского университета. Фото: Mihkel Maripuu / Postimees

Государство тратит гигантские средства на переход на полностью эстонское школьное образование, но порой не замечает, что углубленное изучение эстонского в вузах становится проблематичным. Валерий Сайковский пишет, что некоторым гимназистам трудно найти стимул шлифовать эстонский, если они знают, что скоро их ждет учеба и научная деятельность на английском.

Последние лет двадцать пять страна живет заботами о сохранении эстонского языка. Последние десять лет - во многом и проблемами высшего образования. Препятствием на пути конституционной цели, как нетрудно догадаться, долгое время считался русский язык, но постепенно вырисовывается более сложная картина мира, где главные проблемы находятся, по большей части, на стыке системы высшего образования и науки, а также нашей новой, более сложной социальной и экономической жизни.

Изредка профильные чиновники обращают внимание на проблему засилия наружной рекламы на английском. Есть еще с десяток вариантов аналогичного беспокойства по мелочам. Но на самую актуальную проблему в этом направлении мало кто обращает внимание. В кафе университетов профессора «старой школы» тяжело вздыхают, жалуясь, что эстонский нужен всё меньше.

Лично наблюдал, что докторанты из Украины, Германии, Турции и Ирана проходят процесс обучения и защищаются, почти не «отвлекаясь» на эстонский. Стандартные правила предусматривают, что защита возможна и на эстонском, но по отдельному разрешению руководителя института. Для интереса попробовал его получить и, как любили шутить студенты в 80-х, «фиг вам».

То, что частично уже в магистратуре немало предметов на английском, не очень большая проблема. Это даже полезно, так как позволяет использовать зарубежных преподавателей и получать опыт, который поможет в будущей научной работе, пригодится при налаживании международного сотрудничества. Гораздо обиднее, что страна, наблюдавшая много лет, как нарастает описанная проблема, тратит гигантские средства для освоения эстонского в школе, при этом на поверхности лежит проблема, что после перехода к совсем эстонской школе дальнейшее углубленное изучение эстонского в вузах во многом становится бесполезно и проблематично.

Непросто найти старшекласснику стимул усердно шлифовать знания эстонского, вникать в сложные мысли Таммсааре и Лутса в гимназии, если впереди ждет англоязычная учеба и научная деятельность. Кстати, зарубежные фирмы в местных филиалах редко напрягаются для полноценного соблюдения Закона о языке.

Иногда уже в магистратуре решают писать магистерскую на английском. Докторскую писать на нем уже обязательно. Точнее, у гуманитариев еще можно как-то саму работу писать на эстонском, но и там из-за проведения международной научной деятельности (конференции, публикаций и т.д.) на английском непросто широко распространять свои научные идеи с применением эстонского языка.

Специфические моменты современного высшего образования

Когда впервые оказался на полноценной научной конференции по энергетике в Венгрии, то главной неожиданностью стало полное отсутствие англичан и американцев. Прошел полный цикл предъявления и согласования первой публикации. Узнал, что полноценной, то есть пригодной для использования в докторской по моему профилю, публикация может считаться, если ее в своей базе данных опубликует IEEE (Международный институт инжиниринга в области энергетики и электроники).

Совсем все стало непонятно. Оказалось, что у североамериканцев все хитро - они с удовольствием публикуют чужие идеи у себя, но не торопятся делиться собственными, стараясь выжать из них максимальную коммерческую выгоду. Изредка сотрудники ведущих исследовательских центров США что-то публикуют в IEEE, но без большого энтузиазма.

За всем этим стоит совсем интересная проблема. Объем фундаментальной науки сильно сократился, но в противовес ей развились новые технологии. Публикации о них - уже, по сути, коммерческая тайна. Поэтому современная система диссертаций изживает себя. Чем дальше, тем меньше в ней креатива и много специфической бюрократии.

Изрядное время занимает ожидания мнения рецензентов (в сумме год-полтора). Весь смысл нынешнего рецензирования - избежать плагиата, и не дать ход откровенно странным публикациям. Но выполнив эти цели, невозможно помешать опубликовать бесполезную банальщину, формально не нарушающую правил.

Мы все учились понемногу

Но самая серьезная проблема на стыке науки и образования - личность преподавателей и их ограниченный опыт практической деятельности. Современная диссертационная деятельность частично превратилась в очередной этап обучения, когда после защиты вчерашние докторанты начинают учить магистрантов, которые после бакалавриата не сразу поступили в магистратуру.

Многие из них старше самих преподавателей, так как часть жизни «неразумно» потратили на практическую деятельность. Со знанием жизни и практических особенностей выбранной сферы деятельности у магистрантов лучше, чем у преподавателей. Кто кому более полезен?

Если видите преподавателя с PhD, то имейте в виду, что иметь научную степень возможно уже в 29-32 года, если заниматься только учебой и диссертацией. Если человеку, к примеру, 34 года, то он едва освоил процесс преподавания, периодически прерываемый научной деятельностью, и будь он хоть семь пядей во лбу, соединить это с полноценной практической деятельностью нереально. А, значит, ценность его преподавания относительна.

Откуда дует разрушительный ветер

Как всегда, виновны бюрократы. Правила обучения в докторантуре содержат много умного о необходимости темы диссертации с практической ценностью. Совсем красиво выглядит, что необходимо к моменту защиты докторанту необходимо стать видным специалистом в своей отрасли. Но нетрудно догадаться, что реальность очень далека от этого.

Ведь руководить актуальной, практически ценной диссертацией, после которой защитившийся PhD подтвердил бы звание видного специалиста, должен руководитель, который на еще более высоком уровне. Угадайте, многие ли этому соответствуют? На практике судьба диссертации на 80% зависит от авторитета и должностного положения руководителя диссертации.

Административно и научно авторитетный руководитель может легко решить все проблемы и с публикациями, и с защитой. Какова вероятность, что он сможет нечто практически полезное дать руководимому?

Решение проблем известно

Немцы несколько веков назад придумали нынешнюю, базирующуюся на уважении стажа и должностного положения преподавателей консервативную систему управления научной деятельностью. Они же первые начали эксперименты, постепенно аннигилирующие устаревшую организацию науки.

Еще в советское время какое-то время была возможность получать кандидатскую степень с формулировкой «по совокупности результатов научной деятельности» и «в связи большой ценностью работ соискателя». Это предусматривало минимальную бюрократию, и такой возможностью начали злоупотреблять начальники от науки. Сейчас именно немецкие вузы широко развивают этот вариант научной деятельности.

По-настоящему полезный и опытный профессор может посоветовать диссертанту умную, прорывную тему. И те же обязательные три публикации могут быть отчетом о практически полезных исследованиях в одном направлении. Имеющий практический опыт докторант и сам может найти такие темы и останется лишь минимальная бюрократия по описанию проведенных исследований.

Чем дальше, тем больше тех, кто занимается актуальными научными исследованиями и минимально отвлекается на бюрократию. Хитрые студенты в Эстонии заканчивают бакалавриат, магистратуру в Германии и там же становятся PhD. Быстро, с минимальной бюрократией, и на тему заранее интегрированную для будущей практической деятельности.

Полноценная адаптация докторантуры к современным реалиям сделает ее на порядок дешевле, что решает и бюджетные проблемы, делает притягательным для молодежи учебный процесс. А многократно уменьшенное оформительство сделает не очень важным, на каком языке все происходит.