Редактор дня
(+372) 666 2304
Cообщи

Психолог после трагических случаев с подростками: причинить себе вред – это как «зайти с козырей»

В конце апреля в новостях о жизни в Эстонии заметное место заняли инциденты с тяжелыми последствиями с участием подростков. О том, как не прозевать признаки появления у подростков как саморазрушительных, так и других негативных настроений, и как действовать, когда эти признаки уже замечены, в студии Postimees размышлял психолог Никита Григорьев.

Выдержки из беседы:

- Причиной тяжелого эмоционального состояния подростка не всегда ведь бывает травля, наверное, это может быть и безответная любовь или, допустим, переживания из-за того, что твоя семья беднее семей твоих друзей, и это заметить труднее, чем травлю. Что, с точки зрения психолога, может быть в таких случаях для родителей и педагогов серьезным сигналом о том, что подросток оказался в большой беде?

- С подростками на самом деле есть такая проблема, что у них происходит гормональная перестройка, которая сопряжена и со скачками настроения, и с замкнутостью, и так далее.

Поэтому сложно бывает опираться на какие-то внешние факторы, потому что в переходном возрасте подростки в принципе очень эмоционально нестабильны. Это как бы биологическая норма.

Никита Григорьев. Фрагмент передачи.
Никита Григорьев. Фрагмент передачи. Фото: Константин Седнев

Но по-настоящему важно обращать внимание на резкие изменения. Например, когда ребенок резко перестает заниматься тем, что ему нравится. Резко перестает общаться, или становится раздражительным. То есть важны именно резкие перемены. Это первое, хотя нужно понимать, что и все это тоже может быть связано именно с гормональной перестройкой.

И с другой стороны, нужно обращать внимание на то, если такие вещи происходят постоянно и если ребенок уходит в эти свои настроения на две недели и даже больше. Это может быть поводом для того, чтобы задуматься и попытаться более серьезно поговорить. Потому что даже несмотря на эти скачки настроения, человек все-таки должен иногда, так сказать, выныривать в нормальное расположение духа.

Фрагмент передачи.
Фрагмент передачи. Фото: Константин Седнев

- Предположим, если родители или педагоги наталкиваются на подтверждения того, что подросток интересуется суицидальной тематикой, посещает какие-то форумы или состоит в каких-то группах в соцсетях, как нужно действовать? Нет ли риска слишком грубым вмешательством спровоцировать у подростка более острый интерес к тому, чем он пока что на самом деле интересуется довольно «невинно», примерно как какой-то субкультурой?

- Я выскажусь, быть может, резко, но ребенок до 18 лет принадлежит родителям. Родители несут за него полную ответственность. Но идея тут в том, чтобы не использовать доминантно эту позицию, а, скорее, оказывать поддержку.

Никита Григорьев. Фрагмент передачи.
Никита Григорьев. Фрагмент передачи. Фото: Константин Седнев

Да, важно смотреть, чем там дети занимаются, что они смотрят в интернете. Но даже если вы заметили что-то опасное, то лучше просто поговорить, спросить, и показать, что мы волнуемся, а не вести себя так, что мы там вот что-то заметили и ты виноват. Надо показать, что мы заметили, мы волнуемся, и ты нам теперь помоги, объясни, что у тебя там не так происходит, и, возможно, тогда мы сможем тебе помочь.

Фрагмент передачи.
Фрагмент передачи. Фото: Константин Седнев

- Если все-таки говорить о травле, как нужно действовать педагогам, родителям, чтобы помочь подростку в ситуации, когда ему, возможно, кажется, что огласка тех издевательств, которым он подвергается, принесет ему больше мук, чем сами эти издевательства? Какие общие советы психологи дают родителям в ситуациях, когда родителям определенно ясно, что их ребенок сталкивается с травлей, но сам он категорически отказывается это признать?

- Есть такая фраза: «Поздно пить Боржоми, когда почки отказали». Если подросток боится об этом говорить, это означает, что он боится, что ему не помогут. И что будет еще хуже. И действительно, так часто бывает, что родители заняты и работой, и за новостями надо следить, и за собой, за своим здоровьем, и развлекаться нужно.

То есть у родителей не всегда есть время заниматься вот этой эмоциональной жизнью ребенка. И часто дети чувствуют себя немножко брошенными. Но это не означает, что у них там прямо травма, нет, они сидят в интернете, в соцсетях, у них там друзья, и те люди, которым они доверяют, они именно в интернете.

И они скорее поделятся чем-то тоже в том самом интернете. И если в семье растет подросток и есть понимание, что проблемы могут возникнуть, то идея в том, чтобы в семье уже был хороший уровень доверия, чтобы о всем можно было нормально поговорить.

Никита Григорьев. Фрагмент передачи.
Никита Григорьев. Фрагмент передачи. Фото: Константин Седнев

И тут опять лучше помогает не какая-то доминантная позиция, когда говорится, мол, давай, выкладывай все как есть. В этом случае ребенок, напротив, будет только сильнее закрываться.

Мне очень нравится термин «эмоциональная доступность». Родители дают понять: нам кажется, что что-то не так, мы волнуемся, и если тебе что-то нужно, ты можешь говорить. Не должно быть такого: ах не хочешь говорить, ну так больше и не приходи. А именно так некоторые родители поступают.

Должна быть именно эмоциональная доступность. И также помогает, когда родители сами оказываются в состоянии поделиться чем-то проблемным или сокровенным. Когда они своим примером могут показать ребенку, что у нас в семье так можно.

Фрагмент передачи.
Фрагмент передачи. Фото: Postimees

- Часто ли психологи сейчас вынуждены сталкиваться с такой проблемой как селфхарм, склонностью к нанесению себе ран? Чаще ли это действительно непреодолимая тяга к такому поведению, или, возможно, порой это тоже субкультура, «дань моде», повод хвастаться порезами как пирсингом или тату? И, самое главное, может ли такая склонность быть признаком того, что подросток однажды захочет навредить себе уже «непоправимее»?

- Действительно, я довольно часто сталкиваюсь с проблемой селфхарма. Да, порой это похоже на «дань моде», но и в этих случаях все равно нужно понимать, откуда ноги растут.

Очень часто это симптом того, что у ребенка с родителями отсутствует эмоциональная связь. Мы все - социальные существа, и нам всем нужно чувствовать эмпатию к себе. Чувствовать, что мы нужны, что о нас заботятся.

И когда у папы и у мамы все разговоры сводятся к учебе или к тому, убрано ли в комнате, то есть когда это только критика, и подросток понимает, что когда ему плохо, и он даже попросив не получит эту эмпатию… Тогда его мозг делает ход конем.

Обычно это происходит подсознательно, то есть люди сами не слышат этих мыслей. Это не происходит так, что они приняли это решение осознанно. Но по сути ведь наш мозг - это результат нашего жизненного опыта.

Никита Григорьев. Фрагмент передачи.
Никита Григорьев. Фрагмент передачи. Фото: Константин Седнев

В первый день нашей жизни мы обкакались и заплакали, тут же прибежала мама и взяла на ручки, и мозг поставил галочку: когда мне плохо, потом мне становится хорошо. Потом у нас бывает температура, мама трогает лобик и нас не отправляют в школу. Потом мы разбиваем коленку и нас все жалеют.

И вот эта позиция беспомощности, «мне плохо», она становится своего рода козырной картой. И когда мозг абсолютно не понимает, а как мне от этих людей получить эмпатию, любовь, заботу, когда мы тут все уже рассорились… Тогда мозг говорит, ага, мне же должно быть плохо, и человек начинает себе говорить: а чего-то мне нравится боль. Подростки начинают причинять себе порезы, и вот увидев, наконец, испуганные глаза мамы…

- Это начинает для них работать как наркотик?

- На самом деле, да, в буквальном смысле. За это все наш мозг награждает нас дофамином, и если что-то дало дофамин, мозг говорит, остальное мне не важно, моя задача - получать дофамин.

Так что да, это проблема, но важно понимать, что это не проблема ребенка, с которым что-то не так, это проблема коммуникации родителей с ребенком.

Фрагмент передачи.
Фрагмент передачи. Фото: Константин Седнев

И вот в таких ситуациях, когда родители звонят психологу и говорят, давайте приведем к вам дочку, она там ручки начала себе резать… Я всем в таких случаях говорю: оставляйте ребенка дома, приходите сами. Потому что именно родитель - лучший психолог для ребенка. Родитель должен понимать, что происходит, как общаться, он должен уметь управлять не только жизнью ребенка, но и своими настроениями, чтобы поддерживать эту коммуникацию, этот контакт.

Чтобы не было такого, что когда возникают проблемы, мы впопыхах бежим и ищем нужные техники. Потому что эти техники выстраиваются долго. Это как идти на соревнования, и за день до соревнований сказать: ой, мне же в спортзал надо. Но на самом деле в спортзале надо было целый год заниматься, чтобы показать на соревнованиях хороший результат.

Смотрите в записи полную версию беседы!

Комментарии
Наверх