«Будет архисложно»: директор Русского театра – о названии «Сюдалинна» и грядущих увольнениях

Русский театр утвердил новое название – Театр Сюдалинна. Как принималось решение? Что ждет театр после смены вывески? Во что выльется сокращение бюджета на 15%?​

На вопросы Rus.postimees ответила в прямом эфире директор Русского театра Анне-Лий Пяйв, побывавшая сегодня в нашей студии. 

Фрагмент беседы:

– Сегодня было озвучено, что Русскому театру предстоит сократить свой бюджет на 15%. Насколько это болезненное для вас решение? Во что это может вылиться?

– Это очень болезненное решение. Оно абсолютно не соответствует нашим ожиданиям. Конечно, было бы намного хуже, если бы нам озвучили цифру в 25%. Но тем не менее, для Русского театра сокращение бюджета на 15% – это очень серьезный урон.

Бюджет будет урезан с начала следующего года, но реальные сокращения (уведомление сотрудников – прим. ред.) должны начаться уже сейчас. В нашем театре работают люди, которые в нем родились, возраст которых 70+. Это единственное их место работы.

И что ж тут греха таить? Если их сокращать, то уведомление об этом нужно выслать как минимум за три месяца до того, как человек лишится работы. Сегодня ни я, ни худрук Дмитрий Петренко не готовы это никак комментировать. Столь серьезный момент нужно тщательно продумать.

– Тем не менее, сокращения неизбежны?

– К огромному сожалению, это действительно неизбежность. Условно говоря, нас хотят приравнять, то есть финансировать в таком же объеме, как, например, театры Эндла, Раквере или Угала, у которых финансирование ранее значительно уступало по сумме Русскому театру. Однако хочется все-таки сказать, что мы уникальны. Уникальны в том смысле, что у нас намного шире и зрительская аудитория, и те, кому мы должны быть интересны: от самых малышей до людей преклонного возраста.

– Каково ваше финансирование на данный момент? С какими культурными учреждениями сравним этот уровень?

– Финансирование Эстонского драмтеатра – чуть больше, чем у нас. В этом году нам было выделено 2,5 миллиона евро. Это кажется очень солидной суммой, но нужно учитывать, что наш общий бюджет составляет 4,8 миллиона евро.

Выделенной суммы не хватает даже на покрытие фонда заработной платы, не говоря уже о том, что нужно найти средства на содержание здания театра.

Мы, правда, работаем очень хорошо. Посмотрите наши результаты. Если в 2019 году продажи от билетов составили 514 000 евро, то на 10 июня этого года – это уже более 580 000 евро. Это ведь очень солидный результат!

Однако после сокращения я никоим образом не могу обещать, что сохранится такой же результат, потому что понятно, что из репертуара будут уходить спектакли. Если мы будем сокращать актеров, у нас просто не хватит сил играть такое количество спектаклей.

Однако пока об этом говорить рано, потому что поступившая информация – еще очень свежая. И больно о ней говорить. Нужно все-таки сесть, успокоиться и принять правильные решения.

– Скоро ли будет конкретика по сокращениям? Когда ждать новостей?

– Я думаю, что к началу сезона.

– Проясните, пожалуйста, ситуацию с кредитом театра. Как он появился? Чем в текущей ситуации может для вас обернуться?

– Знаете, это очень долгая песня. Кредит на самом деле появился в 2004 году, когда руководителем театра был Марок Демьянов. Сначала была одна сумма взята, потом другая. Всё это нужно было на реновацию здания.

Основную часть кредита покрывало министерство, а сам театр платил проценты. И вот по прошествии стольких лет нам предстояла окончательная выплата по кредиту в размере 237 000 евро. И в какой-то момент выяснилось, что покрываемая министерством статья расходов на кредит именно в размере этой суммы была перенесена в графу расходов на деятельность театра.

Так на плечи театра и легла сумма в 237 000 евро. Конечно, к этому мало кто был готов. Нам пришлось сделать рефинансирование кредита на три года, что стало для театра тяжелым бременем.

– Как отразится на деятельности театра июльское повышение налога с оборота до 24%?

– Думаю, что это очень грустно, как и для всех других театров. В свете грядущих сокращений, конечно, нам будет вдвойне тяжелее, чем всем остальным.

– Какие задачи стоят перед театром в новом сезоне? На что вы делаете ставки?

– Мы делаем ставки на то, что наш умный и преданный зритель будет по-прежнему ходить в театр. Мы делаем ставки на учителей, которые приводят целые классы в наш театр. Мы делаем ставки на русскоязычные семьи, потому что в репертуаре появятся постановки, которые интересны всей семье.

Если зритель будет приходить, благодаря этому театр выживет. Если он выживет, значит, он будет жить, и, надеюсь, процветать. Конечно, в свете всех грядущих сокращений будет архитяжело.

– Реально ли избежать оттока зрителей? Наверняка, среди них найдутся те, кто скажут, что с переименованием у них отняли часть культурной памяти…

– Несмотря на то, что мы все время говорим о том, что это никоим образом не атака на русскоязычную общину, я думаю с грустью и с ужасом о том, что, наверное, часть зрителей уйдет. Уже сейчас поступают звонки и письма с угрозами о том, что «мы в этот театр больше ни ногой».

К сожалению, за угрозами нередко стоят люди, которые когда-то работали в театре. Мы не опускаемся до их уровня и не вступаем с ними в полемику. Они просто обижены. К сожалению, эти люди не пишут правду о том, почему они ушли из театра или за что их уволили.

– Театр, который 77 лет назывался «Русским», новый сезон начнет под названием «Сюдалинна». Что стояло за долгим процессом принятия решения?

– Это был относительно долгий процесс, который начался 29 апреля минувшего года. Инициатором выступил председатель совета театра Маргус Алликмаа. И тогда же было организовано публичное обсуждение этого вопроса, на которое были приглашены журналисты, блогеры, театральные критики, представители труппы, администрации, Союза театральных деятелей. Каждый мог высказать свое мнение.

Ровно через месяц, 29 мая, состоялось второе публичное обсуждение. Присутствовало еще больше народу. Кроме того, была дана возможность каждому члену нашего коллектива представить свое название. К осени поступило 25 вариантов, к декабрю их стало 56.

Такое большое количество говорит о том, что никто не остался равнодушным. Все пропустили этот процесс через себя. Потому что люди, которые связаны с нашим театром, относятся к нему как к своему собственному дому. Они дорожат театром и очень гордятся тем, что в нем работают.

– Кому принадлежит идея назвать театр «Сюдалиннаским»?

– Мы долго выбирали нейтральное название. Показалось, что «Сюдалинна» больше всего подходит.

Критика началась еще до того, как было объявлено официальное решение. Прозвучало это не совсем своевременно. Потому что критиковать и вообще выражать свое мнение можно только после того, как учреждение официально заявит об изменениях.

А когда происходит вброс информации в СМИ, и никто из журналистов, кроме «Дельфи» и «Актуальной камеры» на русском языке не обращается напрямую в театр за комментариями, – это плевок в сторону театра. Нам сделали больно в очередной раз. Театр этого не заслуживает.

– Как отреагировал коллектив?

– Крайне плохо и возмущенно. И я разделяю чувства коллектива.

Дело в том, что когда это произошло, ни меня, ни художественного руководителя не было в городе. Мы занимались приемом Рижского театра на Сааремаа. У нас проходил традиционный театральный лагерь. И очень сложно было вообще реагировать на это. Это была полная неожиданность.

– Почему отвергнута версия «Эстонский русский театр», которая когда-то серьезно обсуждалась?

– Да, это правда. Еще была версия «Эстонский русский драмтеатр», который когда-то так и назывался. Но, к сожалению, при таком раскладе возникает сбой при переводе. Слово «вене» автоматически переводится как российский театр. В соцсетях мы становимся российским театром.

Полтора года назад у театра была страница в FB с 17 тысячами подписчиков. Ее заблокировали, ошибочно приняв нас за российский театр. И все наши переписки и долгие разговоры ни к чему не привели. Нам пришлось открыть новую страницу. Это дорого и трудоемко.

– То есть одна из причин переименования – чисто технический момент?

– Абсолютно так, да.

– Останется ли театр вне политики? Исключаете ли вы влияние политики на весь процесс?

– Это очень сложный вопрос. Как и любой театр, он не может остаться вне политики, потому что политика регулирует нашу жизнь. Хотим мы этого или не хотим. Театр – зеркало жизни. Мы отражаем то, что происходит. И в своих постановках, и в своих решениях. Конечно, мы не привержены ни одной политической партии. Но тем не менее политическая обстановка, безусловно, влияет на любой театр, не только на наш.

Мы останемся театром, который играет на русском языке. Язык, который звучит со сцены, – русский язык.

– В театре успешно играют на эстонском языке «Восход богов» Эльмо Нюганена. Расширится ли эта практика? 

– Мы давно в связи с переходом на эстонский язык обучения стали играть детские спектакли на двух языках. Это пользуется невероятным спросом, чему мы искренне рады. В этом году мы поставили эксперимент: один и тот же спектакль играем на двух языках. В эстонском составе – звездные артеры. В нашем – ничем не уступающие им известные артисты. И оба спектакля очень интересны.

Мы были готовы к тому, что на русскую версию придет меньше зрителей. Это наш художественный риск! Мы развиваемся, идем дальше.

Подробнее в повторе!

Студия Postimees: что повлечет за собой смена названия? Отвечает директор театра Анне-Лий Пяйв Фото: Sander Ilvest

• Что стояло за долгим процессом переименования?
• Были ли особые мнения?
• Что может повлечь за собой смена названия?
• Просчитаны ли риски?
• Каким будет театр по содержанию?
• Что принесет экономия в бюджете?
• Как можно оценить минувший сезон?
• На что сделаны ставки в новом сезоне?