От идеологии и символов к человечности и памяти

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy
Сергей Метлев
Сергей Метлев Фото: SCANPIX

Память и уважение к своим родственникам, прошедшим войну, — это достаточно глубокое чувство, которое, на самом деле, не нуждается в памятнике, ленточках или парадах, и не место рядом с этой памятью любым символам советского режима, пишет член правления молодежного объединения «Открытая республика» Сергей Метлев.

Cмомента окончания Второй мировой войны в Европе прошло 67 лет. Эхо той страшной, полной ненависти вой­ны все еще отзывается болью в наших сердцах и продолжает разъединять жителей Эстонии.
С одной стороны — память о родственниках, сражавшихся в рядах Красной Армии, с другой — историческая правда об оккупации и репрессиях в отношении наших сограждан, совершенных советским режимом при помощи этой армии. Перед молодым поколением, которое видело только свободную Эстонию, стоит серьезная дилемма.

Что чувствуют молодые люди, у которых деды и прадеды воевали в рядах Красной Армии, следя за нестихающими в СМИ спорами об освободителях и оккупантах? Думаю, что их одолевают смешанные чувства: иногда гордость, иногда боль и гнев, а потом сомнения.

Дискуссия подогревается непростым историческим опытом, ведь жители Эстонии пережили три оккупации (1940, 1941 и 1944 годы) и две депортации (1940 и 1949 годы). В течение 50 лет национальная культурная идентичность последовательно и целенаправленно перерабатывалась в общесоюзную советскую ментальность.

Солдат Красной Армии для многих жителей Эстонии превратился в символ страданий, поскольку именно с ним в Эстонию в 1939 году пришла весть о скором конце независимости и именно ему был дан приказ ее ликвидировать.

В 1944-м­ этот солдат вернулся, он освободил землю от гитлеровской армии, но в то же время остался здесь как хозяин. Местным жителям лишь пришлось заменить портрет одного диктатора на портрет другого, сжечь один чужой флаг и вывесить другой чужой флаг. 

Молодые эстонцы воспринимают собирательный образ этого солдата как негативный символ на уровне коллективной памяти народа, но пожилые еще помнят события тех лет.

Майу Меревоо вспоминает, как 17 ноября 1945 года к ним в дом ворвались два человека и начали кричать на мать. «Я сидела и смотрела, как один мужчина вытащил ящик из стола, вытряс все из него и растоптал.

Я стала просить Бога, чтобы маму не забрали. (…) Один из мужчин ударил маму сумкой по лицу. И маму забрали» (сборник воспоминаний «Советская школа и ученик», 2006). Женщине дали пять лет лагерей, за то, что она была членом эстонской организации Naiskodukaitse.

Внук ветерана наверняка должен испытывать некоторое внут­реннее противоречие. В его семье, сколько он себя помнит, говорили о военных подвигах деда, о том, как он освобождал Эстонию от фашизма. А теперь его почему-то называют оккупантом.

У внука ветерана другой собирательный образ солдата Красной Армии — противоположный вышеописанному и, как правило, сильно идеализированный и мифологизированный. Однобокость инфополя создает условия для переплетения и соединения советской идеологии и советских символов с памятью о родном человеке, который по воле судьбы оказался на фронте.

Один из самых больших мифов — это лозунги, с которыми люди якобы шли в атаку. Вот мнение Анатолия Черняева, фронтовика, который в 1986-1991 годах был помощником Михаила Горбачева: «Атака — это шок. Человек психологически меняется совершенно.

Вообще ничего не понимает и не чувствует. (...) Не до товарища Сталина ему. Он матушку свою не вспоминает. (...) Да если человек в атаке чего и орал, так это был сплошной мат. Никто не кричал в атаке: «За Родину! За Сталина!» Это пропагандистская ложь. Любой честный фронтовик подтвердит» («Новая газета», 12.04.2010).

У каждого человека есть право на память. Мирные собрания ветеранов не нужно запрещать или относиться к ним негативно, как это делают некоторые горячие головы. Если общественный порядок не нарушается, то пусть пожилые люди со своими друзьями и родственниками спокойно собираются на Синимяэ и у Бронзового солдата. Думаю, что эти люди заслужили это права вне зависимости от их военного мундира.

Однако, к сожалению, традиция помпезного празднования 9 мая отвлекает людей от необходимости прислушиваться к урокам истории. Эстонский писатель Андрус Кивиряхк хорошо подметил, что это похоже на религию, ведь люди верующие не допускают и мысли о том, что Бог может быть неидеален.

Но в нашем случае речь идет все-таки о грешных людях, а не богах, и в статус религии эти празднования были возведены советским режимом.

Используя весь набор инструментов пропаганды, советские идеологи укоренили в массовом сознании идею преклонения перед подвигом советского солдата в неразрывной связи с образами вождей, режимом и символами. Так, например, родился миф о лозунге «За Родину! За Сталина!». Во многом власти современной России используют те же приемы.

Возмутительно, когда в этом году на Военном кладбище в Таллинне 9 мая людям, пришедшим возложить цветы, раздавали листовки, в которых увеличение расходов Эстонии на оборону сравнивали с наращиванием мощи Вермахта в 1930-х годах (Delfi, 9.05).

В последнее время развернулась дискуссия, а не стоит ли представителям власти возлагать венки и к Бронзовому солдату? В принципе, проблем с этим быть не должно. На кладбище, где покоятся многие солдаты разных национальностей, этот памятник стал символизировать всех жертв войны.

Однако до тех пор пока 9 мая у Бронзового солдата будет идти провокационная агитация и экспонироваться тоталитарная символика, я лично не вижу возможности для первых лиц Эстонии посетить в памятный день это место.

Если у Бронзового солдата, как написал политолог Райво Ветик в Postimees (21.05), зарождается некое русское гражданское общество (сбор подписей, а также шагающие торжественным маршем и агитирующие «молодые соотечественники»), то оно должно, для начала, уяснить правила поведения на кладбище и, желательно, осознать, что оно находится на территории независимого государства.

Если исходить из общечеловеческих ценностей, то в войнах победителей быть не может, поскольку погибли миллионы невинных людей. А значит, проиграли все. Одно зло победило другое зло, а люди — солдаты — оказались инструментом в руках тиранов, хотя, конечно, были и те, кто сознательно шел на преступления.

С учетом всего сказанного, 9 мая должен быть днем памяти и примирения, как об этом говорится в резолюции ООН, посвященной окончанию Второй мировой войны (22.11.2004).
Надо сказать «нет» идеологии и режиму со всей его атрибутикой и сохранить память о родных людях чистой и светлой. Иначе кто мы, если не рабы темной стороны прошлого?

Именно эта темная сторона заставляет кого-то отрицать такие факты, как оккупация Эстонии или осквернение памяти павших при проведении политических акций у памятника.

Память и уважение к своим родственникам, прошедшим вой­ну, — это достаточно глубокое чувство, которое, на самом деле, не нуждается в памятнике, ленточках или парадах, и не место рядом с этой памятью любым символам советского режима.

Молодое поколение могло бы опровергнуть мнение, что история учит лишь тому, что она ни о чем не учит, надо быть гуманис­тами и помнить человека, а не символы. Идеология и символы пусть останутся пылиться в музеях — там им место, а память и понимание трагической истории пусть останутся с нами.

Ключевые слова

Наверх