Елена Скульская: отец мне был учителем

Писатель Григорий Михайлович Скульский. Фото сделано в 1975 году. Фото: Частный архив

9 октября исполняется 100 лет со дня рождения писателя Григория   Михайловича Скульского. Сегодня в ЦРК состоится посвященное ему представление «Театральный романс».

Накануне юбилея отца писатель Елена Скульская рассказала о том, какую роль он сыграл в ее жизни, что их разделяло и соединяло и как она теперь оценивает его творчество.

Столетний юбилей известного писателя — знаменательное событие. Как вы, дочь и тоже литератор, намерены его отметить?

Через год или два после смерти отца актер, режиссер и композитор Эдаурд Томан вместе с Евгением Власовым, исполнявшим на сцене Русского театра главные роли в спектак­лях по пьесам отца, инсценировал один из папиных рассказов, написал песни на стихи героев этого рассказа. Это небольшое представление было подарком мне и всем, кому дорога память о Григории Михайловиче.

Когда прошло десять лет после смерти отца, мы с Томаном приурочили к этой дате инсценировку по моему роману «Однокрылый рояль». Теперь, когда миновало уже 25 лет, как с нами нет папы, мы решили продолжить традицию литературных чтений. И подготовили представление, которое назвали «Теат­ральный романс». Эдуард Томан выступает как режиссер, актер, композитор, музыкант, а я — как автор текстов.

Вы говорите о годовщинах смерти вашего отца. Но ведь сейчас отмечается столетие со дня его рождения.

Просто даты ухода папы для меня тоже важны. А это наше представление, конечно же, посвящено юбилейной годовщине его рождения. И поэтому в «Театральном романсе» есть место и улыбке, иронии.

Само название настраивает на такой лад. Делая акцент на букве «с», вы как бы дистанцируетесь от булгаковского «Театрального романа», а на самом деле только напоминаете о нем. О чем ваше произведение?

Наш «Театральный романс» — это незлое, ироническое представление, отражающее, как мне кажется, те чувства, которые испытывают люди, знающие закулисье театра. Мне довелось довольно долго работать в театре, в результате я написала серию коротких новелл о театральной жизни. Почти все они опубликованы в Москве и Петербурге.

Вот по этим новеллам мы и сделали представление. Кроме того, Томан написал несколько песен на мои стихи разных лет.

А ваш отец знал закулисье театра?

И даже как-то стал жертвой театральных нравов. Однажды на премьере одного из своих спектаклей он попросил капельдинера преподнести актрисе, игравшей главную роль, корзину роскошных цветов с запиской: «Асе Бедрединовой — Алисе Коонен (известная русская актриса первой половины ХХ века. — Ред.) нашего театра».

В итоге актрисе поднесли корзину, в которой была только надежно прикрученная проволокой записка и обрывки лепестков. Коллеги артистки не могли смириться с тем, что ей, а не им адресованы эти роскошные цветы, и растащили их. Отец чуть не сгорел от стыда…

Да, он писал пьесы. Одна из них, «Настоящая женщина», написанная в конце 50-х годов, шла в ста театрах страны. Он не придавал большого значения этой стороне своего творчества.

Как-то он со снисходительной улыбкой и иронией рассказал об одном молодом авторе, который признался ему восторженно: «Нет большего счастья, чем слышать, как актеры произносят именно тобой написанные слова, а зрители потом хлопают и кричат «Браво!» Хотя я лично больше согласна с этим молодым автором.

На самом деле Григорий Скульский известен прежде всего как писатель-фронтовик, автор военной прозы.

Да, конечно. Он принадлежал к той когорте писателей-фронтовиков, которые составляют важный пласт в истории русской литературы. Мне кажется, писатели этого поколения и этой судьбы не до конца оценены, а сегодня о них и вовсе забывают. А между тем, рассказы эти, в том числе отцовские, хочется перечитывать, думать над ними.

Со многими из этих писателей отец пронес дружбу через всю жизнь. Они бывали у нас дома — Борщаговский, Хелемский, Кондратьев… Я слушала их рассказы о войне, в том числе такое, что предавать бумаге они не хотели. Считали, что не всю правду о войне надо описывать.

Какую, например?

Отец рассказывал, как в освобожденных от немцев деревнях первым делом вешали на деревьях местных полицаев, и прямо под висящими трупами начиналось веселье… У него был целый цикл подобных рукописей, и отец долго думал, стоит ли писать такие рассказы, но не стал.

И все же у Григория Михайловича были произведения, отражающие не самую парадную сторону войны. Например, рассказ «Тик-так» — о том, как проштрафившегося солдата послали на передовую искупать вину кровью, он спас комбата от смерти, а тот, уличив своего спасителя в мародерстве, отправил его на расстрел.

Да, были и такие рассказы у отца и его коллег. И все же до определенной черты, которую они переступать не хотели.

Григорий Михайлович попал на войну уже взрослым человеком.

Да, в 29 лет. И прошел всю вой­ну военным корреспондентом. Через Сталинградскую и Курскую битвы прошел. Имел боевые награды и ранения. Писал заметки в дивизионную газету, и уже тогда делал наброски будущих рассказов.

В 1941-м отец ушел на фронт добровольцем. К этому времени он окончил филфак университета, аспирантуру философского факультета, заведовал отделом в украинском литературном журнале, писал неплохие стихи и издал книгу критики на украинском языке.

Отец родился в Миргороде Полтавской области, учился и работал в Киеве. Оттуда и ушел на войну.
Многие шли добровольцами, в том числе его коллеги-литераторы. Рвались в бой, писали патриотические стихи. А при первой же бомбежке, вспоминал отец, цепенели от страха. Многие сбегали в тыл. Отец не осуждал таких, относился с пониманием.

А сам не цепенел от страха?

Страх отцу был неведом, и объяснял он это особенностями организма. Скажем, когда начиналась бомбежка, а делать особо нечего, его клонило ко сну. Про отца даже такую частушку сочинили: «Налетает «Мессершмитт», / Он стреляет и шумит, / Т олько Скульский сибарит / Преспокойно ест и спит».

Как и когда Григорий Михайлович оказался в Таллинне?

В конце войны отец находился после ранения на излечении в Финляндии. Оттуда его направили сюда. Какое-то время они с мамой — она тоже с Украины — думали вернуться в Киев, но так и остались в Таллинне.

С чего началась здесь его литературная деятельность?

С романов «В дальней гавани» и «Белые скалы», написанных в соавторстве с Леонидом Зай­цевым.

Тут такая предыстория. Ранее отца, работавшего во флотской газете, объявили безродным космополитом в рамках развернутой тогда кампании. Как следствие — запрет публиковаться. Тут к отцу приходит Зайцев, фронтовик с Дальнего Востока, служивший в ДОФе, с предложением написать совместно роман о послевоенных буднях военных моряков под его, Зай­цева, фамилией, а гонораром он честно поделится. Или даже весь отдаст, лишь бы стать писателем.

Отец отказался. К чести Зайцева, тот добился, чтобы разрешили указать и фамилию Скульского.
Так появились эти два романа, имевшие оглушительный успех. Они были напечатаны в «Роман-газете», выходившей миллионными тиражами.

По первому потом и фильм «Командир корабля» сняли. Но я считаю, что как писатель отец состоялся позже. Сам он тоже не особо ценил эти творения. К 70-летию отца был издан двухтомник его произведений пусть не миллионным, но достаточно большим тиражом, который разошелся за два часа. И это была совсем другая литература.

Как бы вы ее охарактеризовали?

У отцовских произведений много достоинств. Им свойственна ярко выраженная сюжетность, что для современной литературы не очень характерно. Мудрость приятия жизни, уважение к жизни, любовь к жизни, к людям, что тоже уходит из нынешней литературы.

Отец делил всю литературу на ту, которая создает пространство реальной жизни, и ту, которая тщится это делать, но не может. Он и сам любил жизнь и людей.

Стилистику бытия нашей семьи определяло слово «долг». Это исходило от мамы, которая всю жизнь работала на фанерно-мебельной фабрике, в цеху строганого шпона, а затем в зеркальном.

Отец тактично принимал эту стилистику, но сам относился к жизни теплее, мягче. Он обожал ездить в поездах и общаться с попутчиками, а особенно слушать их. Более внимательного и благодарного слушателя я не встречала. Любил выступать в клубах, на заводах и фабриках. И все эти наблюдения делал глазами и ушами писателя.

Ему было интересно общаться даже с моими одноклассниками, когда они ко мне приходили. Папа сам был равноправным членом нашей компании. И в результате написал пьесу о нашем 9-м классе «Спотыкаясь о звезды» — это строчка из моего детского стихотворения. Премьера спектакля состоялась в 1968 году в рижском ТЮЗе в постановке Адольфа Шапиро, который хорошо известен эстонским любителям театра по его работам в Таллинне.

Сочинения отца близки вам?

Эстетически, применительно к литературе мы с отцом были абсолютно разными людьми. Мне, например, Достоевский гораздо интереснее Толстого, папа, наоборот, предпочитал Толстого. Неделями мы могли спорить с томиками «своего» писателя в руках, но в конце концов за рюмкой коньяка с сигаретой находили какие-то точки соприкосновения.

Он был советским писателем, а мне советская литература, при всех ее достоинствах, не близка. Я сюрреалист, может, даже абсурдист. Это нормально, ведь каждый пишет, как он дышит. Поэтому разница во взглядах не мешала нам высказывать суждения о творчестве друг друга. Правда, иногда папа сочувствовал мне — дескать, если бы не эти непонятности в тексте, могла бы иметь хотя бы 15-20 читателей, а так их будет только восемь.

Более двадцати лет назад вы написали книжку об отце «В пересчете на боль». Значит, он все же оказал на вас определенное влияние.

Огромное! Отец был превосходным учителем литературы, зная ее в тысячу раз лучше меня. Мне было пять-семь лет, когда он блистательно читал мне поэтов серебряного века — Пастернака, Цветаеву, Гумилева, Ахматову.

Болея, а чаще притворяясь больной, я много времени проводила дома, а папа, как человек свободной профессии, сидел со мной и открывал новые страницы литературы. В университете, допустим, предстоял мне экзамен по западноевропейской литературе XVIII века. Я показывала отцу список литературы, и он говорил: «Ну, слушай!» И без всякой подготовки рассказывал о жизни и творчестве западноевропейских писателей XVIII века…

Отец учил профессионально относиться к своему делу, был прекрасным советчиком по разным вопросам. Если эстетически мы во взглядах расходились, то этически всегда совпадали. Когда, скажем, он говорил, что я поступила некрасиво, то оправдываться мне и в голову не приходило: если папа так сказал — значит, так и есть.

В упомянутой книжке вскользь сказано, что Григорий Михайлович отказался от Сталинской премии.

Не от самой премии, а от выдвижения на нее. Лукавством с моей стороны было бы утверждать, что отец отважно отказался от премии, потому что она носила имя Сталина. Нет таких свидетельств. Сам отец рассказывал — просто не захотел и все.

Хотели выдвинуть за те два романа, которые, как мы уже говорили, он не считал большим достижением. К тому же написаны они были с соавтором не по своей воле. Поэтому, наверное.

А каково было его отношение к Сталину?

С самого начала отец понимал сущность репрессий, поэтому «врагов народа» не клеймил. Когда в период травли Пастернака велено было осудить его и в эстонской писательской организации, и на собрании дошла очередь до отца, он просто стал читать стихи Пас­тернака. Но в верности курса партии в целом не сомневался, сам вступил в нее на фронте. Осознать, что ими правит монстр, что этот монстр по имени Сталин ничем не отличается от Гитлера, а коммунизм сравним с фашизмом — нет, конечно. А если бы кто предложил такое сравнение, отец был бы оскорблен.

Тем не менее, в своей книжке вы назвали своего отца-коммуниста настоящим демократом.

Он же не был упертым коммунистом. У нас в доме перебывало множество диссидентов разного рода. Он не принимал их позицию, но признавал, что она тоже имеет право на существование. Кстати, когда я работала в главной партийной газете республики, и мне предложили повышение в должности, с условием вступления в партию, именно отец посоветовал не вступать.

Григорий Михайлович умер в 1987 году, когда уже началась перестройка. Как он ее принял?

Отец не мог смириться с тем, что рушилось все то, чему он всю жизнь служил. И ликовал, что рушится та несвобода, в которой он всю жизнь прожил.

Свою книжку об отце вы начали с того, как он умер. Играя в шахматы...

У него было две спортивных страсти — футбол и шахматы. Когда по телевизору шел футбол, в его комнате лучше было не показываться. И шахматы. Не упускал возможности сыграть партию-другую. Вот и в тот летний день… Провел рукой по левой стороне груди.

Протянутую ладонь с лекарством отстранил: «Подождите, доиграем»… Любил ухаживать за женщинами и умел делать это, как никто. Говорил, что у женщин отчества нет. Все они были для него Светочки, Танечки, Любочки. Мама до конца жизни ревновала. Даже в день смерти за кем-то ухаживал.

Наверное, и писал легко?

Нет, не сказала бы. Небольшие статьи, редактуру — да, делал быстро. Иное дело — крупные вещи. Мог выкурить три пачки сигарет, а написать треть страницы. Но работал каждый день.

Эстонский союз писателей как-то отмечает 100-летие со дня рождения заслуженного писателя Эстонской ССР?

Сейчас жизнь такая, что если сам не организуешь, то ничего не будет. Нет теперь потребности поддерживать друг друга. Что могла сделать — то сделала.

Может, лучшим подарком к 100-летию писателя стало бы переиздание его произведений?

Мне недавно звонили из одного патриотического издания, предложили переиздать те два давних романа — образцы сталинской литературы. Я отказалась. Вот если бы у меня была возможность самой составить томик произведений отца и издать… Уверена, эта книга и сегодня нашла бы своего читателя.

cv

Григорий Скульский (1912-1987)

• Родился в 1912 году в Миргороде Полтавской области.

• В 1937 году окончил факультет языка и литературы Киевского государственного пединститута. Учительствовал в средней школе. Закончил аспирантуру при Киевском университете, сотрудничал в украинских изданиях.

• В годы войны работал военным коррес­пондентом армейской печати. Был редактором дивизионной газеты. За боевые заслуги награжден орденом Отечест­венной войны второй степени, орденом Красной Звезды и медалями.

• Начал писать в 1933 году, печататься — в 1936 году.

• Представление «Театральный романс», посвященное 100-летию со дня рождения Григория Скульского, состоится 9 октября в 19.00 в Центре русской культуры.